- Сообщения
- 129
- Реакции
- 383
Глава I. Право неожиданности
Выпал последний осенний дождь, когда Вамир Аранай направлялся по крутой, окружной дороге, ведущей к его поместью. Он выехал из Тейкхоса поздним днем - строго говоря, слишком поздним для полной безопасности под грозным небом - но, тем не менее, хорошо провел время на влажных дорогах Плойо. Когда погас последний тусклый дневной свет, он зажег свой фонарь c жирной сальной свечей и продолжил свой путь, хоть и медленнее. Крутая дорога вела его вдоль холмистого нагорья, которое в народе обозвали Грифоньим хребтом. Хоть сами грифоны там не водились, наверное, ещё со времен палеогена, одного только их упоминания хватало, чтобы пастухи со скотом паслись на другой стороне лощины.
Вот уже третью зиму подряд Вамир ходил этой тропой из родного Тэйкхоса до своего поместья, что в двух днях дороги от города. Вернее, поместье принадлежало семье его молодой супруги Паветты, сам он происходил из незнатного рода мещан, что вот уже второе поколение держали монополию на торговлю камнем в Плойо. Удачный, - пускай и не совсем счастливый, - брак с баронской дочерью хоть и не приумножит наследства, однако обеспечит если не его самого, то его детей благородной фамилией.
Побочная ветка - побочной ветки дома Агриос стремительно увядала, её единственный представитель в лице зятя Вамира - Орист, был уже немолод, тонул в долгах, а главное не имел сыновей. И тут Вамир так удачно появился на пороге его дома, предлагая свою руку, сердце и звонкий мешок лихкульт в обмен на единственную дочь барона. Сделка века свела его с очаровательной бледнолицей молчуньей по имени Паветта и всего спустя два года с бракосочетания на свет появилась их первая дочь - Хейзел.
Но мысли о родных, согревавшие Вамира в столь поздний час, нарушились, когда слева от него, со стороны оврага, послышался протяжный вой. Он дернул поводьями и задрал фонарь над головой, как тут же вой оборвался, будто бы свет спугнул зверя. Кобыла резко вздернула головой, где-то из-за кустов послышался шорох и рука Вамира невольно потянулась к кинжалу, что висел у него за поясом. Вокруг лишь темная лощина и ни одной живой души ещё в девяти верстах отсюда. Какой-то неведомый, почти инстинктивный страх сковал его, он вытер оспарину со лба и в панике уже хотел дать деру, как вдруг что-то с огромной силой врезалось в коня сбоку. Лошадь заржала и вместе с Вамиром повалилась в овраг. Кобыла всем весом свалилась на него, придавив ему левую ногу. Вамир завыл от резкой боли, но его крик перебил чей-то нечеловеческий вопль. Он задрал голову и в свете фонаря увидел над собой чудовищную картину. Почти под два метра ростом с грязно-коричневой шерстью - разъяренный медведь. Его чудовищная пасть раскрывались с чудовищным, разъедающим глаза зловоньем. Чуть не проблевавшись, Вамир сквозь боль потянулся к кинжалу только чтобы обнаружить, что ножны пусты, а сам клинок, вонзившись в землю, лежал от него почти в метре. Лошадь заревела, когда чудовище сомкнуло свои клыки вокруг её шеи. Вамир потянулся к кинжалу, но это лишь погрузило его ногу в новый приступ боли. Пальцами он впился во влажную землю и бессильно застонал, мысленно уже готовя себя к неминуемой гибели. Предсмертная агония лошади оборвалась вместе с последним ударом копыт о землю. Вой сменился противным чавканьем. Как вдруг багряная струя окропила лицо Вамира. В ужасе он поднял глаза и увидел, как одна половина чудища, слово ломоть сала, слезает с другой. Обмякшая туша свалилась с коня.
— Большая удача напороться на медведя в такое время года, - раздался сверху чей-то сиплый старческий голос.
— М-моя.. н-нога! - бессильно крикнул Вамир.
— Готовься доставать, - раздалось в ответ, туша кобылы дернулась.
Вамир почувствовал облегчение и, стиснув зубы, резко одернул ногу на себя, перекатился на бок. Боль в ноге сменилось немотой, ему повезло что это не был перелом. Он узнал что это, когда в десять лет по дурости неудачно спрыгнул с крыши кузнечной лавки. Но сейчас ему было не до теплых воспоминаний, он оперся руками о землю и перевернулся на спину, чтобы оглядеть своего спасителя. Темная фигура в плаще обернулась к нему, в тусклом свете лежащего поодаль фонаря он увидел лишь ярко-красные глаза, что горели во тьме будто два пляшущих на кургане костра.
— Стоять можешь? - безразличным тоном спросил незнакомец.
— Н-не знаю-.. нога болит.
— Тогда встань, - приказным тоном произнес он и вот Вамир уже забыл о боли, досаде или смятении.Как будто на всем белом свете не было ничего важнее, чем взять и встать из грязи, будто бы его жизнь сейчас зависела от одного только этого механического движения. И вот, как будто против своей воли, он поднялся с земли и, прихрамывая на одну ногу, выполз с оврага. Стояла полная луна и переступая липкую лужи черной крови, в которой отражался её свет, он с досадой посмотрел на своего жеребца и вздохнул. Его не столько омрачала потеря коня, сколько сама нелепость ситуации. Он легко мог умереть в этой канаве и все что от него бы осталось - обглоданые кости в овраге. Далеко не та картина будущего, о котором он грезил. Только сейчас, постепенно, до него начало доходить, что он даже не отблагодарил таинственного незнакомца.
— О боги! Прошу простить мои манеры, я по гроб жизни обязан вам и если чем-то могу быть полезен-..
— Пообещай мне то, что имеешь, но ещё не знаешь об этом.
По прибытию домой Вамир узнал, что у него родился сын.
Глава II. Успехи незванного гостя
Найлус поднял кожаный мешок с амулетом, который мог снимать защитные печати и раскрывать замки. Не он, а проклятый Цимисх должен испытывать ужас при одной только мысли о встрече. Найлус подождал, пока кровь вновь не заструится в жилах и попытался пошевелить пальцами, с облегчением узнав, что способен это сделать.
На мгновение прикрыв глаза, вампир скрылся во мраке тайной комнаты. Если его агент и прятался где-то в продуваемом ветрами замке, он должен был быть здесь, в тайных помещениях, куда могли заходить только послушники. О нем – о Сильване – ничего не было слышно уже несколько месяцев и он, несомненно, был схвачен представителями клана, которому он столь долго притворялся верным. Найлус не нравились многие вампиры, в том числе и его соплеменники, но отчего-то он испытывал привязаности к благородному и добродушному Сильвану. Много недель Найлус таился в Цеорисе под личиной слуги смертного купца. Он спокойно мог оставаться незамеченным, подслушивая разговоры слуг, втираясь в доверие к смертным гулям и выслеживая среди них вампиров. При этом его "господин" ничего не знал о мире вампиров, что несомненно удивляло Найлуса.
Ему доводилось слышать рассказы о могучих Цимисхах, что одним моновением руки могли снять плоть с кости. Но при этом были не в силах обнаружить шпионов в своих рядах. Стук сапогов раздался вдоль этажей – кто-то шел по лестнице впереди него. Найлус притих и вжался в каменную стену. Если кто-нибудь поднимется сюда, шансов скрыться у него не будет. Простояв так некоторое время, он не услышал никаких других звуков. Найлус быстро преодолел ступени, отделяющие его от коридора на нижнем этаже, с несколькими дверями. Хотя Найлус был хорошо знаком с общедоступными областями замка, ему прежде никогда не доводилось проходить сквозь тайную дверь, а потому, что бы ни находилось в этих скрытых покоях, оно оставалось неведомым. Он распахивал двери наугад в надежде найти казематы. Они должны быть где-то здесь, в потайной части, ведь смертные слуги клянутся, что в Цеорисе не держат пленников. Найлус вновь замер, услышав странные звуки, доносившиеся из-за ближайшей двери – толстой и обитой железом. Он был уверен, что сможет прокрасться по коридору, не привлекая внимания. Не могут же камеры скрываться за первой из дверей, на которую наткнется незваный гость. Осторожно, не издавая ни единого звука, он прошел по каменному полу. Повернув за угол, Найлус увидел второй коридор, из которого вели такие же обитые металлом двери. Не услышав ничего подозрительного, он, подбадривая себя, решил проверить одну из них. Страх бы мгновенно улетучился, если бы все двери были закрыты, но одна из них, скрипнув, отворилась. Он приподнял лампу, освещая темную комнату. Внутри было полно солдат – и Найлус приготовился к жестокой битве.
Но – и он впервые за все это время позволил себе выдохнуть – солдаты не двигались. По счастью это оказались каменные статуи, по какой-то причине сваленые в чулане. Внезапно снаружи донесся шелест крыльев. Две дальние стены комнаты были заставлены штабелями клеток, большинство из которых были чересчур малы. Найлус присмотрелся и увидел странных существ, чьи тела словно охотничьи трофеи стояли ровным рядом. Крыса с крылышками стрекозы; пульсирующий червь, размером чуть больше кошки, передвигающийся по дну своей клетки на ножках из человеческих языков; траурно-черный голубь, на груди которого гноем истекали женские гениталии. Эти создания напоминали кошмарные творения меняющих плоть Цимисхов, Найлус видел таких прежде, но в чем- то, для чего он не мог найти слов, они радикально отличались: извращенная мозаика, рожденная из куда более холодного безумия, чем у Цимисхов. Сильван мог бы это объяснить. Ему стоило бы покинуть эту комнату, чтобы отыскать его – здесь явно не было никаких камер – но он не мог оторвать глаз от клеток, убеждая себя, что братьям могут понадобиться тайны этой комнаты.
Одна из клеток была прикрыта куском ткани. Найлус сорвал ее и тут же проклял себя за это. Чудовище внутри было изготовлено из двух задних частей волков, которые представляли собой брыкающееся, безголовое нечто. Дюжины острых позвонков торчали из его шкуры и, когда те открылись, Найлус с ужасом понял, что в действительности это были клювы птиц. И вдруг все они начали чирикать. Найлус в панике рванулся к двери, но что-то в этой чудовищной какафонии заставляло его остановиться. Среди скрипящего ора он различал слова родного ему языка. Он услышал имена своего отца с матерью и от того почувствовал дрожь. Затем слова искаверкались, напомнив обо всех моментах, когда Найлус испытывал страх, боль, мучения. Они называли по имени те ужасы, которых, как он убеждал себя, он никогда не знал. Они сокрушили его отвагу, крича о тех кошмарах, которые он заставил себя забыть. Пронзительные крики существа заставили его страхи воспрянуть и ввергнуть во власть Безумия.
Найлус очнулся и понял, что прикручен к стулу в залитой мутным светом камере – со скованными впереди руками и ногами, прочно привязанными к ножкам табурета. Он попробовал на прочность свои узы, но его прервал вкрадчивый голос мужчины, вошедшего в комнату. Он подошел ближе. Найлус увидел его красоту: высокий - визуально под тридцать - с благородными, правильными чертами лица и черными как смоль волосами. Он наградил его голодным взглядом, который тот прежде видел на лицах захватчиков – те тоже думали, что пары безумных взглядов и красноречивых угроз будет достаточно, чтобы он предал собратьев.
— Меня зовут Зезакуар. Я хочу узнать, кто тебя послал и зачем.
Поначалу они все такие самоуверенные.
— Я не обещаю сохранить тебе жизнь, – продолжил он. – Мы оба прекрасно понимаем, что такое обещание было бы ложью. Но ты можешь избавить себя от боли.
Найлус хранил молчание, так как знал, что это лучший способ вызвать в них разочарование.
— Ты научился закрывать свой разум от похитителей мыслей, – прорычал он, сверкнув глазами в свете лампы. – Но я знаю, как тебя зовут, Найлус, знаю, что ты пришел сюда, чтобы спасти кого-то, и что ты мнишь себя бесчувственным к моим угрозам. Это всего лишь от недостатка воображения, поверь мне. Твой разум и представить себе не может те пытки, которые я могу придумать. Цимисхи и то, что они делали с тобой, покажутся булавочным уколом по сравнению с моими возможностями.
Найлус был поражен тем, как глубоко он смог копнуть в его разум. Но то, что ему действительно хотелось узнать, было надежно запечатано, сокрыто под слоями воли и концентрации.
Он провела по его лицу сухими пальцами.
— Ты гордишься своим бесстрашием, но "птенец" разрушил стены твоей смелости. Найлус подумал, что пришло время задавать вопросы.
— Что это было за чудовище? – спросил он.
Зезакуар улыбнулся и отошел на шаг.
– Безделушка, слепленная мной же.
Найлус слышал, как за спиной что-то двигалось, но не мог повернуть голову, чтобы увидеть, что именно. Раздался скрежет – какой-то увесистый металлический предмет тащили по полу.
— Он ввергнул меня в безумие крови, это правда. Но сейчас я спокоен. И, скажу тебе, какие бы пытки ты ни готовил, ничто не заставит меня говорить.
Слуги Зезакуара наконец подтащили аппарат так, чтобы он попал в поле зрения Найлуса. Это был большой ящик, окованный бронзой и покрытый эзотерическими символами. Зезакуар подошел к ящику и вытащил из него длинную бронзовую трубу, состоящую из множества деталей. Грубые руки ухватили Найлуса за лицо, заставив повернуть голову и открыть шею. Он слышал голоса, в комнате были другие люди, стоявшие в тени. Найлус почувствовал, как что- то влажное присосалось к затылку, его глаза тут же наполнились кровавыми слезами от боли. Он чувствовал, как плавится его плоть.
— Большое устройство, – указала он на ящик, — Сделает из твоего мозга вязкую жидкость. Щелкнув пальцами, он повелел зажечь огни и слуги немедленно это исполнили. В ярком свете он увиден стол, на котором возвышался шар, скрытый под слоями ткани.
— Как ты можешь заметить, трубка ведет от аппарата к этому столу, где ожидает пищи тот, с кем я хочу тебя познакомить, Найлус.
Он одним движением сорвала материю с предмета, открыв взору здоровую бронзовую голову, с челюстью на шарнирах и плавающими, стеклянными глазами, выпученными на Найлуса. Ему показалось, что голова улыбнулась.
— Это Джузеппе и он жаждет попробовать твой мозг. Ты прав, Найлус, я не в силах заставить тебя говорить. Но Джузеппе будет говорить за тебя.
Он приближался, сжимая трубку в руке и готовясь вонзить её в затылок Найлуса.
Глава III. Меч предназначения
С малых лет его няни рассказывают, что он является ребенком-неожиданностью, предназначеным некому темноволосому господину. Мальчик видит, что эти сплетни весьма не нравятся его бабушке Сцилле, но чем больше она ругает нянь за подобные росказьни, тем больше укрепляется в маленьком Фенрисе уверенность, что рассказаные ими истории правдивы. И пока мать умывается слезами, а отец с каждым годом все глубже тонет в выпивке и азартных играх, единственной кто берется за воспитание внуков остается Сцилла. Она держит детей в ежовых рукавицах и почти что силком заcтавляет держать перо и сидеть за учебниками. И хотя Фенрис в глубине души знал, что бабушка делает все ради их блага, его сестра Хейзел была о ней другого мнения и они часто ссорились. Во время одной из таких ссор Хейзел сорвала со стены старый дедовский меч и, на глазах у Фенриса, полоснула Сциллу по руке, после чего, испугавшись последствий, в слезах убежала из дома и почти пол года не появлялась на его пороге, пока в одну из ночей не возвратилась, голодная и трясущаяся от холода. Так мальчик впервые познакомился с насилием, а так же узнал, хоть и на короткое время, какого это быть единственным ребенком в семье.
Когда ему исполнилось восемь, на порог их поместья посреди ночи явился загадочный человек, чье появление очень огорчило отца с матерью, но в особенности разозлило бабушку Сциллу, отчего та, угрожая ему стражей, прогнала человека прочь. Всё это мальчик наблюдал из окна своей детской и по-началу он думал, что это был кто-то из деловых партнеров отца, однако по непонятной причине человек вселял в него какой-то неподдельный ужас. На протяжении следующих ночей ему постоянно снились кашмары с ним. Как человек приходит к нему домой и забирает с собой, увозя в темный лес, пока родители просто смотрят за этим. Сцилле приходится почти две недели к ряду самолично укладывать Фенриса, давая ему микстурки для сна, пока кашмары наконец не закончились.
Прошло три года. Фенрис понемногу взрослел, его уже не заботили ставшие почти регулярными кашмары, но на все вопросы о человеке бабушка лишь открещивалась, вместо ответов заваливая мальчика уроками. Тема его "предназначения" стала в семье табу, но он слышал как за его спиной прислуга шепчется о незавидной судьбе молодого барона. Хоть ему по-прежнему было мало лет, он не был глуп и мог сложить два и два. Он знал, что был по непонятной причине обещан тому человеку, что именно о нем молчит бабушка и что из-за него мать плачет по ночам, а отец пропадает из дома, ищя утешения на дне стакана. Мальчик не мог смотреть, как семья разваливается по его вине и видел перед собой единственный способ закончить их страдания - найти того человека.
Ранним осенним утром он встал с кровати, достал заранее собраные пожитки, прошмыгнул незамеченым в спальню родителей, аккуратно забрался на стоящий у камина стул - чтобы не разбудить родителей - и сорвал со стены тот самый дедовский меч. Уже собравшись уходить, он встал у порога спальни и в последний раз взглянул на спящих родителей. Слезы горя невольно проступили у него на глазах и, не найдя чем унять их, сорвал со стола платок своей матери. Наконец собравшись с духом он покинул отчий дом, прихватив увесистый меч и отцовского коня, на которого он кое-как смог забраться. Впереди его ждала неизвестность, но по мере того как он отдалялся от родного поместье, гнетущее чувство вины отступало. Теперь он точно не причинит никому вреда, ведь наконец идет на встречу своему предназначению.
Глава IV. Тонкий лед
Прошло четыре дня с момента, как Фенрис сбежал из дома. Он слабо понимал куда направляется, запасов еды, что он взял в дорогу, хватило на пару дней и его живот вот уже вторые сутки выл без остановки. Единственным спасением от голода был сон, но с ним возникала и другая проблема - пронизывающий до костей осенний ветер. В одну из таких ночей порывом сорвал с мальчика одеяло и в попытке догнать его Фенрис споткнулся, упав в канаву и знатно поцарапал колено. Крутые дороги вели его вдоль Хребта Грифона, чьи "позвонки" уже покрылись толстым слоем снега, напоминая седину на весках старца. Сам того не зная, Фенрис пересек горы, что являлись естественной границей, отедляющей Мэр-Ваас от Флоревенделя, причем дорога, которой он шел, отнють не славилась безопасностью прохода.
Еле соображая, почти вися мешком на исхудавшем коне, обезвоженый настолько что ему приходилось жевать снег, Фенрис спускался по крутой, окружной дороге, ведущей прямо в лощину. Это была неизвестная ему территория, но поварачивать обратно было слишком поздно, ведь сам тот факт, что он смог живым пересечь горы, не гарантировал, что мальчик осилил бы дорогу назад. Он был уверен, что если его задира-сестра смогла прожить пол года вне дома, то для него это тем более не должно было составить трудности, за тем лишь исключением, что в отличии от Хейзел он не собирался возвращаться домой. И вот он заходит в темную лощину, окутаную густым туманом, настолько плотным, что его можно была разрезать ножом. Завернув за угол, мальчик увидел вдалеке пару мерцавщих огней и тут же вздернул поводьями, направляясь им на встречу в надежде хотя бы согреться. По мере того как он сближался с огнями, в тумане вырисовывались фигуры людей, а за тем и их суровые, небритые лица. Фенрис крепче сжал загривок и испуганно выглянул из-за коня.
— Одет солидно для сопляка, - гаркнул второй. — Поди чей-то графский сынишка, верно я говорю, Кабан? - он оглянулся на третьего, самого тучного из них.
Тот, которого звали Кабан, лишь плюнул под ноги и встряхнул нымытой головой.
— Эй, остроухий! Это наша дорога, смекаешь? Потому проход будет стоить-.. десять флорингов.
Фенрис вздрогнул при виде вымогателей, но не обронил ни слова. Вместо этого он потянулся к кошелю, что вместе с другими вещами стянул у отца незадолго до побега. Он не знал сколько лихкульт в одном флоринге, но был убежден, что этой суммы хватит, чтобы заплатить за проход. Он вытянул из-за пазухи худой кошель и заглянул вовнутрь только чтобы обнаружить сияющую на дне дыру, через которую зияло его седло. Вероятно, в тот самый раз, когда он упал в овраг и повредил колено, его кошель зацепился за сухую ветку и порвался.
— У м-меня н-нет денег.. - дрожащим то ли от холода, то ли от страха голосом пробубнел он на ломаном флорском.
— Похоже это твои проблемы, парень, - сутулый обернулся на подельников. — Вяжи его, ребята!
Страх сковал Фенриса, он слышал жуткие рассказы про флорских разбойников, что похищали непослушных детей и уводили к себе под землю. Не думая ни секунды, он встряхнул поводьями и тут же его конь ринулся прямо на троицу. Не ожидав такой прыти от худой лошади, мальчик сам чуть не выпал из седла, оставляя бандитов позади. Он несся по лощине сквозь плотный туман, то и дело цепляясь одеждой за острые ветки. Позади раздался топот копыт. Боясь поднять голову, Фенрис лишь тряс поводьями в надежде, что это каким-то образом избавит его от погони. Как вдруг лошадь споткнулась о яму, выкидывая его из седла, прямо в овраг. Он больно ударился боком обо что-то твердое, в глазах помутнело. Кое-как он поднялся из грязи, позади доносился рев лошади и чьи-то грубые голоса. Он мог лишь ползти на коленях, не в силах даже поднять голову. Мальчик продолжал ползти без оглядки, чуствуя как промезшая земля забивается ему под ногти. Голоса вдалеке эхом проносились по лощине, но все что Фенрис мог сейчас услышать, лишь биение собственного сердца. Внезапно мальчик почувствовал что-то прохладное под ногами, его пальцы начали неметь и он поднял голову. Фенрис стоял посреди замерзшего пруда, со всех сторон обдуваемый ветром. Он попытался подняться на ноги, но тут же забросил эту идею, как только услышал треск под собой. На том берегу уже виднелись знакомые силуэты.
— Ползи сюда, дурак! Потонешь ведь! - раздалось вдалеке.
— Ни за что! - посаженым голосом выкрикнул мальчик в ответ.
Но что он в действительности мог сделать сейчас. С треском паутинка льда расширялась вокруг него, словно бы он был мухой в сетях паука. Его предназначение точно не лажало на дне этого озера. Осознание этого лишь сильнее ввергало его в пучину страха. Наконец он решился. Где бы он не оказался, это было бы в сотню раз лучше, чем умереть так бессмыслено. Дрожа словно осенний лист, он выполз на берег. Но не успели бандиты схватить Фенриса, как в глазах его помутнело, руки отказались держать тело и мальчик упал будто замертво. Этой ночью ему не снились сны.
Глава V. Первые ростки зла
Фенрис очнулся, обнаружив себя привязаным к дереву. Все его внутренности болели, тело сводили судороги, а любое движение головой сопровождалось приступом тупой боли. Закатное солнце слепило глаза и он с трудом мог видеть что происходит вокруг. Треск костра и невнятная речь на флорском, переменно сопровождающаяся пьяным гоготом. Тяжелой подступью близ него послышались шаги. Фенрис поднял глаза, только чтобы вновь встретиться взглядами с сутулым. Теперь он мог разглядеть его во всех подробностях. Бритоголовый, с водянистой рыжей бороденкой и черными, как у коровы, глазами. Лицо его покрывали множество рубцов и ссадин, а пахло от него мокрой псиной. Фенрис попытался попятиться, лишь расталкивая грязь под ногами.
— Не боись, малый. Дохлым от тебя мне прока мало, - он потянулся за пазухуи и вынул обитую кожей флягу. — Пить хочешь?.. Тупой вопрос, конечно же хочешь, - он схватил Фенриса за подбородок и задрал ему голову, насильно вливая ему в рот воду. Мальчик жадно присосался сухими губами к горлышку фляги, позабыв о манерах, теперь он больше напоминал забитого зверька, нежели дворянского сына. Сутулый лишь усмехнулся, вид того, как мальчик унижается ради воды, определенно доставлял ему удовольствие. Он оторвал от него флягу и спрятал обратно. Только сейчас Фенрис заметил висящий на его поясе меч. Его меч.
— Это не твое, отдай! - зарычал мальчик.
— Было ваше, стало наше, - разбойник вынул клинок из ножен и уперся острием в грудь Фенриса. — Прибереги силы, остроухий. Впереди тебя ждет долгое путешествие.
— П-путешествие?
— Совсем скоро тут пришваруется корабль из Арвароха. Там за твою мордашку отдадут куда больше, чем за любой выкуп, что могут предложить твои родичи. Ничего личного, малец.
Фенрис впервые почувствовал доселе неизвестное чувство. Обида разъедала его изнутри, его глаза вновь покраснели, но не от слез. Злоба переполнила его и он со всей дури ударил бандита по колену. Сутылый схватился за ногу и зашипел.
— Мелкий уебок!
В голову фенриса полетела подошва сапога. Удар был такой силы, что в ушах зазвенело, будто лощадь ударила копытом. Во рту проступил едкий привкус металла. В глазах вновь потемнело и Фенрис впал в небытие.
***
Проснулся Фенрис уже в трюме корабля. Он попытался подняться, но ударился затылком о что-то твердое, зашипел от боли и поднял голову. Он сидел в узкой ржавой клетке метр на метр, расчитанную явно не на людей. Над головой раздалось кудахтанье, в нос ударил запах куриного помета. Вдовесок к этому, корабль качало из стороны в сторону, ко рту невольно подступили рвотные позывы. Фенрис схватился за прутья и исторг из себя ужин, съеденный парой дней ранее. Оглядевшись по сторонам он понял, что находится в загоне для скота. Вероятно, в планы экипажа не входила закупка рабов. Из люка в потолке лило как из ведра, снаружи стоял шторм. В другом конце трюма появился чей-то силуэт. Это был смуглый человек, закутанный в балахон песчаного цвета с кривой саблей на боку. Он зашел в загон и поставил перед клеткой Фенриса миску, на одну половину заполненую водой и на другую очистками свеклы.
— Такхал, мамзе-мехудад азнай! - прорычав на непонятном языке, он пнул миску к мальчику, расплескав половину, и вышел из загона.
Дождавшись пока тот скроется, Фенрис, словно изголодавшееся животное, бросился к миксе. Он прислонил лицо к прутьям и поднес миску к обсохшим губам, в несколько глотков осушив всю. Его не заботил землистый привкус похлебки, ведь это было единственное, что ему довелось съесть за несколько дней. Слизав со дна последние капли, он кинул миску в стену и свернулся комком в углу клетки, используя как подушку обернутый вокруг ладони - уже изрядно почерневший - платок матери. Его единственное напоминание о доме. Впереди его ждала долгая дорога в Арварох.
— Не боись, малый. Дохлым от тебя мне прока мало, - он потянулся за пазухуи и вынул обитую кожей флягу. — Пить хочешь?.. Тупой вопрос, конечно же хочешь, - он схватил Фенриса за подбородок и задрал ему голову, насильно вливая ему в рот воду. Мальчик жадно присосался сухими губами к горлышку фляги, позабыв о манерах, теперь он больше напоминал забитого зверька, нежели дворянского сына. Сутулый лишь усмехнулся, вид того, как мальчик унижается ради воды, определенно доставлял ему удовольствие. Он оторвал от него флягу и спрятал обратно. Только сейчас Фенрис заметил висящий на его поясе меч. Его меч.
— Это не твое, отдай! - зарычал мальчик.
— Было ваше, стало наше, - разбойник вынул клинок из ножен и уперся острием в грудь Фенриса. — Прибереги силы, остроухий. Впереди тебя ждет долгое путешествие.
— П-путешествие?
— Совсем скоро тут пришваруется корабль из Арвароха. Там за твою мордашку отдадут куда больше, чем за любой выкуп, что могут предложить твои родичи. Ничего личного, малец.
Фенрис впервые почувствовал доселе неизвестное чувство. Обида разъедала его изнутри, его глаза вновь покраснели, но не от слез. Злоба переполнила его и он со всей дури ударил бандита по колену. Сутылый схватился за ногу и зашипел.
— Мелкий уебок!
В голову фенриса полетела подошва сапога. Удар был такой силы, что в ушах зазвенело, будто лощадь ударила копытом. Во рту проступил едкий привкус металла. В глазах вновь потемнело и Фенрис впал в небытие.
***
Проснулся Фенрис уже в трюме корабля. Он попытался подняться, но ударился затылком о что-то твердое, зашипел от боли и поднял голову. Он сидел в узкой ржавой клетке метр на метр, расчитанную явно не на людей. Над головой раздалось кудахтанье, в нос ударил запах куриного помета. Вдовесок к этому, корабль качало из стороны в сторону, ко рту невольно подступили рвотные позывы. Фенрис схватился за прутья и исторг из себя ужин, съеденный парой дней ранее. Оглядевшись по сторонам он понял, что находится в загоне для скота. Вероятно, в планы экипажа не входила закупка рабов. Из люка в потолке лило как из ведра, снаружи стоял шторм. В другом конце трюма появился чей-то силуэт. Это был смуглый человек, закутанный в балахон песчаного цвета с кривой саблей на боку. Он зашел в загон и поставил перед клеткой Фенриса миску, на одну половину заполненую водой и на другую очистками свеклы.
— Такхал, мамзе-мехудад азнай! - прорычав на непонятном языке, он пнул миску к мальчику, расплескав половину, и вышел из загона.
Дождавшись пока тот скроется, Фенрис, словно изголодавшееся животное, бросился к миксе. Он прислонил лицо к прутьям и поднес миску к обсохшим губам, в несколько глотков осушив всю. Его не заботил землистый привкус похлебки, ведь это было единственное, что ему довелось съесть за несколько дней. Слизав со дна последние капли, он кинул миску в стену и свернулся комком в углу клетки, используя как подушку обернутый вокруг ладони - уже изрядно почерневший - платок матери. Его единственное напоминание о доме. Впереди его ждала долгая дорога в Арварох.
Глава VI. Дюны алчат крови
Есть у оста-кали поговорка о Синчале: «Смотри, куда направляешь стопы свои, или рискуешь наступить на создателя того, кто создал тебя». О, город этот весьма красив, и корабли входят в бухту и выходят из нее, словно медленные величественные птицы, но здесь было пролито достаточно крови. Ибо в третьем веке - как вспоминают немногие выжившие морфиты - по этой земле, подобно дыханию пламени, пронеслись арварохцы...
В Синчале жили тогда морфиты, богатые, чувствовавшие себя в безопасности в древних усадьбах. Они умерли. Жили здесь и зверолюди, которые полагали, что торговля и тяжкий труд вместе с местными в доках как-то защитит их от меча. Они тоже умерли. Последователи Минар-Атлу протестовали, когда кровь реками текла по улицам, и умерли вслед. Арварохцы не были людьми большого терпения, и, когда Синчал покорился их воле, осели. Если вы спуститесь к докам, вы, возможно, найдете остроухих старцев, которые помнят те дни. За монету или даже миску еды они готовы рассказывать бесконечно – как они прятались в темных проулках, или в пустых бочках, или же глядели из подвалов на свирепых всадников, несшихся мимо. Год от года рассказчиков становится все меньше, а рассказы все приукрашиваются, пока уже и сами немногочисленные выжившие вспоминают с трудом, как это было на самом деле.
Здесь, посреди океана дюн, нашел себя Фенрис. Вот уже второй год, как его привезли невольником в Арварох. Среди благородных черт его новых хозяев не было таких качеств, как милосердие или сострадание, а потому, сколь бы не значило его имя в Флоресе, здесь - в Треливе - оно ни стоило и медного дрихаба. Быть рабом, да ещё и морфитой, в самом неблагополучном для остроухих конце континента это то ещё удовольствие. Они вывели его в кандалах на сушу и бросили в загон к таким же как он, тоже остроухим. Держали их подобно больному скоту, голодных, босых и прямо под палящим солнцем, в любой момент готовясь отдать на убой. Тех, что были слишком малы чтобы ходить, забирали у матерей, отдавая на воспитание в храм - где в дальнейшем из них выростят стражей - а тех же, кто был слишком стар чтобы прокормить себя, как правило, просто предавали мечу. Фенрис не попадал ни в одну из категорий, а потому вскоре его выставили на торги. Их не часто кормили, а тем более мыли, однако каждый раз перед тем как рабов вели на рыбок, всем им обязательно давали наесться и умыться. Затем их делили на две категории - те, кто преднозначен к тяжелому труду и те, кого уготовили как "обслугу", причем в самом широком смысле. Он, Фенрис, очевидно попадал в последнюю категорию.
В один из первых разов, когда его привели на рынок рабов в Синчале, со всех них сняли цепи и поставили в ряд, вдоль базарной стены. С виду это был такой же рынок, как и любой другой, что Фенрису доводилось видеть за время странствий с отцом, за одним лишь исключением - там не продавали людей как вещь. Он стоял голым по пояс, боясь пошевелить даже мускулом на лице, мимо него и таких же невольников проносились разношерстные толпы. Местных среди них можно было отличить, в основном, по темноту отеенку лица, мешковатой закрытой одежде и, конечно же, едкому запаху ослиной мочи, которой несло практически от каждого места в Синчале. Были здесь и иноземцы, говорившие на одном с Фенрисом языке, возможно даже сами из Мэр-Вааса. Те, впрочем, старались игнорировать факт того, что их соотечественников держат в рабстве. Иногда кого-то из них покупали, в основном это были девушки. Кого-то брали обслугой в дом, кого-то в бордель, а кого-то ткачкой на мануфактуре. Мужчин в основном забирали для тяжелого труда, на который Фенрис, в силу андрогинного телосложения, был не годен.
Их погонщиком - так называли того кто держит кнут - был звересь по имени Даб`эй. Высокий, худой волк с вытянутой мордой и шкурой пепельного цвета, с его морды почти что никогда не сходил звериный оскал. В руке он всегда держал черный кнут из китового уса, которым Даб`эй особенно гордился и дорожил, не стесняясь, впрочем, использовать тот по назначению. Не был зол он лишь тогда, когда общался с потенциальными покупателями. Однажды один из таких остановился напротив Фенриса.
— Сколько за мальчика? - спросил тучного вида старик, обернутый в балахон.
Фенрис невольно научился понимать арварохский за больше чем год пребывания в империи, хоть произношение его и хромало. Слишком большой был акцент на гласных.
— За такую-то мордашку? - с усмешкой сказал Даб`эй и схватил Фенриса за скулу, — Всего-ничего, господин, всего-.. пять сотен.
Старик подошел к мальчику в упор, без стеснения взял за подбородок и задрал голову, морщинистым пальцем оттянув Фенрису губу и оглядев его зубы.
— Повернись, покажи себя, - сквозь зубы прорычал Даб`эй, вероятно поняв намерения старика.
И Фенрис исполнил без промедления. Шершавые пальцы грубо прошлись по его бедру и он невольно вздрогнул, но подавать вида не стал. Он не хотел вновь получить кнут от Даб`эя. В один из таких разов, когда он был неприкованым, то попытался сбежать, затерявшись в базаре. Почти несколько часов он сидел в корзине для фруктов, но в конце-концов ищейка нашла его по запаху. Их не просто так звали погонщиками рабов. С тех пор спину Фенриса покрывает множество рубцеобразные шрамы, оставленные плетью Даб`эя. Мальчику повезло иметь красивую внешность, в противном случае ему бы отрезали уши, как остальным рабам-морфитам.
— Скости до четырех и я возьму его.
Даб`эй нахмурился и прислонил коготь к виску.
— Только посмотри на эту мордашку, - он взял Фенриса за подбородок и поднял кверху. — Такое личико стоит все пять, не меньше. Я бы уже давно отдал его в публичный дом и за меньшую цену, но у него есть голова на плечах. Настоящая экзотика. Прямиком из Флореса и знает как минимум два языка, хоть местами и бывает своенравен, - Даб`эй еле заметно оскалился.
Старик вновь оглядел его с головы до пят, задумавшись.
— А в мальчике что-то есть, ты прав. Чтож, похоже это сделка, друг мой! - старик противно улыбнулся и потянул Даб`эю свою морщинистую ладонь.
Затем оба пожали руки, Даб`эй застегнул на шее Фенриса ошейник и протянул другой конец цепи к старику. Все это время Фенрис молча смотрел на того изподлобья, прожигая старика взглядом, в надежде что пламя поглотит его Но чуда не случилось. Вместо этого Даб`эю отсыпали пригоршню монет и жадная рука потянула его за ошейник. Прочь от старых хозяев, во власть новых.
Глава VII. Сладость губ твоих нежных
Он продолжал толчки, захваченный зрелищем своего миловидного, беззвучно изгибающегося партнера. Проходившие мимо слуги могли услышать только его собственные требовательные вздохи, когда мальчик остановился, едва меняя положение и одновременно продолжая держать своего любовника глубоко внутри. Трясущийся в такт платок, обвязаный вокруг изящной кисти руки, в тусклом свете свечи делал мальчика ещё более голым. Он поднялся чуть выше, работая бедрами и вгоняя жреца в новый приступ экстаза. Их силуэты вновь пришли в движение, чертя тенями на стене искаженные спазмы извращенного наслаждения. Тогда Азанель устремился вперед в третий раз, и мальчик резко опустился вниз лицом, прислоняясь пухлыми губами ко рту своего господина.. Их языки сплелись в причудливом танце, обмениваясь жидкостями, что побывали во рту Фенриса ранее. Мальчик раскрыл глаза, лицо его превратилось в неузнаваемую дикую маску, в то время как жрец закричал в агонии.
С влажным хрустом Фенрис одернул голову, окропляя лицо Азанеля алой струей. Всё ещё держа того глубоко внутри, он раскрыл полный крови рот и сплюнул скользкий язык на грудь господина. В последний раз Фенрис наградил его подобострастным взглядом, перед тем как вонзить в оба глаза жреца винный штопор. Он захлебнулся собственным криком, когда мальчик сорвал обмотаный вокруг запястья платок и затолкнул тому глубоко в глотку. Тело под бедрами Фенриса содрогнулось и оба свалились с алтаря на пол. Придавленый тушей жреца, мальчик, пыхтя от боли и злобы, ударил господина в шею. Кровь под напором противно прыснула в глаза, алой пеленой застелая его взор. С большим трудом Фенрис выполз из под обмяшкей туши, оставляя позади багряный след от ладоней.
На секунду ему привидился лик матери, с привычной грустью на лице она смотрела на него сквозь окно. Опомнившись, Фенрис, скользя босыми ногами по луже, ринулся к телу. Вид мертвых перестал страшить его ещё в лагере рабов, где по прибытию он застал прошедшую по баракам чуму. И ямы трупов, в которые, подобно мусору, скидывали вчерашних матерей, отцов и дочерей. Он вынул изо рта туши - иначе её назвать нельзя - почерневший от крови платок и обернул вокруг ладони. Привкус семени на языке не вызывал ничего, кроме отвращения. Почти пол года он играл роль податливой игрушки, угождая любым, даже самым извращенным, прихотям старика, отдавая свою душу в обмен на чувство лживого доверия. Поодаль распухшей руки лежал кривой штопор, что он урвал со стола поварихи ночью ранее. Он сослужил ему славную службу, пускай теперь вино для него подобно яду. В последний раз запечатлев в памяти застывший на лице господина ужас, он скрипнул дверью и ринулся прочь.
Глава VIII. Крысиный король
Одинокий и переполненый обидой Фенрис сидел в луже грязи, привязаный к столбу позади корчмы. Ловчие, работавшие на местного префекта, схватили Фенриса, когда тот пересекал земли юго-восточней Арвароха. Он бежал от самого Синчала в надежде незамеченым пересечь нагорье, разделявшее два государства. Он был всего в одном шаге от Сарихадунхъора, когда шальной разъезд арварохцев подло схватил его на границе. И Фенрис бы с радостью уплыл во Флорес на первой попавшейся барже, если бы его лицо не висело на кажлом портовом столбе в Империи. Что-что, а ловить беглых рабов они умели. Но не каждый раб убивал своего господина, а потому за его голову висела приличная, по тем меркам, награда. По-началу Фенрису даже казалось, что он обдурил ловчих, прикинувшись немым, однако их главарь, которого звали Орином, оказался куда проницательней. В конце-концов, не каждый день встретишь свободно передвигающегося по Арвароху морфита. По дороге ловчие внезапно решили остановиться как раз в той самой корчме, что на окраине деревни, именуемой Глисвен. Совершенно случайно Орин встретил там своего шурина, возглавляющим нисаров - отряд местной милиции, - которые конвоировали в Сет-Картан какого-то парня, по виду слишком молодого для разбойника. Совсем недавно прошел дождь, так что, в довесок к подавленому духу, Фенрис промок до нитки, пока его везли на спине у коня.
— Глазов нету, - сверкнул зубами Орин, он крупный и лысоватым. — Каки с вас ловчие, ежели ишшо его не признали! И не придурок он и не без разума. Прикидыватся. Дивна и хитра пташка.
Ловчик присел в грязь на одно колено и схватил мальчика за скулу.
— Молчиш, пташка? Ну молчи, авось завтра уже в путь-дорогу, прямиком до Синчала, - он мерзко ухмыльнулся и сплюнул под ноги.
— Эй, Варик, глаз с него не спускать! Если рыпаться будет приложи малясь, а нам с Орином выпить надо, - рявкнул нисар.
– Эх, Варис, ты ж мой свояк, – сказал Орин, приобняв шурина. – И хоша ты есть песий хвост, потому как сестру мою поколачивал, все ж как-никак родня. Потому я проставляюсь.
С этими словами трое ловчик, в компании нисара, прошли в корчму, оставляя привязаного Фенриса под надзором паренька, обозваного Вариком.
Варик был щуплый и смуглый парень, всего на несколько лет старше самого Фенриса. По его дряблым усикам легко была понять, что на него, как на самого молодого, начальство привыкло спихивать большую часть грязной работы. Варик пялился на мальчика, всеми силами стараясь производить грозное впечатление, от нелепости чего Фенрис невольно усмехнулся.
— Чё заржал, остроухий?! - он встряхнул копьем, что еле у него помещалось в руке. — Может, пока Орин не видит, подрезать тебе у-э-экх.. - Варик захрипел, оборваный на полуслове прошившей его горло стрелой.
Он упал на колени, изо рта его пеной пошла кровь и он грохнулся лицом в грязь, прямо под ноги Фенрису. Тут же из-за забора показалось несколько силуэтов. Не замечая привязаного мальчика, втроем они юркнули в корчму с заднего входа. В суматохе Фенрис не смог разглядеть их лиц.
Чертовщина, — подумал Фенрис, вытянув ногу вперед настолько, насколько ему позволяли путы. Сопагом он кое-как выбил кинжал, висящий в поясе Варика. Пускай и не с первой попытки, ногой он подтянул к себе нож и ухватился за тот пальцами, неприятно порезав мезинец в процессе. Нож вонял железом и луком, острие было неровным, видимо, много раз точили. Разорвав надпиленную веревку, Фенрис было хотел бежать к коню ловчего, как услышал лязг, идущий с корчмы.
С грохотом вылетело окно, вместе с рамой и кинутым пнем для рубки мяса. Фенрис прижал к груди нож и рывком подскочил к влажной от дождя стенке Осторожно он выглянул из разбитого окна, внутрь корчмы. В задымленной пыльной столовой творился хаос. В крайнем углу сидел связаный парень, он силился освободиться от ремня, державшего ему шею у столба. По центру комнаты стоял тяжелый дубовый стол, за лавкой сидело двое ловчик, позади них стояли сами нисары и корчмарь со сковородкой. Вслед за пнем на стол прыгнула светловолосая коротко подстриженая девушка в красной курточке и высоких блестящих сапогах выше колен. Упав на колени, она тут же взмахнула мечом. Один из нисаров, самый медлительный, не успевший отскочить, рухнул на спину вместе с лавкой, исходя кровью из рассеченного горла. Девушка ловко спрыгнула со стола, уступив место влетевшему из-за угла пареньку в коротком вышитом полукожушке.
— Кры-ы-ысы! — рявкнул Орис, возясь с мечом, запутавшимся в поясе.
Толстяк-нисар выхватил меч и прыгнул к ползающей по полу девушке, замахнулся, но та, поднявшись на колени, ловко парировала удар, отползла, а парень в кожушке, прыгнувший вслед за ней, с размаху ткнул нисара в висок. Толстяк повалился на пол, мгновенно обмякнув, как мешок картошки.
Двери корчмы распахнулись под ударом ноги, в помещение ворвались двое. На первом, высоком и чернявом, был усеянный шишками кафтан, а на лбу — пурпурная повязка. Этот двумя быстрыми ударами меча откинул двух ловчих в противоположные углы и схватился с ловчим. Второй, коренастый и светловолосый, широким ударом располосовал Вариса, шурина Ориса. Оставшиеся кинулись в бегство, направляясь к кухонным дверям. Но нападавшие уже врывались и туда - из задней комнаты вдруг выскочила темноволосая девушка в сказочно красивой одежде. Быстрым тычком пропорола насквозь одного из ловчих, мельницей отогнала другого и тут же зарубила корчмаря, прежде чем тот успел крикнуть, кто он такой. Помещение заполнил рев и звон мечей. Фенрис через выбитую дверь просочился внутрь и вприсядку подбежал к парню, что сидел связаный у столба.
— Ты ещё кто такой, мать твою? - прошипел он Фенрису.
— Меня тоже схватили, а значит мы в одной лодке! - Фенрис ударил его по пальцам, чтобы не мешался, и резким движением вспорол ремень на шее парня.
— Я Калей, - прокашлявшись сказал тот, растирая покрасневшую шею. — Эй, крысы! Ко мне!
Однако "крысы" были заняты дракой, крик Калея услышал только Орис. Ловчий развернулся и уже собрался пригвоздить Калея к столбу, но Фенрис прореагировала мгновенно. Он выскочил из-за столба и налетела на Ориса, сильно ударив его бедром. Он была слишком мал, чтобы откинуть огромного ловчего, но ему удалось нарушить ритм его движений и обратить на себя внимание.
— Ах ты уебок мелкий!
Между ними вдруг свалился Варис, поливая обоих кровью. Ловчий отступил, оглянулся. Его окружали одни трупы. И "крысы", надвигающиеся со всех сторон с направленными на него мечами.
— Стойте, - холодно сказал чернявый в пурпурной повязке. — Похоже, он очень хочет зарубить остроухого. Не знаю, почему. Не знаю также, каким чудом ему это не удалось до сих пор. Но дадим ему шанс, коли он так сильно хочет.
— Пусть это будет честный бой. Дай ему какое-нибудь железо, Искорка, - сказал светловолосый.
Фенрис почувствовал в руке рукоять меча. Немного тяжеловатого. Орис яростно засопел и кинулся на него, размахивая оружием. Он был слишком медлителен - Фенрис ушел от удара быстрым полуоборотом, даже не пытаясь парировать удар. Меч служил ему только только противовесом, облегчавшим увороты.
— Быстрый, — сказала разноцветная, которая дала ему меч. — Быстрый, как морфит. Эй ты, толстый! Может, хочешь с кем-нибудь из нас? С ним у тебя не получается.
Орис попятился и неожиданно прыгнул, целясь в Фенриса уколом, вытянувшись словно цапля. Мальчик чудом ушел от удара, закружившись. Несколько мгновений он видел набухшую, пульсирующую вену на шее Ориса. По какой-то причине он знал - если сейчас не ударить, он разможжит ему череп. И Фенрис ударил, вложив все свои силы в один короткий бросок, ответным уколом он проколол ему шею, кровь веером брызнула на побеленую стену.
— Хладнокровный убийца значит, - с усмешкой сказала коротко стриженая. — А ты впишешься к нам, - в её игривой улыбке читалось что-то странное, она потеребила застывшего Фенриса за плече, после чего толкнула его к дверям.
— Мирта, не стой! — поторопил ее парень с пурпурной повязкой. — По коням. Надо смываться! Поселение арварохское, у нас здесь нет друзей!
Крысы мгновенно выбежали из корчмы. Фенрис не знал, что делать, но раздумывать было некогда.
Перед корчмой, среди осколков кувшинов и обглоданных костей, лежали трупы нисаров, охранявших вход. Со стороны поселка бежали вооруженные копьями поселенцы, но при виде высыпавших на двор крыс тут же скрылись между домишками.
— Да...
— Ну так давай, хватай любого - и вперед! За наши головы назначена награда, а это — арварохское село. Тут уже хватаются за луки! Галопом за Гисером! И держись подальше от халуп!
Фенрис легко перепрыгнул через невысокую оградку, схватил поводья одного из коней ловчих и, сдерживая подступившую к кгорлу тошноту, вскочил в седло. На мече, который он не выпускал из рук, до сих пор была свежая кровь. Он с трудом сдержался, чтобы не бросить оружие как можно дальше. Затем Фенриис вслед за Миртой погнали галопом, но тут же осадили коней, потому что со стороны мельницы возвращался Гисер с другими крысами. За ними, подбадривая себя криками, мчалась толпа вооруженных поселенцев.
— За нами! — крикнул на скаку Гисер. — За нами, Мирта! К речке!
Мирта, склонившись набок, перескочила через низкий заборчик, натянула поводья и галопом пустилась за ними. Фенрис прижался к гриве и пустился следом. Совсем рядом пронеслась Искорка. Ветер развевал её прекрасные темные волосы, приоткрывая маленькое остренькое ушко, украшенное сережкой из серебра. Закатные лучи больно въелись в глаза Фенрису, он дернул поводьями и рысью поскакал по фиолетовому лугу, будто бы в попытке обогнать солнце.
То, что случилось после, долгое время преследовало его во снах.
Последнее редактирование:
