- Сообщения
- 211
- Реакции
- 425
Имя: Жан-Батист(Люк) де Карруж. OOC Ник: AXMAT Раса персонажа: Человек. Возраст: Год рождения 270 IV эпохи, месяц лета. 26 лет [МОМЕНТОМ НА ВЕСНУ 296 г.] Внешний вид: Вечно улыбающийся мужчина молодых лет, опрятный, ухоженный и обеспеченный на взгляд, постоянно сулит о себе лишь о приятных манерах и высоких стандартах; отчётливым и выделяющимся объектом его внешности – это его чистая и безупречная эспаньолка, хотя и подобный стиль бородки очень привычен для выходцев из Флоревенделя с его детализированным от-кутюром и стилем; длинные, ухоженные волосы брюнета невысокого и статистического для потомственного флора роста делает из него копирку легендарных мушкетеров. 
Характер: Внутренний мир предоставлен высокой модой его родины: послушный, однако владеет собственным виденьем на все поставленные приказы и указания, улыбчив, доволен и главное элегантен, постоянно своим вульгарным поведением старается выделиться в толпе и показать своеобразное превосходство над остальными. Зачастую высокомерен, но до конца верен присяге и своему слову. Таланты, сильные стороны: Опытный стрелок, способный обращаться с дальнобойным оружием; утонченный дамский ухажёр, любитель всего женского и постоянно тянется к противоположному полу; является так же опытным полиглотом, знающий и старающийся выучить несколько языков и наречий всего Кеменлада; присяге верен до конца, да и любитель погундеть в кабаке с весёлой компанией или заняться прибыльным делом, экспериментатор и авантюрист. Обожает кавалерию. Слабости, проблемы, уязвимости: Не владеет ближним оружием, постоянно при использовании его теряется и бросается в случае неминуемого поражения в сплошное бегство, в боях рассчитывает лишь на арбалеты, луки и прочее дальнобойное пехотное вооружение. Чрезвычайно доверчив к женщинам, это можно использовать и против него самого. Любитель выпить чего покрепче, от чего часто напивается и ведет себя агрессивно и необдуманно, превращаясь потихоньку в натурального алкоголика. Привычки: Во время неудобный моментов любит почесывать свою эспаньолку, считает её натуральным признаком красоты и своего мужского достоинства; вставляет во время разговоров по-амани флорские слова, некогда проблема превратилась в выделяющуюся привычку вместе с его картавостью, чрезвычайно недолюбливает “пиратов хакмаррского моря”; постоянное провождение своей речи фирменным “хо-хо” с выделяющимся флорским акцентом, максимизированным в трижды; ведёт собственный дневник наёмника. Мечты, желания, цели: Самое утонченное желание – жениться здесь же, в Хакмарри, на очень привлекательной даме; заиметь достойное имущество, бизнес или предприятие в оживлённом городе и всегда быть при денежном достатке; обучиться и побороть страх к военному ремеслу, кое он уже начал будучи во Флории и в наёмном войске одного из магнатов; продолжать дневник-хронику и преподавательское направление, да и сдохнуть красивой смертью он тоже хочет и считает ГЛАВНЕЙШЕЙ целью в жизни. |
В помятой, дырявой от стрел и болтов широкопольной фетровой шляпе, в одном из Хакмаррских деревенских и захудалых кабаков, за одиноким, провонявшим старостью и пивом столиком трактира, в лёгкой и пьяной, довольной и самовлюбленной ухмылке усиживался молодой monsieur, с вошедшими в привычку поглаживаниями своей козлиной бородки с бросающимися в глаза своей тонкой модой ухоженными усами, растрачивал последние медные монеты за дешевое крестьянское пойло, казавшееся ему по пьяному вкусу лучше изысканного флорского вина и коньяка. |
История, приведшая героя к такому забвению, ничем не отличается от подобных ему самому фанатов авантюр и далёких от дома приключений, однако имеет собственные неловкие причуды и отклонения. Младенец Жан, в полном отчёте при рождении названный Жан-Батист, с гулянкой и радостью явился на свет в семье переселенцев из Мэр-Васса, бывшего наёмника и воина Оскара де Карруж'а и его любимой фаворитки жизни, обычной торговки Матильды де Карруж. Морские купцы по наследству и случайному случаю, владельцы небольшого капитала и некоторых связей в государственном аппарате в стране, ближайшие участники свиты влиятельных баронов и герцогов. То, что детство единственного ребёнка прошло разбалованно - сказать толком-то и ничего! Богатый, по сравнению с большей частью жителей, двухэтажный дом, хорошие завтраки и обеды с ужинами, восхитительные районы близ моря в столице Флоревенделя Эйрини - чудесного портового города, мечты для настоящего мореплавателя и искателя приключений. Войны, прочие междоусобицы редко когда доходят до сюда и отделываются лишь утренними разговорами на переполненных базарах, площадях и торговых портах. Детство совершенное беззаботное, в какой-то мере роскошное и сулящее о хорошем статусе мальчишки.
С детства по принуждению строгого отца семейства отдаётся в попечительство и обучение няньки-наставника, что родом из далёкого отсюда Остфара и получившего неплохое образование в одном из Хобсбургских университетов, отныне слоняющегося из точки в точку в поисках быстрой наживы. Он приходится старым другом наёмника Оскара, который спас ему жизнь в трудной ситуации на границе и помог пробраться в куда менее буйный и более тихий Флоревендель, завести первые знакомства и даже жениться. Жан неспеша начал чуть ли не с пеленок посещать первые уроки, сквозь ошибки и неудачи, да и кожаный отцовский ремень серьёзной основе заставил постигать граниты самой элементарной науки и грамматики, зачастую не очень успешно, так как заметно подросший пацан Жан скорее обращал внимание на юбки проходящих мимо него девчонок и игр в "моряка и пирата". В дальнейшем обучение различным языкам Жана было обусловлено желанием передать преемнику своё заработанное место в торговле, где главным средством всегда являлась коммуникация между созданиями, и средство называлось просто - язык. Зная многие языки Кеменлада каждый путешествующий торговец смог бы найти нужный путь, организовать дешевую торговлю и приставить к себе куда более мощных союзников, нежели на родине. К своему позднему юношеству, парень со спокойной душой владел главным и повседневным флоревендельским, амани и частично хобсбургскимm, остфарским и дартадско-имперским языками как из наиболее необходимых, мог читать и вяленько, зачастую с очевидными грамматическими ошибками писать, на бумаге.
В недалеком будущем, мальчишка Жан, дамский угодник и своеобразный хулиган своей улицы, зачастую в свои молодые подростковые годы, в свободное от учебы, да и в принципе в прогульное время торчал за мамино и папино жалование в городских трактирах с восхитительными флорками разных возрастов, иногда с тётями чуть постарше его самого. Такое окружение было по нраву, благо из-за власти и денег к тому тянулись все, кто только мог залезть ему в кошелек, пока тот ничего толком-то не понимал и раздаривал подарки направо и налево - очень излюбленную страсть Жана. Следом за освоением языков, парень мечтал о освоении новых и богатых земель, нескончаемых морях и долгих плаваньях, что приносили в его и без того красочную жизнь дополнительную романтику и больше авантюризма в молодое сердце. Первым крупным путешествием шестнадцатилетнего пацана стал торговый и вольный городишко, расположившийся на далёком юго-востоке Хакмарри, близ границ с Хобсбургом. Как быстро набирающий темпы развития, город был лакомым кусочком для каждого уважающего себя купца и благодаря политики того самого города, ориентированной на связи во Флоревенделе, торговцы по рекам Флореса стягивались туда в надежде обогащения. Там же Жан познакомился с коренными жителями, которых тот считал по стереотипам лишь жалкими, уродливыми и кровожадными аборигенами, но после пару приятных проведенных в кабаках дней и ночей, а так же флиртов с превосходными по формам и легкодоступным по нравам хакмаррок-крестьянок, тот можно сказать проникся их духом. По уши влюбился в одну из таких деревенских красоток, долго ухаживал и благодаря учителям, деньгам родителей и почти полностью свободному графику времени освоил Хакмаррский язык, пускай даже очень на примитивном уровне. Но, как и случается в подобных историях, по канону излюбленного жанра происходит неожиданное и суровое зрелище, повлекшее за собой неминуемые последствия и оказавшиеся для господ де Карруж весьма плачевными.
Кризис. Весной наступила смута, причина которой так и осталась для большинства торговцев, старающихся держаться вдали от всей политики в целом, непонятным стечением обстоятельств и криков горожан, тщетно собирающих чемоданы. Бесчисленные по потерям приграничные сражения, спешное и ловкое продвижение врага вглубь страны, ошеломительные по скоростям сдачи без боя крепостей, деревень и хуторов. Город погружен в хаос в предвкушении, как через главные ворота войдут враги в победоносном марше и под боевой звук горнистов. В панике семья де Карруж пакует багаж, боясь попасть под разбой новых властителей, без военного сопровождения и договоренностей между граничащим Хобсбургом отправляются в скоротечное плаванье обратно на родину. Тут уже, прознав про наживу, бесчинствуют корабли хакмаррских, хобсбургих и прочих пиратов, легко заполучавшие добычу за добычей благодаря суете вокруг: куй железо, пока горячо. Исключением не стала и семья де Карруж, после скоротечного пленения с боем попавшийся Оскар де Карруж был на месте казнён и изрезан, мать Матильда де Карруж - в рабство, а малолетнего Жана, который истошно из последних сил старался с отцом не дать взять на абордаж судно, отпустили, мол, "за храбость" и отправили на рыбацкой, еле живой лодке с некоторыми моряками с корабля во Флоревендель, за поставленным выкупом матери.
Во Флоревенделе местные магнаты на которых работал отец семейства, узнав, что он - мёртв, спешно разорвали все договоренности с семьей де Карруж, а полагающееся Жану "наследство" почти в полной мере было отдано и распродано, «...за невыполнение договорных обязательств исполнителя и в связи с кончиной монсеньора-представителя де Карруж.» - из заключения суда с подписью Её Величества. Остатки сбережений совершеннолетний Жан из последних сил продал кому только можно, остался буквально без ничего и лишь с надеждой выкупить родную мать - через подставных лиц передал деньги, как оказалось, неудачно. Мать никто не вернул, судьба её неизвестна, а деньги - ушли, и ушли навсегда. Несколько месяцев Жан скитался по чернорабочим работам, стараясь всё же опираться на связи из прошлого, которые постоянно отказывали в помощи, потому Жан, в перерывах с работой того же грузчика в порту занимался репетиторством языков и грамоты, куда более прибыльным нежели горбатым мучением делом. Последней надеждой на возвращение Жан увидел в школах, начал копить последние сбережения в какой-то отдаленной от родной столицы деревушке на аренду здания, которое тот уже раздумывал отдать под будущее учебное заведение. Вот тут-то знания, выученные таким трудом, будут оценены! Долго так побегать не получилось, парнем заинтересовались лица постарше, например - флорский вербовщик, по происхождению софелиец из Мэр-Васса, получавший за каждую такую бренную крестьянскую тушу не один серебряник. Жан пытался бежать, но был ловко схвачен в лесу и насильно взят, в последствии угрозой смерти завербован. Люди - ценный ресурс, ведь повинной службы таковой нет. В обмен за новобранца вербовщик получает много денег, а лучшим аргументом в пользу воинской службы является жалкое звание простолюдина и казалось, что опасная жизнь наёмника куда лучший вариант.
Бароны и мелкие феодалы принялись за любимое дело - дело вражды. Очередная война, очередная кампания, очередные грабежи и рейды в нескончаемом конфликте дикого и непокоренного Хакмарри. В этот раз Жан-Батист, при вербовке из-за нехватки чернил записанный Жан-Люком, попал к наёмникам одного из баронов-командующих, толком не интересуясь причинами похода. Отбыть контракт, уйти с небольшим жалованием домой и забыть этот кошмар раз и навсегда - простая идея прозвучала в голове Жана, а мысли о дезертирстве быстро разлетелись от выкриков офицера об "неминуемом наказании". При осмотре, Жан-Люка записали в пехоту - мясо, что бросается в пекло, но после продемонстрированных способностей полиглота отделался тылом в качестве стрелка и переводчика с хакмаррского. Обучение в лагере проходило скоротечно, стрелять давали много, но времени не хватало. Злобные инструктора до изнеможения доводили ребятушек, так же скоротечно набранных в наёмники барона и те, в пылу тренировок, падали без сознания, но тут же подымались выкриками старших. Стрелков же обильно пичкали арбалетами и болтами, обучали буквально на ходу выполнять простейшую перезарядку и выстрел, чистку арбалета и создание болтов на "запасной" случай: что требуется, как делается, при каких условиях и где. Обученные руки уже редко давали сбой, а армия - вышла в долгий, как кричал барон, освободительный поход. По пути были сожжены и ограблены несколько хуторов, бывали и редкие стычки с мелкими шайками горцев-хакмаррцев, с диким криком выбегающие из леса на строй организованного врага, но обычно такое шествие завершалось одним-другим залпом из арбалетов и луков. Хутора и одинокие строения беспощадно отдавались огню, а имущество отдавалось мародёрам как трофеи. Жан всё так же принимал участие в разбоях, расправах, с начала похода активно начал вести свой дневник, записывая поэтапно каждое событие с деталями, всё же лучший способ выразить свои чувства и переживания. Он же и опрашивал пленных, с достаточной жестокостью выбивая информацию с крестьян-топорщиков, безнадежно старающихся остановить флорскую военную машину. Изредка спокойные ночи в лагере окрашивали уже ставшие классикой набеги дикарей, всё так же безнадежных и глупых, лишь с ума сводили и надавали выспаться, потому и часто пленных убивали на месте. Что можно толкового выбить с какого-то там Збышека з-пад Вербиц?
Каждый день сопровождался письмом в дневнике, а тот сам обрастал новыми и новыми записями, скорее показывающими безграничную жестокость шествующего кошмара и оккупантов в одном лице:
«...сожжена небольшая деревня, убили и зарубили саблями семью аборигенов в развалившемся деревянном сарае, опухшую матку самих аборигенов - с удовольствием изнасиловали и оставили привязанной к кровати посреди пожарища, отца же первого без всякого сопротивления бросили на вилы, детей шустро в колодец лбом вниз, а красный ковёр с цветными узорами, плотно прибитый к стене халупы, порезан с моим братом по оружию Жаком, кое-как уместили в повозку и поехали дальше, в сторону гор севера. Дорогу указал старик, что был тут за старосту, но после часа допроса - скончался от пыток нагайкой на месте...»
«...сожжена небольшая деревня, убили и зарубили саблями семью аборигенов в развалившемся деревянном сарае, опухшую матку самих аборигенов - с удовольствием изнасиловали и оставили привязанной к кровати посреди пожарища, отца же первого без всякого сопротивления бросили на вилы, детей шустро в колодец лбом вниз, а красный ковёр с цветными узорами, плотно прибитый к стене халупы, порезан с моим братом по оружию Жаком, кое-как уместили в повозку и поехали дальше, в сторону гор севера. Дорогу указал старик, что был тут за старосту, но после часа допроса - скончался от пыток нагайкой на месте...»
Приблизившись по горным дорогам, армия вышла к злосчастной крепости - цель всего похода, где в страхе и в молитвенном ожидании засела вся верхушка племенных лидеров. Показался редкий и старый частокол начальных укреплений, где уже красовались хакмаррцы, из строя которых редко высвечивались полные доспехи, да и сам строй имел куда организованный и дисциплинированный вид, нежели у тех дикарей в прошлом. Горн, свист стрел и болтов, все пошли в мясорубку и через час флорская экспансия, совместно с прибывшими союзниками овладели укреплениями и отбили несколько контратак дикарей из гор, переорганизовавшись и став лагерем неподалеку, показалась и главная цель всего этого безумия - сама крепость, где так же в воздухе плавали стяги хакмаррцев различных цветов и обозначений. Перепроверив арбалет, очередной штурм крепости продолжился, и раз за разом попытки не стихали, а сама бойня стихийно перешла в избиение всего флорского дворянства и оружия: все поле крепости оказалось в ловушках, конница падала на шипы, а пехотинцы разбивали головы об камни и, оказавшись в неудобных позициях, подставляли фланги стрелкам, снайперским огнем бившие в слабые места солдат. Многие погибли, многие раненными откатывались назад и в последствии дезертировали куда подальше отсюда с награбленным обозом. Раненным оказался и Жак, получивший стрелу из лука себе в слабозащищенное брюхо:
«Мы прикрывали, когда наши войска отходили из форта. Нашу бригаду вывели из оврага, а за ним — ровное-ровное поле! Наших трупов — навалом, всё поле ими усеяно и снегом припорошено. Мы начинаем нести потери, требушеты горят, деревяшки от частокола так же горят и полыхают. Настал день, вышло солнце, стало тепло, снег начал таять. А мы в атаку-то в валенках хакмаррских пошли, они промокли, ногам холодно стало. А к вечеру опять заморозило — весь день отбивались от контратак. Стемнело рано. И вот наконец, почувствовалось, что аборигены начали отходить. Мы дошли до стен крепости, и тут они нас начали забрасывать кольями. Если бы день был — я бы увидел и увернулся, а тут в темноте мне копьё прямо в левую ногу и попало (лезвие до сих пор осталось!). Наши дальше пошли в атаку, а я лежу. И ведь ранило меня возле самой стены, где варвары сидят. Попробуй-ка, крикни своим по-флорски, каждый абориген рад будет тебя прикончить. Я отполз немного, забрался под снесённую башню замка, там подостлал плащ-накидку, снял брюки, перевязал себе рану. Чувствую, что у меня сильного кровотечения нет, значит, большие кровеносные сосуды не задеты — обрадовался! Но идти не могу — трещина в кости. К утру начал терять сознание. И вот смотрю: кто-то идёт, меч болтается. Я из-под этой башни с великим трудом выползаю. Вижу, это наша девушка-инструктор идёт, а с ней старый солдат! Она меня сразу перевязала, и, помню, все повторяла — живи, живи, живи...»
После слухов, что барона убили свои же наёмники и подчиненные, заподозрив того как и остальных дворян в измене, Жан не долго думая дезертировал. Всё было обречено на провал, потому и небольшая кучка флорских дезертиров, раненные, измученные и голодные по старым дорогам направились обратно, на родину, оставив всё награбленное победителям. Чтобы выжить дезертиры грабили путников, оставляя за собой следы, иногда пытались штурмом взять одинокие хутора посреди поля, но обычно получали по шапке и с потерями отходили, боясь лишь одного мужика с топором. Приходилось питаться и человечиной, Жан с остатками, в голодном бреду нарвавшись на повешенных и уже мёртвых своих же побратимов, во тьме отрезали тем висящие ноги и позже отправляли мясо на костёр. Вкус сладковатой свинины резко бросался в голову и ноздри, лишая от голода иные чувства. В период бегства на группу то и дело нападали по свежим следам всё те же лица, всё те же дикари, и часто приходилось бросать раненных и неспособных ходить, судьба которых была заранее предрешена. Среди таковых и оказался Жан, кое-как из-за своего языка он смог избавиться от экзекуции хакмаррцев и после короткого оказания ему помощи был отправлен в плен, где занимался в основном восстановлением разрушенных им же строений и деревень. Через пару лет Жан выкупил свободу у воеводы, а планов на возвращение домой - не сыскал, все же думая, что там он будет никому не нужен, посему и решил остаться здесь, в Хакмарри в поисках нового счастья...
Последнее редактирование:
