- Сообщения
- 156
- Реакции
- 264
Эту девушку зовут Киоко Такуми, ей тридцать четыре года, она полукровка и слегка не в себе. Вернее, всегда была, но теперь в особенности. Она скрывается под именем Люка Хейли, и никто пока не видел Итияму Минчи, что поселился у неё в голове...
А с виду вроде и нормальная... Хотя, это тоже вряд-ли.
Морфитские корни со временем слегка растеряли свою значимость, но по большей части в области лица. Телом всё та же - атлетичная, высокая фигура под 186 см, по силе потягается с морфитскими воинами. Уверенные движения крепких ног говорят, что свою жизнь Киоко всегда проводила в движении. Об этом и говорят стертые ладони, костяшки рук, ссадины и грубоватая кожа, а кроме того - глубокие продольные шрамы по всей правой конечности, залезающие даже на плечо. Такой же шрам есть на левой ладони. Одежда скрывает её небольшую грудь, и возможно только это и дает ей ещё шанс притворяться мужчиной. Ведь лицо тоже взрослеет, и гладкие округлые его формы, густые брови и ресницы и небольшой нос в сочетании создают образ красивой двадцатипятилетней девушки. Даже ожоговый шрам на щеке не очень помогает.
Все равно на лицо особо незачем засматриваться: мимика у девушки странная, ничего не скажешь. Чаще всего апатичный и тусклый взгляд остается неизменным, а оттого изредка появляющийся оскал или улыбка, а кроме того и подёргивающийся глаз немного напрягают... Впрочем, иногда в этом читается искренность, хоть и диковатая.
Люк Хейли повидал за жизнь многое. Слышал про себя всякое, ко многому привык. Чувства его слегка заржавели, и он едва ли теперь придает значение эмоциям слов, немного охладел, окрепчал, и потому не особо склонен к сентиментам. Зато у него наконец есть больше времени на то, чтобы подумать, вспомнить, что умеет. Навыки его просты и всем знакомы: хорошая память на лица и столь же отличительные черты, опыт владения оружием и кулаками, шустрые ноги, цепкие руки, зоркие глаза... Магия стала ему весьма полезным инструментом, который он успешно хранит на полочке. Впрочем, кто сказал, что он обязан использовать его во благо сего мира? Что касается более практичных навыков, то их немного - шитьё, да знание трех языков (кроме родных синитийского и флорского, со всеобщим знаком не без акцента). Он зачастую рассчётлив, и говорит дело, как оно есть, и как это нарисовано у него на уме. Это, конечно, не значит, что он не умеет выбирать слова. Не заикается и не умеет улыбаться. Унылый дурак...
Думать трудновато, если отвлекаться на всякое. Взгляд падает и расплывается, зато так проще сосредоточиться...
Итияма Минчи - забавный парень. Правда, иногда ему стоит настучать по башке за образцовое поведение. Без спросу распугивать собеседников своими импульсивными поступками, вызывающими речами, что лезут вперёд мысли и больным бесстрашием. Как ребенка от огнива, его стоит держать подальше от этих собеседников, ибо разговоры стали роскошью. Кроме того, он бывает не вовремя, и конечно же, совсем забывает, в чем была суть происходящего. И всё равно прёт... А вообще, это очень даже обидно, всю жизнь обижали, что-то всем не так... Не нравится что-то - засуньте это себе поглубже...
Ему свойственная излишняя вспыльчивость на фоне униженной самооценки. Едва ли Люк найдет силы его заткнуть... Куда ему! "Ити" в разы энергичнее и веселее этого дурака, не умеющего даже улыбнуться ни губами, ни бегающими и искрящимися наивным счастьем глазами! А заикания же забавные, да?
Правда, все же лезет, дурак, и приходится постучать себе по макушке, лишь бы не забыться...
А какая на самом деле Киоко? Кто теперь поймет? Она мечется между двумя, стараясь быть собой. Это довольно расплывчатое понятие, и на самом деле, ничего не может значить... Единственное, что важно - Киоко где-то на перепутье, и вытащить её на свет бывает очень трудно. Трещина в холоде взгляда начнет пропускать запертый там свет ярких эмоций, и она от такой боли и тяжести будет с трудом глядеть на мир. Но этот мир она любит, это её дом. Покинуть его было бы очень больно, точно не больнее, чем биться об стену, или полосовать лицо ногтями, лишь бы остаться тут подольше...
А с виду вроде и нормальная... Хотя, это тоже вряд-ли.
Морфитские корни со временем слегка растеряли свою значимость, но по большей части в области лица. Телом всё та же - атлетичная, высокая фигура под 186 см, по силе потягается с морфитскими воинами. Уверенные движения крепких ног говорят, что свою жизнь Киоко всегда проводила в движении. Об этом и говорят стертые ладони, костяшки рук, ссадины и грубоватая кожа, а кроме того - глубокие продольные шрамы по всей правой конечности, залезающие даже на плечо. Такой же шрам есть на левой ладони. Одежда скрывает её небольшую грудь, и возможно только это и дает ей ещё шанс притворяться мужчиной. Ведь лицо тоже взрослеет, и гладкие округлые его формы, густые брови и ресницы и небольшой нос в сочетании создают образ красивой двадцатипятилетней девушки. Даже ожоговый шрам на щеке не очень помогает.
Все равно на лицо особо незачем засматриваться: мимика у девушки странная, ничего не скажешь. Чаще всего апатичный и тусклый взгляд остается неизменным, а оттого изредка появляющийся оскал или улыбка, а кроме того и подёргивающийся глаз немного напрягают... Впрочем, иногда в этом читается искренность, хоть и диковатая.
Люк Хейли повидал за жизнь многое. Слышал про себя всякое, ко многому привык. Чувства его слегка заржавели, и он едва ли теперь придает значение эмоциям слов, немного охладел, окрепчал, и потому не особо склонен к сентиментам. Зато у него наконец есть больше времени на то, чтобы подумать, вспомнить, что умеет. Навыки его просты и всем знакомы: хорошая память на лица и столь же отличительные черты, опыт владения оружием и кулаками, шустрые ноги, цепкие руки, зоркие глаза... Магия стала ему весьма полезным инструментом, который он успешно хранит на полочке. Впрочем, кто сказал, что он обязан использовать его во благо сего мира? Что касается более практичных навыков, то их немного - шитьё, да знание трех языков (кроме родных синитийского и флорского, со всеобщим знаком не без акцента). Он зачастую рассчётлив, и говорит дело, как оно есть, и как это нарисовано у него на уме. Это, конечно, не значит, что он не умеет выбирать слова. Не заикается и не умеет улыбаться. Унылый дурак...Думать трудновато, если отвлекаться на всякое. Взгляд падает и расплывается, зато так проще сосредоточиться...
Итияма Минчи - забавный парень. Правда, иногда ему стоит настучать по башке за образцовое поведение. Без спросу распугивать собеседников своими импульсивными поступками, вызывающими речами, что лезут вперёд мысли и больным бесстрашием. Как ребенка от огнива, его стоит держать подальше от этих собеседников, ибо разговоры стали роскошью. Кроме того, он бывает не вовремя, и конечно же, совсем забывает, в чем была суть происходящего. И всё равно прёт... А вообще, это очень даже обидно, всю жизнь обижали, что-то всем не так... Не нравится что-то - засуньте это себе поглубже...
Ему свойственная излишняя вспыльчивость на фоне униженной самооценки. Едва ли Люк найдет силы его заткнуть... Куда ему! "Ити" в разы энергичнее и веселее этого дурака, не умеющего даже улыбнуться ни губами, ни бегающими и искрящимися наивным счастьем глазами! А заикания же забавные, да?
Правда, все же лезет, дурак, и приходится постучать себе по макушке, лишь бы не забыться...
А какая на самом деле Киоко? Кто теперь поймет? Она мечется между двумя, стараясь быть собой. Это довольно расплывчатое понятие, и на самом деле, ничего не может значить... Единственное, что важно - Киоко где-то на перепутье, и вытащить её на свет бывает очень трудно. Трещина в холоде взгляда начнет пропускать запертый там свет ярких эмоций, и она от такой боли и тяжести будет с трудом глядеть на мир. Но этот мир она любит, это её дом. Покинуть его было бы очень больно, точно не больнее, чем биться об стену, или полосовать лицо ногтями, лишь бы остаться тут подольше...
А начиналось всё хорошо... Ах, да. Вот, кстати, как всё начиналось.
Жил да был однажды мужик. Мужик этот был синитом, Флорком уважаемым. Уважаемым и за сам титул, и за фамилию свою, что на все острова прославлена была. Отомстил он за отца в компании братьев своих, да по миру гулять пошел, пока долг родине отдать не попросили. Мужчина попал на корабль, который спустя десятки месяцев наконец нашел свой берег. Таких берегов было кругом полно, архипелаг, все таки; но этот бережок - особенный. На этом берегу шустро колонизаторы деревушку склеили, да пошли гулять по полям-горам, да местных искать. Казалось, миссия благородная, просветительская. Но на Кальдоре, оказалось, дураков мало, и местная культура взяла верх над незваными гостями. Синитов быстро начали гнать прочь, да сажать по темницам. Миссия, оказалось, провальная, и, забыв идеологию, этот синит бежал от гонений куда-то в сторону моря. Там, отыскав портовый городок, быстро освоился он на одном из кораблей, да доплыл до флореса напрямую. Сквозь Мэр-Васс, сквозь Хобсбург... Добрался он до Иполло, да пока учил язык местный, влюбил в себя Флоревендельскую морфитку, да влюбился сам... Весёлую, счастливую и страстную совместную жизнь прервала беременность...
Беременность эта была неожиданной, и уж точно не желанной. Что же, значит, такова судьба. Имя придумать девочке? Дитя столицы, Киоко. Какая уж разница?.. Чего поделать? Да, родилась семиморфитская девочка без разрешения, но уж можно, наверное, попробовать взрастить ребёнка?.. Пока что такая надежда ещё была.
С ранних лет малая Киоко конечно же ворочалась, да плакала, как и все дети, игрушки била, да рычала от недовольства, мол, опять каша рисовая с комочками. В этом нет совершенно ничего особенного, да, но не раздражать вся эта ерунда не могла. Одно радовало: если девочка чем-то увлекалась - она надолго уплывала в новое любимое занятие с головой, лишь надо этому чуть помочь. Так, она чаще сама изучала язык отца и матери по книгам, а потому голоса ей подавать часто не приходилось. Радостно, что не надоедает! Радостно было бы, да только надоедать Киоко стала довольно часто. Ибо как только норма чтения, письма и болтовни становилась на текущий день выполнена, то скука резко давала о себе знать. Как ужаленная носится по дому. Хватает то, хватает это, пятое, десятое... Да бери уже, чего душе угодно, только отцепись! Что же, сами разрешили... Девочку начали увлекать книги отца. А в этих книгах: Ба! Сколько рассказов, сколько разглагольствований и картинок! Одна краше другой. На картинках тех были...
На картинках тех были неведомой силы воины, что грозно глядели в изумрудные глазки Киоко прямо со страниц, не опуская острой катаны. Эти воины, флорки, срывались с места, то медленнее, то шустрее шагая, прыгая на златогривом коне куда-то вдаль, в пожарища рассвета... Строчка за строчкой, страница за страницей, и девочка влюблялась в образы, в силу, умения и одежду, кстати тоже, в саму грозную сущность Флорков, про которых эти книги рассказывали... У матери начали пропадать ткани, нитки, иголки, а вместе с ними потихоньку утекали капли терпения. Ей приходилось жаловаться мужу, мол, не слушает негодница, и всё нитки ворует...
"Па-.. Папа, н-но я хотела б-б-быть к-.. как они!" - девочка, жутко заикаясь, тыкала в книгу пальцем, показывала отцу смирную стойку синита с катаной. Позади неё лежали истерзанные чёрные лоскуты, еле-еле напоминающие одеяния этих величественных воинов, сшитые как-нибудь, как только девочка сумела. Сдерживая смущающее недовольство и бурчание, отец всё продолжал ей втолковывать, что быть воином - это уметь вести себя как воин, знать искусство сражения, Кейкенцу, в конце концов. Да и не женское это дело!..
"Ну па-а-апа! П-по-пожалуйста!" - клянчила Киоко без устали. Скрипя зубами, синит чётко ставил её ноги по нужной ширине, придерживал за плечи, да от досады чуть себя не калеча, девочку мастерству боя учил. Да, учить не хотелось. Да, бестолковка справлялась не сразу, да, он и сам чего-то стал учения свои забывать. Но чего уж, привычка такая, приходилось учить на совесть. И да, надо было вспоминать уроки предков... Те старые уроки, ещё из родового поместья. Уроки были разными самыми разнообразными, весёлыми, утомительными, скучными и не очень. Проходили они тоже по-всякому, да всякому учили. "Не пробуй бегать, коли не научился ходить". Сначала предстояло научить, собственно, "ходьбе". В искусстве боя своя ходьба, и тренируют её долго. Особенно, в нашем случае. Не женское это дело! Но минуты сменялись часами, а девчонка продолжала, собрав всю волю мечтателя в кулак, следить за движениями утомлённого от сей нудятины отца. Начало получаться... Чем дальше в лес - тем больше ягод, так сказать, и Киоко всё быстрее, всё веселее поглощала знания, уже схватывала всё на лету! Но чем дальше в лес - тем и волки злее. Пришло время чего-то посерьёзнее, и мирная зарядка с подтягиваниями, отжиманиями, да потягиваниями, сменилась беготнёй где только угодно. Крыши, деревья, зелень на ветках, зелень на старых крышах, ветки на зелени, сломанные ветки. Сломанные ветром, сломанные падениями - всё, мимо чего, по чему, да через что удалось пробежать, прокарабкаться, - всё мелькало уже тёмным вечером перед глазами. Эти вспышки только едва заглушали громкие хлюпанья чая о собственный рот. Горячие струйки очень приятно растекались по горлу, массируя словно всё тело, все мышцы, что подёргивались в тоненьких, острых судорогах от усталости. Такой мощи, казалось, Киоко никогда более не сможет познать... А впереди всё новые уроки. После бега - прыгай, плавай, лазай по деревьям. Пора было узнать ей про акробатику... Впрочем, руки уже были достаточно цепкие, и перескакивать меж балок и опор у потолков сараев да амбаров - дело уже пустяковое. Это было так весело! Ты смотришь с высоты, вздыбленной от адреналина грудью вдыхаешь прохладный ветер, ветер, что, кажется, дует именно тебе... Киоко так смотрела вниз. Смотрела на уличных мальчишек, на шпану, что разевала рты от сего сильного зрелища, вдыхала с ветром их восторг и зависть... Особо завистливые кидали в неё камни... На синяки родителям было немного даже... Плевать, да, плевать. Вечером она дочитывала очередную книгу... В этот раз, кажется, уже совсем не о далеких островах, где родился отец. В этот раз это новая книжонка-самоучитель. Вышивка, швейное дело, крестики, узелки... Да, идею шить себе костюмчики Киоко не выкинула на свалку разбитых детских ожиданий. Иголки теперь не пропадали, ткань меньша страдала, а нитки кончались медленнее, пока семиморфитка, довольно мурча у свечи за столом, штопала костюмы так умело... Только вот, костюмы-то всё мужские были! И что, надо из розовой ткани делать, чтобы бабская была? Или может, с цветочками? А кто сказал, что по-мужски нельзя? "О-хо-хо, - счастливо хохотала Киоко себе под нос, примеряя перед зеркалом своё новое творение, - я темна, я сера и тиха как ночь... Стоит мне только подвязать волосики, и теперь звать меня"... А действительно, чего бы не придумать псевдоним? Как там этот мальчуган с улицы её обозвал? Люк! - так звали друга, с которым он семиморфитку перепутал. "А звать меня Люк... Люк Хейли, ха-ха!" - Киоко избрала фамилию матери, позируя пред зеркалом уже полчаса... Кажется, мужской облик идёт ей даже больше... Ах, эти деловые костюмы, эти восторженные взгляды вслед семиморфитскому парнишке! Эти взгляды так здорово щекотали парню... Вернее, девочке спину! "Эх, а вот бы парочке этих шалопаев устроить взбучку!" - не успела Киоко подумать, как кто-то уже замахнул ладонь с камушком, дабы проучить зазнайку, что ещё вчера ходила в платье. Этот кто-то получил резвым девичьим кулаком в нос, отпрыгивая, словно стукнул его самый крепкий из местных мужей... Да, такие уличные баталии вызывали в Киоко восторг! Но не в родителях... Им всё надоедало такое поведение. Девочке всё нравилось быть мальчиком... Иногда мать, завидя бестолковку вновь в синяках, оставляла чадо без ужина.
Проходили годы, теперь уже у девушки крепчали руки, ноги, да мужские повадки. Позировала она перед зеркалом теперь с мечом... Меч, катана - это отцовская реликвия с его же родины... Надо быть осторожнее. Да, девочка учится теперь такому делу - рубить недовольным головы. Отец рассказывал, что этим можно заниматься, пока сидишь, да пьешь горячий чай поодаль от врагов... Меч будет сражаться за тебя. Ох, это что-то невероятное! Магия, не иначе! "Да, магия, - отвечал отец, - Кеншитцу - тонкая наука, которой боги одарили нашу кровь. Твою бестолковую кровь тоже". Какие же невероятные истории! И Киоко может стать таким же невероятным колдуном?.. Да, наверное, может. Но только она прозанималась полгода этим его "семейным" Кеншитцу, как уроки стали надоедать... Столько теории, практики, шестое чувство, понимаете... Скоро эту идею она забросила, освоив лишь чувство Зена, а меч летать у неё так и не научился. Ай, ну и к черту! Зато как теперь гордо шестнадцатилетняя дева расхаживала по улицам с этой самой катаной на поясе, да с Сёто за поясом, как грозила прохожим беспризорникам сурово кулаком! А, кажется, тут... Киоко вдруг встала у переулка меж стенами. Тут, лет шесть назад, ах если бы её не спасла та милая морфитка, Агнис... Как же дело было... Нет, конечно, ситуация-то впрямь бестолковая! В том переулке тогда стройка велась, вернее, не велась, ну... Плотники-строители отошли "культурно выпить" в трактир ещё с час назад, там, видимо, и спали. А леса, балки, каменюги, подвесы - всё на месте осталось. "Вот, - подумала тут же семиморфитка, - повезло мне! Это же сколько интересных штук, чтобы на них побегать, да попрыгать, да..." Она, закономерно, добегалась. В этом переулке скоро зазвучал жуткий грохот (но пьяных рабочих он всё равно не разбудил), а девочка лежала беспомощно на земле, не в силах выдавить звука от страха. Ну, потом, конечно, закричала: вся рука была изодрана, кое-где пробита гвоздиками... А как в локте болело! Кошмар и ужас. И зачем она только туда полезла? Может, это был бы конец её развесёлой жизни акробата, если бы на крики не пришла какая-то девушка... Высокая морфитка с золотыми волосами, что отбросили тут же пару солнечных зайчиков в глаза Киоко, а ещё отбрасывал свет её посох, или типа того... Думать, короче, было некогда, надо было плакать и стонать от боли. Ах, а та девушка вдруг подскочила на коленки и давай молиться... "Чего это она, в своём ли уме?" - спросила себя пострадавшая, (за эти же мысли в тот момент себя будит упрекать себя долго). Та морфитка своим пением её вылечила... Маг-Целитель! Она же самый замечательный, наверное, человек города! Да, эта история и впрямь незабываемая... И они потом так мило болтали... Мерными шажками, всё оглядываясь в тот переулочек, вспоминая чего-то, Киоко плелась по улице... Плелась и не глядела пред собой, а потому вскоре по голове прошёлся гул, а пятая точка неприятно приземлилась на каменистую дорожку. Девушка стукнулась о что-то головой... О что-то яркое, тоже сидящее на земле, такое светящееся и так прекрасно хохочущее... Это же дочь местного библиотекаря, Лейси Рид... Неуклюже помогая собрать упавшие книги, заикаясь от смущения и хохота, Киоко сразу выдала женскую свою натуру, сама не заметив... Она дала волю своему характеру, только-только узнав в своей новой подруге такую тёплую душу... Интересно, что ещё могло быть тёплого в девушке?.. Кажется, перечитывая романтические флоревендельские книги, десятками раз перемалывая глазами синитийские стихи... Да, получается, вчитывалась она не в образы принцев, а в образы принцесс. Она же сама рыцарь, да ещё и о-го-го какой! Да, такого рыцаря Лейси не забудет ещё очень долгие годы. Не забудет и первую ночь с этим заикающимся рыцарем...
"Отцу - н-не с-.. слова!" - всё повторяла то-ли себе, то ли своей даме сердца Киоко... Отец не узнал, значит, мать тоже. Ну и отлично! Год за годом, ещё годик - тренируется девушка сама, да из дома пропадает надолго... Какое родителям дело? Мужеподобная дама-нахлебник ушла - пусть себе гуляет, а им и проблем меньше...
Девятнадцатый год подходит к концу. В предвкушении новой встречи, раскраснелая, как почти четыре года назад, Киоко собирает походную сумку. Путь лежит куда-то на юг, в Нижнюю что-ли Флорцию... Да, Лейси сказала, что скоро вернётся, и всё такое... Эх, но скука смертная же! Да и чего это любимая уехала, не рассказала даже, чего её туда тянет? В общем, так-сяк, а Киоко, вернее, Люк Хейли отправился вместе с попутным караваном куда-то по следам подруги.
Денёк всего, вдруг семиморфита спрашивают на улице, мол, не твоя ли дама там, в домике у стен города? Откуда он знает? А впрочем, Киоко уже тихо сидит на краешке повозки, улыбчиво перебирая в руках сшитый в пути браслетик. Браслетик красивый, переливается на свету, блестит и щёлкает камушками. Такой красивый, ах! Красивый... Разыскивая тот домик, в одном окошке Киоко узнала в обжимающейся с кем-то даме свою Лейси... Предательница! Девушка лишь откинула браслет в грязь и, еле сдерживая слёзы, плелась прочь. Мужчины не плачут... Поэтому она тоже не плакала. Она злилась. Её мир рухнул, а она снова осталась одна. Может, такой странной девчушке стоит быть одной и дальше, всё же, чего в этом плохого? Кажется, уже она начала успокаиваться, вот опустила свои изумрудные глазки куда-то в землю, перебирая пальчиками по ссадинам на ладони, чуть ускорила шаг... Спустя еще секунду Киоко вся в слезах купалась в пыли дороги, а над ней сидела та самая морфитка Агнис, в которую незадачливая семиморфитка врезалась. Как в свою подругу, конечно, как тогда, эти чёртовы четыре года назад, побрал бы дьявол тот злосчастный день... Горе-горем, но успокоиться пришлось. Киоко смогла минут через пять слёзы утереть, да затолкать своё горе глубже в чертоги своего перевёрнутого разума, да извёрнутого её сердца. На вопросы спасительницы отвечать не хотелось... Просто радуясь тому, что хоть кто-то ещё помнит бедняжку, ох, Киоко заключила Агнис в самые обыкновенные, дружеские объятия. М-да, а осадочек всё равно остался. Ничего лучше семиморфитка не придумала, как пригласить свою давнюю знакомую в трактир на чашечку вина. Ну, может, две чашки. "Три, и ух-.. уходим!" - произнесла она, допивая четвёртую чашу. Монеты были на исходе, а потому поддатая Киоко потащила уже жуть пьяную Агнис к кучеру, что обещал "за полдня домчать хоть до Флории". Ну, им поближе надо, в центр Иполло. Через часа два, действительно, девушка проснулась на знакомой улице! А навстречу, конечно же, должны были идти её непутёвые родители. Отплатив кучеру, Киоко быстро спустила подругу на ближайшую лавочку, да села рядом с засоней. "Чего, жену себе отыскала?" - сострила мать, глядя на нежности, которыми семиморфитка пыталась привести Агнис в чувство. Напрасно, она и не думала просыпаться, в потому Киоко встала в полный рост, который был всё равно меньше роста матери, да глянула родителям в лица пылающим взглядом. Отец посчитал это вызовом, потому провокации продолжились. Почему ходишь, словно мальчишка, шпана, чего с бабами носишься всякими, да смени свой злобный тон! Надо было напомнить девушке, что и живет-то она под их крышей... Слово за слово - родители стояли в трепетном, злобном ужасе, пока, разгорячась, Киоко пересказывала все четыре года своей жизни рука-об-руку с дамой, да ещё в столь хамской манере, что мать не выдержала. "Ты с нами более не живешь" - тихо и злобно выдавила она, перебивая растроганную печалью дочь. Та лишь смотрела им вслед...
Бранным тоном девушка подозвала того же кучера. Через часа четыре Агнис начала медленно раскрывать свои глазки, встревоженно оглядывая опоясанную мечом, шлемом, да с большим мешком знакомую, которая рычала себе под нос, раздосадованным взглядом провожая лесные массивы.
– Куда мы едем?..
– На север, - ответила Киоко.
Они ехали на куда-то север... Дальше какое-то скверноземье. И почему караван так резко спустил дам на землю? Пешком, значит...
Агнис Минчи
"Мама, ещё не всё с нами и кончено, да?"
[Мать, родственная любовь]
Касьян Боно
[Смутные воспоминания]
[Бывший друг]
Изида
"Я вернулся не за старой жизнью, надеюсь, эта память оставит меня."
[...]
Рейнальд Вивальди
[...]
Аттон Ренд
[Бывший коллега]
Фари
"Фари? Фари..."
[Фари]
Шунари
[Знакомая]
Аделаида
"А, да... Я тебя помню."
[Знакомая]
Яджира
[Знакомая]
Сыч
[Бывший нструктор]
Квеленна
[Знакомая]
Игнис
[Бывший препод]
Гонец
[Знакомый]
Дайлат
[Бывший деловой партнер]
Салазар
[Бывший препод]
Нейа
[Знакомая]
Фрей Белоре
[Бывший препод]
Ателард
[Знакомый]
[Знакомый]
Изучение магии, к тому же её частая и не всегда преднамеренная практика в совокуплении с постоянными переживаниями, вредным образом жизни и неподготовленностью к сим факторам повлекли за собой осложнения. Особая близость к астрологии и темпорису привели к сильному раздвоению личности, а привыкание к трансфигурации иногда приводит к воплощению связанных с этим недугом явлений. Кроме того, темпорис был изучен весьма грубо, и в без того больной голове начали шуметь отголоски прошлого: происходившие рание события, следы от которых ещё не растворились во времени, хаотичным шумом заполняли её голову. Это были голоса и звуки, что хуже всего, совершенно неосмысляемые. Несколько лет поисков смогли облегчить её состояние почти полностью. Почти.
Последнее редактирование:
.
