- Сообщения
- 520
- Реакции
- 444
[ Иоганн Кетриц | Высший вампир | Безумец | Поэт ]
ООС ник: qqstmixc
I. Имя, прозвище и прочее: Иоганн Кетриц | Хьюго Авенель и проч.
II. Раса персонажа: Высший вампир (Человек)
III. Возраст: 21 год (На момент обращения) | 367 (Нынешний)
IV. Внешность:
Рост равен 6,2-м футам (около 189-ти сантиметров)
Высокий, худощавого телосложения и крайне неприятный, одиозный на вид мужчина лет пятидесяти. Лицо его усеяно небольшими шрамами и глубокими морщинами, нос чуть деформирован, глаза пустые. Кожа бледная с многочисленными рубцами и растяжками, а под ней - просвечивающиеся черные вены и капилляры. Волосы длинные, волнистые, ломаные, редкие и крайне неопрятно выглядящие, на лике густые брови, щетина или борода. Носить предпочитает закрытую одежду, которая чаще напоминает случайно подобранное тряпье.
V. Характер:
Иоганн, принадлежащий к дурно прославленному клану Малкавиан, не обделен и характерной чертой, свойственной его сородичам - он абсолютно безумен. Настроение его крайне переменчиво: безудержный гнев, время от времени царящий в его голове, часто сменяется на умиротворение и полет приятных мыслей, а после возвращается вновь, подпитываемый терзающим голодом. Он надменен, властен, завистлив и двуличен, нередко крайне жесток, как и подобает настоящему чудовищу. Свое мнение находит исключительно верным в любом вопросе, а потому не терпит неподчинения и непокорности. Однако столь отвратный нрав раскрывается чаще тем, кто слабее самого Иоганна - с равными себе или сильнее он более покладист. Не заинтересован ни в чем, кроме собственного благополучия.
VI. Таланты, сильные стороны:
-Сила-
Будучи высшим вампиром, Иоганн, без сомнений, ужасающе силен. И пусть он никогда не вступит в бой с равным себе по силе без особой на то нужды, он все еще остается крайне опасным противником.
-Ложь-
Иоганн - прирожденный лжец, а безумие, которое веет от него, сбивает с толку еще больше.
VII. Слабости, уязвимости:
-Потеря рассудка-
Став вместилищем тьмы, Иоганн окончательно сошел с ума. Переродившись, он был обречен до конца своих дней слышать в голове голоса своих жертв, которые невыносимым эхом раздаются откуда-то изнутри.
-Пугливость-
Иоганн опасается за свою не-жизнь, так что не будет лишний раз лезть на рожон, если не уверен в своей безопасности или выигрыше.
-Слабости дисциплин-
Как и любой другой вампир, у Иоганна есть слабости, связанные с его дисциплинами.
VIII. Привычки:
Иоганн не терпит своего истинного облика и имени, а потому предпочитает скрываться под чужой личиной и представляться фальшивыми псевдонимами.
XI. Мечты, желания, цели:
С тех пор, как Иоганн обратился вампиром, он помешался на своей собственной силе и власти, желая развивать ее и дальше, постепенно наращивая свое могущество. Мешает ему в этом лишь собственный страх и гнев.
I. Имя, прозвище и прочее: Иоганн Кетриц | Хьюго Авенель и проч.
II. Раса персонажа: Высший вампир (Человек)
III. Возраст: 21 год (На момент обращения) | 367 (Нынешний)
IV. Внешность:
Рост равен 6,2-м футам (около 189-ти сантиметров)
Высокий, худощавого телосложения и крайне неприятный, одиозный на вид мужчина лет пятидесяти. Лицо его усеяно небольшими шрамами и глубокими морщинами, нос чуть деформирован, глаза пустые. Кожа бледная с многочисленными рубцами и растяжками, а под ней - просвечивающиеся черные вены и капилляры. Волосы длинные, волнистые, ломаные, редкие и крайне неопрятно выглядящие, на лике густые брови, щетина или борода. Носить предпочитает закрытую одежду, которая чаще напоминает случайно подобранное тряпье.
V. Характер:
Иоганн, принадлежащий к дурно прославленному клану Малкавиан, не обделен и характерной чертой, свойственной его сородичам - он абсолютно безумен. Настроение его крайне переменчиво: безудержный гнев, время от времени царящий в его голове, часто сменяется на умиротворение и полет приятных мыслей, а после возвращается вновь, подпитываемый терзающим голодом. Он надменен, властен, завистлив и двуличен, нередко крайне жесток, как и подобает настоящему чудовищу. Свое мнение находит исключительно верным в любом вопросе, а потому не терпит неподчинения и непокорности. Однако столь отвратный нрав раскрывается чаще тем, кто слабее самого Иоганна - с равными себе или сильнее он более покладист. Не заинтересован ни в чем, кроме собственного благополучия.
VI. Таланты, сильные стороны:
-Сила-
Будучи высшим вампиром, Иоганн, без сомнений, ужасающе силен. И пусть он никогда не вступит в бой с равным себе по силе без особой на то нужды, он все еще остается крайне опасным противником.
-Ложь-
Иоганн - прирожденный лжец, а безумие, которое веет от него, сбивает с толку еще больше.
VII. Слабости, уязвимости:
-Потеря рассудка-
Став вместилищем тьмы, Иоганн окончательно сошел с ума. Переродившись, он был обречен до конца своих дней слышать в голове голоса своих жертв, которые невыносимым эхом раздаются откуда-то изнутри.
-Пугливость-
Иоганн опасается за свою не-жизнь, так что не будет лишний раз лезть на рожон, если не уверен в своей безопасности или выигрыше.
-Слабости дисциплин-
Как и любой другой вампир, у Иоганна есть слабости, связанные с его дисциплинами.
VIII. Привычки:
Иоганн не терпит своего истинного облика и имени, а потому предпочитает скрываться под чужой личиной и представляться фальшивыми псевдонимами.
XI. Мечты, желания, цели:
С тех пор, как Иоганн обратился вампиром, он помешался на своей собственной силе и власти, желая развивать ее и дальше, постепенно наращивая свое могущество. Мешает ему в этом лишь собственный страх и гнев.
"Мечтать о счастье - как смешно
Когда все в жизни решено
Когда как воду вновь и вновь
Ты проливаешь чью-то кровь".
Мимолетное, такое дорогое и такое желанное веянье неги, душевной услады, благословленное и дарованное, кажется, самими богами, которое мы привыкли называть счастьем… До того оно сакрально и вожделенно, что всякое живое едва ли смогло бы устоять пред греховным, искушающим соблазном заполучить хоть малую каплю, ничтожную долю прекрасного. Сколь горестна и прискорбна недосягаемость подлинного, истинного счастья! Столь же оно бесценно, столь же заветно и свято, сколько и недостижимо, а потому вмиг разжигает неудержимое пламя в сердцах, даже давно потухших тех, кто готов поставить на кон все, придать свое тело и душу земле и Высшим лишь ради того, чтобы хоть раз прикоснуться к неведомому, внеземному блаженству. Войны, гонения и раздор – одиозный люд готов идти на любые зверства ради могущества, власти и богатства, свято веря в то, что столь низменные, жалкие блага помогут им проложить путь к счастью. Однако в слепой погоне за надеждой, что, не угасая, пусть даже глубоко в чертогах людского сознания, своим пламенем заставляет человека вновь и вновь следовать за своими путеводными огнями, освещающими бесконечно мрачную пелену отчаяния, он может пожертвовать не только чужими жизнями. По изменчивой воле судьбы или по собственной, он способен потерять даже себя самого, потерять свою душу и разум.
Снег, не прекращаясь, шел уже несколько часов, одевая улицы города в белоснежную пелену, а хладный ветер завывал в узких улочках Авалма. Близ шумного города, в окружении дремлющего хвойного леса, из которого доносилось лишь приглушенное пение птиц, в поразительно ярком свете бледной луны искрилось замерзшее озеро, на заснеженном берегу которого сидел одинокий юноша. Укутанный в чуть рваный плащ, парень, сидя на древесной коре, в одной руке сжимал хлипкую самодельную удочку, а другую старательно согревал горячим дыханием от колкого морозца. Солнце уж давно скрылось за горизонтом, и лишь назойливая дремота не давала рыбаку забыть о том, сколько времени он уже здесь провел.
Вскоре поднялась вьюга. Встав с промерзшей, казалось, до самых своих недр земли, да закинув на плечо мешок с уловом, который должен был кормить его еще несколько дней, Хьюго поспешил возвратиться домой. Где-то вдали раздавался гулкий волчий вой, прерывающий очаровывающую мелодию лесной тишины. Сквозь громадные сугробы и заметенные снегом заросли хвойного бора Хьюго пробирался ближе к пригороду.
Тяжелая, чуть покошенная дверь отворилась с протяжным скрипом. Грузно ступив на порог дома, юноша, с облегчением выдохнув, небрежно раскидал по углам все свои пожитки и спешно уселся на простенькую лежанку. Одежды он не снимал, лишь бегло отряхнул ее от снежных наростов и, глядя в крохотное оконце напротив, мигом провалился в сон.
Хьюго жил один в небольшой избе на окраине города, у самого леса, которая, казалось, была его единственным другом. В этом тихом, уединенном месте, средь гор исписанных бумаг, масляных ламп и прочего водоворота, несомненно, крайне необходимых в хозяйстве вещей, кои создавали в затхлом домишко, как предпочитал его называть сам Хьюго, творческий беспорядок, безусловно характерный обстановке в пристанище бедного юного поэта, он находил утешение от бурного мира, который его окружал.
Хьюго был единственным ребенком в семье, единственным и очень желанным. Родители юноши, достопочтенный господин Генри Авенель и его дорогая супруга Оливия, всегда мечтали о том, чтобы у них родился именно сын, наследник и продолжитель рода, и, без толики сомненья, не чаяли в нем души, окружая его бесконечной заботой и любовью. Отец мальчика был славным, пусть и давно отставным воем, а ныне – капитаном одного из отрядов стражи, отвечающего не много не мало за охрану юго-восточного района Авалма. Человеком он был крайне своенравным: его педантичность и строгость заставляла людей при встрече с ним лишний раз обратить на себя внимание, дабы их внешние и внутренние изъяны не были тотчас замечены зорким глазом Генри. Сам же господин Авенель не смел выйти в люди не при параде, а его внешний вид всегда соответствовал его манерам: благородный капитан, приверженец рыцарских идеалов и просто человек высочайшей культуры одевался исключительно от иголочки, не позволял себе ни в коем разе отступать от норм этикета, а с людьми говорил лишь так, как того дозволял статус. Помимо всего прочего нельзя не отметить, что сир Генри также являлся образцовым отцом: справедливый, честный, он проводил с сыном очень много времени и всегда стремился привить Хьюго чувство долга и ответственности, а его главная мечта всегда оставалась неизменной – однажды увидеть своего дорого отпрыска в латных одеяниях, смело шагающего в ногу с прочими храбрецами на защиту своей родины.
Что же до госпожи Оливии, матери Хьюго, то, говоря о столь прекрасной женщине, первым делом стоило бы упомянуть о ее не менее знатном происхождении из небезызвестного в этих кругах рода Шантийи. Не сложно догадаться, что дамой она была, безусловно, крайне образованной и манерной. Она вложила много сил и средств в образование сына: нанимала лучших воспитателей и педагогов, закупала книги, лично таскала мальчонку по библиотекам и делала все, чтобы он полностью соответствовал своему положению.
Супруги мечтали о том, чтобы их сын стал грамотным и честным человеком, способным постоять за себя. С малых лет отец вбивал в голову юного Хьюго мысли о том, как важны семейные узы и традиции и был бессомненно уверен в том, что сын пойдет по его стопам. Однако сам Хьюго никогда не чувствовал никакой тяги к военной службе. Не манили мальчика ни латные доспехи, что словно стражи охраняли их родовое поместье, ни отцовские орудия, привезенные из дальних стран, ни портреты рыцарей, гордо висящие почти что на каждой свободной в доме стене, однако найти в себе силы пойти против родительского желания он не мог. Он мечтал о легкой, будто сказочной жизни, полной приключений, любви и самовыражения, писал стихи и был бесконечно этим увлечен, но, к его несчастью, это никак не укладывалось в рамки строгих ожиданий Генри. Хьюго хотел стать писателем, создавать истории, романы и прозы, которые могли бы вдохновлять других, и с каждым годом это желание все больше рвалось наружу.
Шли дни, недели, за ними неумолимо пролетали месяцы и тянулись годы. Молодой поэт уж вырос, но пламя в его груди все так же горело ярким факелом, языки которого тянулись из его сердца до самых кончиков пальцев, переносясь круговертью идей, чувств и мыслей на бумагу. Но однажды, незадолго до своих именин, на которых Хьюго должен был справить свое семнадцатилетие, он все же таки осмелился признаться отцу в том, что твердо не желает продолжать его дела. Генри был в ярости. Он учинил ужасный скандал, он просто не мог принять этого, не видел в мальчике никого, кроме самого себя. Смириться с его выбором означало собственными руками в миг перечеркнуть все то, что он взращивал годами. В его глазах отражался лишь безмерный гнев и разочарование и, поддавшись захлестнувшим его эмоциям, он выставил сына за порог дома.
В тот момент, когда родной отец отказался от него, Хьюго почувствовал, как мир вокруг него рухнул. Отчаявшийся юноша остался совсем один. Накинув на плечи свой бархатный плащ, дареный ему его матерью, он бесцельно побрел туда, куда понесли его подкосившиеся ноги. Глаза его, казалось, совсем выцвели, превратившись в два небольших стеклянных шара, а на бледном лике не отражалось ни отчаяния, ни гнева, совсем ничего. Заметаемый хладным снегом, бесконечный гул которого приглушенным эхом раздавался в голове, он шел вперед, пока не добрался до города.
Лето. На улице стоял полуденный зной, принесенный палящим солнцем. Хьюго сидел на берегу озера и занимался уже привычным для себя делом – рыбалкой. Обычно он проводил дни за рукописями и рассказами, стихами и романами или просто записывал полеты своих мыслей и мечт в тетрадь. Лес вокруг его дома стал его вдохновением: он часто гулял по его тропинкам, наблюдая за природой и собирая идеи для своих творений. Время от времени к нему заглядывали соседи и юноша с радостью принимал их у себя дома.
После того, как Хьюго выгнали из дома, у него не осталось никого. Никого, кроме прекрасной девушки по имени Люси из рода Верман – обворожительной, юной дамы, с которой парень крутил роман еще с отрочества. Люси без капли сомненья была совершенно бесподобной леди: образованная, умная, воспитанная и ангельски красивая, она, к тому же, происходила из богатой семьи. Её очаровательная, пленительная улыбка и шелковые волосы цвета спелой ржи освещали даже самые мрачные дни, а сама она, казалось, бесконечно излучала лишь все самое хорошее и светлое, что вообще есть на белом свете. Юноша не чаял в Люси души. Их романтические вечера были полны поэзии и задушевных бесед: Хьюго читал любимой стихи, которые сам сочинял, вдыхая в каждое слово свою любовь и мечты о чудесном будущем, которое он не видел без нее. Он представлял, как они будут вместе встречать рассветы и проводить вечера, делясь своими мыслями и переживаниями. Их роман, подобно алому цветку розы, расцвёл в самое неожиданное время, озаряя серые, нередко мрачные дни яркими красками взаимных чувств. Люси стала для Хьюго настоящим солнцем, рассеивающим тучи сомнений и наполняющим сердце надеждой. Их встречи были подобны коротким, но ярким вспышкам счастья. Юноша мечтал о семье, о создании своего маленького мира, где она будет его единственной королевой.
Семьи молодых людей знали об их отношениях и не в коем разе им не препятствовали до того момента, пока господин Генри Авенель и его супруга не отказались от своего сына. Семья Люси, а именно родители - достопочтенный сир Оливер Верман и его супруга госпожа Жизель Верман, узнав об этом происшествии, незамедлительно предприняли серьезные меры. Конечно, чувства уступали место расчёту: благородные дворяне не могли допустить того, чтобы их дорогая, единственная дочь вышла замуж за теперь уже обычного бедного поэта. Отец Люси, человек твёрдой руки и прагматичного взгляда на жизнь, видел шанс улучшить своё положение и обеспечить будущее дочери совсем в другом союзе, а потому не щадил усилий, чтобы разлучить влюблённых, расторгнуть то хрупкое единство, которое уже стало частью их судеб. Выбора у девушки не было. Её сердце разрывалось, как будто его раздирали на части, и, хотя вся её душа противилась этому решению, Люси была вынуждена отказаться от Хьюго.
Вскоре возлюбленные встретились вновь и, кажется, уже в последний раз. Узнав о решении родителей Люси, Хьюго впал в ступор. Его надежды и мечты, которыми он жил, словно хрупкий стеклянный шар в миг раскололись на миллион осколков, а грудь пронзила ошеломляющая, опустошающая боль. Любовь, которую он так бережно лелеял, в одно мгновенье рассыпалась, превратившись в кровоточащую рану на сердце. Он остался один на один с самим собой, с обломками того счастья, которое было так близко.
Сердце Хьюго разрывалось от боли, когда Люси, под давлением обстоятельств, отвернулась от него. Погрузившись в беспросветное отчаяние, парень начал искать утешение в вине. Дни и ночи слились в бесконечный поток, заставив его забыться на долгие дни, совсем скоро сменившиеся неделями и месяцами. Его мысли были заняты лишь воспоминаниями о счастье, которое он когда-то испытывал, и о том, как легко это счастье было утеряно. Более его ничего не заботило: он не ел и не пил, а лишь днями напролет глядел в маленькое окошко, изредка выбираясь в лес за едой. Вскоре Хьюго пропил последние сбережения и жил лишь на том, что собирал сам. Оставшись совершенно один, без денег и с дряхлой крышей над головой, парень решился пойти туда, куда когда-то так хотел отправить его отец — в армию. Здесь, в нескончаемых боях и океанах крови, боли и смертей он надеялся найти забвение, но его душа все еще продолжала страдать. На поле боя Хьюго не отыскал ничего, кроме страха и страданий. Он видел, как жизнь уходит из тел его товарищей, и, несмотря на свою решимость забыть о потере, он всё больше погружался в тьму. Каждый день, проведённый в бою, напоминал ему о том, что он потерял, и о том, как сильно он желал вернуться к своей прежней жизни. Война не принесла ему ни покоя, ни забвения, а лишь стала гнетущим, отвратным напоминанием о том, что он оставил позади. Хьюго, несмотря на все испытания, продолжал искать смысл в своей жизни, надеясь, что однажды он сможет найти путь к исцелению и восстановлению, но пока он оставался лишь пленником своей боли, его сердце оставалось разбитым, а мечты о счастье — лишь призраком, блуждающим в тёмных уголках его души. Он сражался вдали от родных берегов, его руки, привыкшие к сети и перу, теперь держали меч и щит. Но даже в бою, среди криков и крови, он видел лишь её прекрасный лик — лик Люси, как призрак, преследующий его в каждом сне и наяву.
Хьюго, едва успевший познать юность, был брошен в мясорубку войны. Кровавый водоворот сражений, рев безжалостных воинов, звон орудий, невыносимые крики умирающих сливались воедино, превращались в хаотичный кошмар, из которого, казалось, никому не суждено выбраться живым. На войне нет места ни состраданию, ни жалости, ни чему человеческому. Лишь реки крови, льющиеся будто из самой земли, плачущей своими красными слезами от зверств, что приносит отвратный человеческий род, пропитывали каждую несчастную душу.
Поздно ночью на небе воцарилась багровая луна, тусклым светом освещая поле брани, превратившееся ныне в большую братскую могилу, при виде которой кровь, казалось, холодела и стыла прямо в жилах. Птицы уже не пели, не стрекотали в траве сверчки, волки не выли на багряную луну. Никто не смел нарушить холодящую гробовую тишину. Дыхание. Вдруг из-под гор мертвых тел донеслись еле слышные протяжные стоны. Движение. Разгребая вездесущие трупы, чудом выживший Хьюго наощупь пробирался на еле видимый свет. Удар. Вырвавшись наружу, он, задыхаясь от животного ужаса и невыносимой боли, свалился на спину. Несчастная, потерянная в бездне боли и отчаяния угасающая душа. Его тело, израненное, изувеченное стонало от мук, а сознание будто исказилось. Хьюго пытался собраться с мыслями, но в голове звучал лишь безудержный, душераздирающий крик, а память предательски возвращала его к кошмарам, которые ему довелось узреть. Он чувствовал, как холод проникает в его кости, как жизнь покидает его бренное тело, пока царящая вокруг тишина сдавливала его со всех сторон, как тяжелая каменная глыба, и лишь тихие всхлипы, стоны и мольбы раздавались средь кровавого океана. Хьюго лежал под холодным, беззвездным небом, и, собрав последние силы, взмолил ко Флоренду. Молитва была его единственным утешением и отголоском надежды в этом аду. Он взывал к Богу, умоляя его о спасении, о том, чтобы его жизнь не закончилась здесь, среди мертвых. Парень не знал, услышит ли его кто-то, но в этот момент, погрузившись в пучину беспросветного отчаяния, он был готов ухватиться за любой проблеск благого света. «О Флоренд, помоги же мне!» — чуть слышно промолвил он, пока голос его перебивал негромкий шепот ветра.
В одно мгновенье ветер стих, а вместе с ним в унисон стих и Хьюго. Его молитвы были услышаны, но донеслись они вовсе не на небеса, вовсе не до святых, вовсе не до Флоренда. Раненый, он лежал на холодной, сырой земле, когда дикий ужас накатил вновь. Не боль, но что-то более страшное, отвратное, более первобытное сковало его, пробравшись до самой души. Не просто страх – звериный ужас, парализующий, всепоглощающий. Его тело окаменело, лишь немного дрожа от ужаса, а лик заливал хладный, точно только что растаявший снег пот. Он не мог крикнуть, не мог даже отвести взгляд или вздохнуть полной грудью, будто сжатою в стальные тиски. Его раны пульсировали, отдавая тупой, ноющей болью, однако Хьюго не чувствовал ни единого ее отголоска. То был совсем иной ужас – глубокий, инстинктивный, пронизывающий до самых костей. Он не видел врага, не слышал звона клинков или звериного рева неподалеку от себя – вокруг царила неестественная тишина, нарушаемая лишь его собственным биением сердца, столь быстрым, что казалось, будто бы оно вот-вот вырвется из груди. Мрак. Момент и глаза несчастного налились густой, беспросветной словно смоль тьмой. В непонимании Хьюго схватился окровавленными руками за лицо, но, поднеся их к глазам, он ничего не почувствовал. Крик. Бесконечная тишина, окутывавшая всю округу, в один миг должна была развеяться, но этого не случилось. Вдохнув полной грудью, парень что есть мочи закричал во все горло, но, к своему ужасу, не услышал ни единого звука. Он хотел вскочить и убежать отсюда со всех ног, но уже их не чувствовал. Лежа в луже крови, Хьюго кричал, кричал что было сил, пока из глаз его лились слезы, в свете багровой луны принявшие кроваво-красный оттенок. Его зов был услышан.
Ночь. Проснувшись от яркого света луны, уже принявшей свой обыденный облик, Хьюго тяжко поднялся с холодной земли. Ужасные раны, доныне покрывавшие его тело, более не тревожили юношу, ведь от них не осталось и следа. Бегло взглянув на небо, усеянное бесчисленным множеством звезд, парень неспешно побрел домой, минуя бранное поле.
До дома Хьюго добрался лишь через двое суток, однако в его глазах они пролетели как ничтожное мгновенье. Тяжелая, старая дверь вновь открылась с привычным скрипом. Войдя внутрь, парень безжизненным взглядом окинул свои скромные угодья, а после уселся на лежанку. Казалось, бедный юноша совсем лишился всякого рассудка: он бесцельно таращился в одну точку несколько часов к ряду, не отводя от нее взгляда. Вскоре в голове Хьюго промелькнула единственная за долгое время мысль: “Люси”. Сорвавшись с места, он сломя голову выбежал вон из дома, стремглав направившись к поместью его возлюбленной. Парень и сам не заметил, насколько он был быстр: ему понадобились какие-то считанные минуты, дабы пробежать с дюжину миль. Совсем скоро он уже стоял у порога в дом девы. “Люси! Дорогая!” – донесся с улицы хрипловатый голос юноши. К великому счастью, девушка была дома и быстро откликнулась на зов. Даже не выглянув в окошко, дабы убедиться в своих думах, Люси, приподняв за кончики свое бархатное платье, поспешила спуститься из своих хором во двор. Но, отворив калитку, молодые люди остолбенели. На лице Люси отражалось крайнее недоумение и даже легкий испуг, что сбило с толку Хьюго. Но в тот же миг, когда юноша понял, кто пред ним стоит, его разум будто затуманился: всякие чувства сменились лишь одним – неудержимым, зверским голодом, который разрывал его изнутри. Как жаль, что столь молодая, невинная дева стала первой живой душой, встретившейся лицом к лицу с монстром. В порыве ярости Хьюго обезумел, набросившись на свою возлюбленную как хищник на жертву. Он драл ее девственное, хрупкое тело в клочья, пожирал плоть и упивался сладостным вкусом чистой крови до тех пор, пока не пришел в себя.
Звон. Хьюго сидел на коленях пред поместьем семейства Верман, держа на руках изувеченное тело Люси. Он смотрел на нее своими безжизненными глазами будто в полусне, не желая верить в то, что сотворил такое со своей первой любовью своими собственными руками. Быть может, он бы так и просидел до самого восхода солнца, однако его транс прервал голос. Голос Люси, доносящийся откуда-то изнутри. Он становился все громче и громче, пока не перерос в вопль, нестерпимый крик агонии, который нельзя было унять. Что есть сил Хьюго закричал и, бросив тело наземь, убежал глубоко в дремучую чащу леса. Он бежал и бежал, спотыкался и падал, вставал и вновь бежал, пока не добрался до озера. Взглянув на водную гладь, он ужаснулся: из воды на него смотрело бледное, изуродованное нечто, совсем не похожее на юношу по имени Хьюго Авенель.
Тьма, окутавшая Хьюго, не просто изменила его внешность. Она перекроила его сущность до самых глубин, исказила его разум, душу и все его существо. Его плоть стала холодной и бледной, капилляры просвечивались сквозь кожу, словно тончайшая, черная паутина под ледяной коркой. Сердце перестало биться в привычном ритме, а лишь неровно пульсировало, отдавая леденящим холодом. Органы чувств обострились до невероятной степени – казалось, он слышал каждый шорох, каждый шепот и стрекотание, доносящиеся откуда-то издали, обрел орлиное зрение и чувствовал запахи крови за десятки метров. Солнечный свет, некогда даривший радость и жизнь, стал нестерпимым – прожигающей пыткой, оставляющей, даже после недолгого воздействия, на коже волдыри, подобные ожогам от раскаленного металла, а после иссушающей заживо.
Бегство от своей чудовищной сущности и ненавистного солнечного света загнало Хьюго в мрачный подземный мир: лабиринты забытых катакомб, заброшенных туннелей и мерзких канализаций. Здесь, в вечной темноте, сырости и вони он отыскал своё временное убежище, где провел несколько лет, но даже тут он не смог укрыться от себя самого. Его преследовал и терзал вечный голод и призраки прошлого – давнишние воспоминания о жизни, о любви, о семье, о солнечном свете, который теперь стал символом утерянного счастья. Ничего более не приносило проклятому радости. Он не покончил с собой лишь потому, что был для этого слишком труслив. Единственным источником небольшого наслаждения оставалась людская кровь – горькая, тёплая жидкость, дарующая ему драгоценное, пусть и совсем недолгое облегчение. Однако за каждый ее глоток Хьюго тяжело отплачивал: всякий убитый им человек вскоре возвращался отвратным гласом в сознание мужчины, напоминая ему о том, кто он есть на самом деле. Постоянный страх, голод и одиночество окончательно сломили психику Хьюго. Его разум стал расщепляться на осколки, переплетаясь с темными инстинктами. Он стал жертвой собственных кошмаров, видел галлюцинации, извечно напоминающие его о потерях и бескрайнем море отчаяния. Его лицо, некогда красивое и юношеское, преобразилось до неузнаваемости: глубокие морщины, похожие на рубцы, испещрили его кожу, глаза потускнели, стали пустыми и безжизненными, словно бездонные ямы, а губы, постоянно иссушенные жаждой, были чуть растянуты в зловещей усмешке, выражающей безграничную тоску и вечную боль.
В тихое время, когда вся земля уже провалилась в крепкий сон, Хьюго бродил по безлюдным закоулкам Авалма. Неутолимый голод, внезапно проснувшийся в нем вновь, заставил мужчину выбраться из своих подземных угодий, чтобы найти новую жертву. Однако, к его великому изумлению, первой душой, если так можно выразиться, стал сородич, жадно пьющий кровь какого-то несчастного бродяги. Это был не первый раз, когда он натыкался на себе подобных, хотя, во всяком случае, обычно Хьюго старался таковых избегать, быстро удаляясь прочь, но в этот раз уйти незамеченным у него не получилось. Его аура быстро приманила упыря и тот молниеносно бросился к нему. Взмах, и неизвестный уже стоял лицом к лицу с Хьюго. Мужчина застыл в ошеломлении: он не знал, что ему делать, ведь за столь долгое время ни разу не выходил на контакт с себе подобным, а потому сперва лишь молчал. Однако вампир, представившийся Кассиусом, быстро разговорил нерасторопного сородича и столь же быстро понял, насколько его собеседник отстранен от мира. Зашуганный, нелюдимый вампир боялся даже лишний раз раскрыть своего рта, а потому, как только ему было приказано следовать за новым знакомым, он без задней мысли исполнил поручение. Было несложно понять, что Кассиус – вампир не из молодняка, обладающий и силой, и мудростью, и опытом, свойственными лишь тем, кто пережил ни одно столетие. Шли они недолго – совсем скоро на горизонте показался огромный особняк. Войдя внутрь, Хьюго застыл на месте. На лестнице, в середине просторного зала, декорированного разными убранствами, стояла важного вида дама. Кассиус, немедля ни минуты, завязал с женщиной диалог, и уже совсем скоро в помещение вошли еще несколько людей. Началась дискуссия: каждый из присутствующих был немногословен, в основном говорил Кассиус, однако, о чем именно Хьюго особо не разбирал. В его голове проносился нескончаемый поток мыслей, сменяемых неясным туманом, совершенно выбивающим его из обстановки. Ему ничего не оставалось, кроме как ждать.
Наконец полемика кончилась и Хьюго с Кассиусом поспешили удалиться. Приведя молодого вампира в чувства, товарищ начал вводить его в курс дела. Долгие разъяснения сплетались в неясный клубок мыслей, распутать который у мужчины удавалось с трудом. Всю ночь они сидели на улице, пока Кассиус рассказывал новому сородичу о его теперешнем бытие: о витэ, о рангах, о Совете, о Князьях и, конечно, о том, что он теперь принадлежит к клану Малкавиан. Хьюго понадобилось крайне много времени, дабы уложить все в голове. Столь долго он не выходил в люди, что разговоры по душам его совершенно утомили и к утру он вернулся под землю.
Чуть позже Хьюго обучился контролировать свою жажду крови, еще позже – обуздал свое тело и умения, не привлекая нежелательного внимания. Однако, надежда на спокойную жизнь была иллюзией: огромная сила, дремавшая в мужчине, с годами пробудилась во всей своей разрушительной мощи. Жажда власти, подавляемая раньше муками, безумием и страхом, захлестнула его с ног до головы, заставив наконец выбраться наружу из своих трущоб. Осознав, насколько могущественным сделал его Тьма, Хьюго перестал быть просто жалким беглецом. Теперь его совсем не терзали мысли о выживании и убитых людях, а двигал им не столько страх смерти, сколько амбиции и жажда власти. Каждый раз, когда он выбирался на поверхность, в округе умирало несколько людей. Упырь действовал все более жестоко и безрассудно, став угрозой не только для людей, но и для всей общины вампиров. Его действия вызвали гнев и страх среди сородичей, которые, опасаясь его непредсказуемой силы и злобы, приняли решение осуществлять над ним постоянный надзор. От него отвернулся даже Кассиус и, вновь оставшись в одиночестве, Хьюго был охвачен ненавистью и обидой. Не желая более прозябать в месте, где вершить свои злодеяния ему более было не суждено, он отправился туда, где никто не смог бы сдерживать его. Долго думал Хьюго, куда же ему податься, дабы укрыться от жутких напастей, и выбор его пал на Заокеанье - край далекий и неизведанный, даже опасный, но мужчину это не капли не останавливало. Предел он находил отличным местом, чтобы бежать, да продолжить наращивать свою силу. Покровителя в виде Кассиуса у него больше не было, а это значит, что справляться надо было самому. Во всяком случае, вампир находил этот выход явно лучшим решением, нежели оставаться здесь, в опасном, нагнетающем граде, где он был под вечным надзором. Взяв новое имя, он отправился туда, где хотел обосноваться и продолжить не-жить, становясь все могущественнее и сильнее. Здесь, вдали от земель, которые наводили на него темные воспоминания.
"И снизу дно, и сверху дно
Кругом темно
Ведь даже днем в твое окно не светит солнце!
И ночью беззвездно в твоей душе!".
Основная: Власть над сутью
Дополнительные: Прорицание, Затемнение
Аспект: Изначальный
Человечность: 4
Клан: Малкавиан
Дополнительные: Прорицание, Затемнение
Аспект: Изначальный
Человечность: 4
Клан: Малкавиан