[Вор и подделыватель печатей| Одиода Екзетра |Проклятая

Сообщения
4
Реакции
20
стр 1 .png
стр 2 .png
стр 3.png

борт.pngборт.png
раздел биографии и жизненного пути персонажа
Как таковой последовательный рассказ о жизни Одиоды со всеми деталями мы не смогли бы услышать ни от самой девушки,
ни, тем более, от третьего лица. Это бы противоречило ее образу скрытной и недоверчивой, почти отшельницы. Поэтому
мы ненадолго переместится в ее палатку, раскинутую где-то посреди в пустыни одной бесконечно одинаковой ночью.​

scale_1200 (1).jpg


Неверные огоньки свечи играют на потускневшем серебре. Кое-где металл сколот, и на нем тонкими лучиками виднеются струйки крови, уже запекшейся и не отражающей теплого света. Чей-то зелёный глаз глядит из старого зеркала... За обветшавшей и выгоревшей тканью палатки воет пустынный ветер. Его мятежный рёв настораживает, заставляет вскакивать и тревожно вслушиваться, боясь услышать глухие шаги по песку. На полотне остервенело пляшут дикие тени, длинные, темные, изредка подсвеченные Луной.

Отложив порядочно покусанное перо, она вновь предается старой игре. О, как она ненавидит эти неродные глаза! Упрямый прямой нос, холодноватый и гордый взгляд, окрашивающийся недоверием и злобным лукавством, а сейчас детский и растерянный посреди моря пустыни. Непослушные складки платка, вечно лежащие не так, как следовало бы, но сейчас выдохнувшие, радующиеся свободе лежания на плечах. Уже грубоватая, прокрашенная щедрыми лучами Солнца кожа. Кривоватые зубы, наверное, самое правдивое в этом вечно меняющемся лице. И она никогда не бывает в тишине... Пара шажочков тонкими пальцами, туда, за лицо и уши, и хочется отдернуть их и закричать что есть мочи, надрываясь, непременно до смерти. Клубок чего-то живущего само по себе, скользкого, беспокойного, словно чующего ненависть хозяйки.

Она пыталась, честно... Но она не может причинить себе окончательного зла, только боль. Закрывает глаза, и вновь слышит запах пыльных роз, тяжёлый и першащий в горле. Глупая роскошь для родного дома. Ветер запутывается в волнистой листве. Она помнит мягкие руки матери, запах выпечки по утрам, птиц, сходящих с ума по ранней весне. Как убегала играть с мальчишками, лазила по деревьям и приходила вся ободранная, с повисшим носиком, и вместо желаемой ласки получала мягкие упрёки и чуть более строгие подзатыльники - нужно идти работать. Сухой шорох ссучиваемой нити сливался с треском лучины и поскрипыванием лавки, подпевал грустным песням матери и ветру, чуть более ласковому по ночам. Помнит и юность, как сторонилась старых знакомых, уже много выше и сильнее её, пряталась от них на все тех же деревьях. Венки из душистых горьких трав, игры с огнём и гадания.

О самом страшном не помнит ничего, только пару обрывочных фраз и общий страх. Обиду. Жгущую от бессилия злость и бесящую несправедливость. Помнит, как разбила всю посуду в доме, а отец стоял где-то в пыльной тени угла, но молчал. А потом сбежала. [здесь идёт речь о том, как маг, не получивший согласие на удовлетворение себя девушкой, проклял ее носить венец из живых змей] Скиталась от лавки к лавке, вечно искала подработку, но нигде надолго не оставалась; спала прямо в стойлах или вовсе под дождем, после судорожно кашляя, держась за платок, кашляя до крови. Как поняла, что если еда совсем противна, то можно кормить себя через этих тварей, благо, они всегда голодны. С этих пор и стала ловить мышей и совсем мелких птичек, или просто лениться варить птичьи яйца. Злилась на платок - он перестал удобно лежать, топорщится и сминается: ему мешают кривые чешуйки в тех местах, где она пыталась их выдрать или вовсе извести под корень вместе со скользкой обладательницей. Но не получалось. Она или обжигалась, если резала металлом, или добивалась своего ненадолго, на следующее утро просыпаясь с визгами, подбегая к зеркалу и проклиная отросших вновь змей. Вот и сейчас она с потускневшим отчаянием смотрится в неверную гладь серебра, бросая блуждающий взор на редкие блики шевелящихся чешуек.

От воспоминаний ее возвращает к действительности особенно громкий возглас ветра, да тень длиннее обычной. Ничего. Она решает идти спать, насколько это получится такой беспокойной ночью. Быстро прибирает перья, клочки тканей и беспорядочно лежащие свитки. Ненадолго останавливается, постукивает пальцем по низкому, слепящему фонарю справа у самой головы, а потом быстро ищет какой-то определенный клочок бумаги, резко пахнущий, но пригодный для письма, и так же быстро царапает на нем пару символов и маленький рисуночек. Достает из сумки аккуратно перевязанную стопку писем, таких непохожих ни почерком, ни даже языком, но каждое с печатью. Там же, перевязанные травами, лежат уже аккуратно подплавленные и снятые печати, готовые к продаже. Готовые разрушать жизнь тем, кто так легко разрушает наши.

Да и она готова идти по головам. Терять ей нечего. Давно прошли дни, когда она с ужасом унесла ту монетку из-под руки трактирного пьяницы. Срезала на продажу цветы в чужом саду, трепеща от каждого порыва ветра или звука перекатывающегося камушка. Подкупала стражу, хлопала глазками, лишь бы только передать кусочек металла мерзавцу, что платил за свое освобождение. Даже монетки из фонтана уносила, бросая взгляды укора и возмущения на Луну, посылающую слишком светлые ночи. Сейчас она понимает, что наверное, не смогла бы жить спокойной жизнью, как когда-то мечтала.

борт_в.pngаннотация и пояснение к биографии.
В юности в дом родителей Иммы прибыл один из очередных "посетителей" отца. (Имеются предложения, что отец девушки также был политическим преступником, за что ребенок в семье не унаследовал звание ханади, хоть и родился на земле Арварох) Это был один из магов, ненавидимый верхушкой власти за свое ремесло, потому сошедшийся с отцом Иммы для переправы в другое государство.

Магу приглянулась уже расцветшая девушка, и он попытался ее изнасиловать. Имма укусила мужчину, и тот в сердцах, с искренней злобой назвал девушку гадюкой, что смеет кусать людей своим нечистым ртом. Он замахнулся на Имму, несколько капель крови попало на ее темные волосы с рыжеватым отливом. В этот момент со двора послышался скрип колес - это вернулся отец, раздобыв последние вещи для переправы. Маг поспешно удалился, потирая уголком плаща кровоточащую руку.

На следующее утро Имма проснулась с жуткой болью в голове и слабостью во всем теле. Первой роковое изменение заметила мать девушки, по привычке вошедшая будить свою засоню. Венец из змей, выросших из пятнышек крови, целый беспокойный клубок склизких противных тварей копошился на голове смертельно бледной Иммы. Вытерпев тяжелейший скандал в своей жизни, девушка решит той же ночью сбежать из дома, прихватив отцовский кинжал со змеёй на рукояти - семейным гербом.

 
Последнее редактирование:
Сообщения
4
Реакции
20
1625829813_9-kartinkin-com-p-fontan-art-art-krasivo-9.jpg
Звёздная пыль рассыпается по земле... Так блестят мокрые камушки дороги, тускнея и становясь снова неприглядными под сапогами Одиоды. Ночь манит сыростью и новыми запахами, заставляя трепетать. Как обидно понимать, что пару шагов в темноту, и из-под листочка выглянет робкий лепесток, неестественного цвета под Луной, или плотная ягодка, а то и вовсе рассеянный венчик, грустный и слипшийся от влаги. А ты не можешь взять его, приласкать между пальцев, нежно провести по тугим канатикам растительных узоров, размазывая пыльцу и стирая тонкий налет, освобождая терпкий запах. Каждый такой листочек может стоить жизни здесь, в Скверноземье. Ей хотелось бы вникнуть в их тайны...

Но ночи все длиннее, а путь вьется нервущейся нитью, сотканной из дыхания Луны и стонов неуспокоившихся душ. Бедность, как и всегда, чувствуется в дороге по-особенному, успокаивающе; да вот только сочный кусочек шкворчащего мяса не заменят никакие мечтательные остановки в пути. Справа маячат немые башни города, уютно укрытого среди поросших зеленью холмиков, чувствуется потяг сырости от полотна, сотканного тонкими ручейками и игривыми водопадиками. Ноги сами поднимаются вверх по каменным ступеням, удивительно резво для общей усталости, но, только взойдя на вершину, тело Одиоды снова расслабляется - никого нет в округе. Тихо среди неумолкных голосов природы, и даже фонтан, до сих пор живой и горделиво поющий, порос тонкими слабыми ниточками травы, мха и мокрой земли. Одиода знает, что тяжело сядет на него, приложит руки к ноющей шее, протрет глаза. Сколько таких развалин она видела?

Разводить костер ой как не хочется, он явно будет лишний здесь, да и быть замеченной в ночи - явно не ее желание. Но гремят каменные плиты под ногами; звук из-под них так не похож на мягкое ворчание и глухой стон деревянных досок, означающих уют и дом, что до слез становится обидно и тоскливо. В животе неприятно ноет, в карманах пусто и свистит ветер среди засушенных травинок, члены тяжелы, неохотно подчиняются хозяйке, а придя в город, до которого, судя по знакам на истершихся табличках, осталось не так много, она вновь не найдет тепла и снова будет ночевать в парке. Виной всему - деньги. И взгляд блуждает по окрестностям, по-прежнему суровым и неприступным, настолько далёким своей благородной роскошью, что и мысли быть не может о воровстве в уставшей голове... И падает он на фонтан, затем на Луну и вновь к мокрым камням. Решение есть.


Отыгровка1.pngОтыгровка2.png
 
Последнее редактирование:
Сообщения
4
Реакции
20
scale_1200.jpg
Сухая бумага приятно ложится под руки, весело топорщась и непослушно выгибаясь, противясь пальцам. Фонарь слегка покачивается, задетый рукой даже нарочно, рисуя полосы света на столе - Одиоде так привычнее и уютнее, простой пляски огня за стеклом маловато. Он морщит носик, даже, кажется, напевает какую-то мелодию, грубовато-неправильную и наверное очень воинственную в привычных устах.

Работа предстояла трудная - нужно было снять печать, не повредив бумагу письма, хотя бы не очень сильно - женщина не знала его содержания. В предвкушении, Одиода закусила губу, все ещё вытягивая из глотки нечленораздельные звуки, закатала рукава, так, что стали видны частые мелкие шрамики, заметные лишь из-за более светлого цвета незагоревшей кожи. От фонаря и маленькой походной печки в углу разливалось настойчивое тепло, вынудившее ее снять капюшон, однако повязка все ещё оставалась на голове - нельзя было допустить попадания капелек пота со лба на тонкую бумагу. Змеи были надёжно связаны полоской мягкой от старости ткани и лишь незначительно дергались где-то за шеей, в складках откинутого капюшона. Они изредко приподнимались и шипели, недовольные ограниченной больше обычного свободой, но успокаиваемые приятным теплом. Ставни на втором этаже были плотно закрыты, бояться было нечего. Разве что кто-то зайдет в сам дом, но шум двери успеет предупредить женщину и позволит ей накинуть капюшон свободного кроя.

Луна любопытно заглядывала в щелочки ставен, с завистью смотрела на здоровый румянец поющей женщины. Кусочки бумаги, раскрошившаяся глина, забытый над печкой животный жир, уже выкипающий и капающий на камни, яростно шипя и разнося тяжёлый запах, палочки, инструменты в тканевых чехлах и веточки душистых трав - все это было распихано по комнате в величайшем беспорядке, но вещь к вещи. Особенно примечательны были серебристые засушенные травы, хрупким венчиком засованные под фреску с Луной, поящую своим светом одинокую путницу.


отыгровка3.png
 
Сообщения
4
Реакции
20
.jpg Ягодки перекатываются под пальцами Одиоды, тускло блестя тёмной матовой кожицей с налётом. В свете уходящего солнца, буквально отрывающего от серых припудренных пылью сумерек минуты угасающего дня, дают о себе знать заманчивым блеском инструменты, выложенные на столе в беспорядке, выглядывающие из-под кусочков бумаги и сухих листочков. Пушистые лапы заморских растений, разросшихся в казалось бы суровом, но пропитанном благодатью горном краю, кажется, вот-вот коснутся плаща женщины, мягко поглаживая тяжёлыми ветвями. Стеклянная полусфера на полке нестерпимо режет глянцевым блеском глаз каждый раз, как полощущиеся на ветру ставни впускают солнце. В воздухе тяжело пахнет, небо давит на воспалённое сознание - скоро вновь пойдёт дождь.

Одиода занята мыслями о матери. Несколько лунных лет назад женщина осознала, что мать ее вряд ли была умной, но открыто радующейся жизни, чем и заразила отца. И это раздражало маленькое существо, за уже довольно долгую жизнь научившееся хитрить и лгать. Мысль о дурацких розах пыльного цвета, розах с тяжёлым ароматом и безобразно вульгарной красотой разозлила Одиоду; ягодка лопнула под рукой, расхлестав по столу внутренности с нежными семечками, с ещё зеленоватой мякотью вокруг них. Тем не менее, когда-то она нежно любила мать, и сегодняшней жизнью частично обязана ей - кто бы ещё рассказывал с такой любовью о нежных травах северных лесных районов, границы с пустыней Арварох. Отсюда и живой интерес к былинкам, то упорно пробивающимся сквозь камни дорог, то скрывающимся среди перин мха, под опахалом горных ручейков.

День был тяжёлый и желчный; голова раскалывалась, тело жило само по себе, постепенно наливаясь свинцом, будто выкачивая его из тяжёлого неба. Змеи беспрерывно беспокоили её, то с одной стороны, то с другой, то невесть каким образом с самого лба высовываясь наружу, блестя маленькими подслеповатыми глазками и с интересом принюхиваясь ко всему вокруг. Одна из тварей жевала край платка, другая нацелилась на ухо Одиоды, мечтая его цапнуть, третья то ли жрала лист, то ли следила за мухой в ветвях. Звуки копились и множились в голове Одиоды, гул постепенно рос, усиливая головную боль. Порыв ветра, внезапно задувший свечу, стал последней каплей - Одиода резко вскочила, в порыве злобы ударила по столу. Боль от удара и звука рассыпалась искрами в глазах. Нужно что-то делать, а то так и с ума недолго сойти. Женщина поставила котелок на огонь.


отыгровка4.pngОтыгровка5.png
 
Последнее редактирование:

Рундук

"Чертовая кошка"
Сообщения
2 020
Реакции
3 629
Согласно своду IC правил по пункту "Ведение топика персонажа" ваш топик/биография отправляется в Архив по указанной ниже причине.

Для того, чтобы топик персонажа не был отправлен в архив как минимум каждые 21 день должна быть проявлена в нём активность автором топика. Активность может быть в форме поста с текстом “Персонаж активен, продолжаю его играть” или в форме публикации СС и прочих историй, эстетики. Исключение: Администрация проекта

Архив
 
Сверху