Внешность по годам.
265 - 277г. | Совсем малый юноша, только учится у своих родителей, но уже мечтает о своём прославленном будущем. |
277 - 280г. | Амбициозный детина только учится инженерно-осадному делу, ступает по наставлением родных. |
280-295г. | Отучился, опытный осадник, прошёлся и в первых рядах терция с пикой, получил множественные раны и отдал всего себя службе, за что после получил дворянский статус. |
295-303г. | Старик что решил исследовать свет, пойти на путь приключений и подвигов. Хакмарри именно такое место где всего из перечисленного в изобилии. |
Лето, 3 Dariel, 260 г. н.э. в зажиточной семье осевших софелийцев в Мэр-Вассе рождается мальчик, который гордо стал носить имя Диего. С малого возраста его приучали к тому что в будущем он станет учиться в университете, посему продыху не давали и как только он начал нечто соображать, то нанимали учёных морфитов из местной прослойки, для поддержания грамоты и будущей ставки на сына, не забывали и про мастеров фехтования. Единственный способ пробиться в дворянское сословие простому человеку, к которому так стремился отец - это военная служба, ему то уже поздно, а сын имел надежды. В пятилетнем возрасте тот был направлен в Плойо, сама же семья осталась жить в Неро, и знали они не многое что происходит, лишь благодаря голубю который направился с мальцом те имели письма. Мэр-Васс хоть и аристократическая держава в плане обучения, но благодаря паре взяток и хабарей, Диего всё-таки взяли, приписав тому несуществующий не значительный дворянский род, лишь бы отучился. Жил, по правде говоря, он в Тейкхоском Университете скудно и трудно, кое-как сводя концы с концами, зарабатывая себе на пропитание разными малопочтенными занятиями: например, неплохо владея шпагой, предлагал свои услуги, тем, у кого не хватало смелости или мастерства справиться с собственными неприятностями самим. Нет, он не убивал как вам могло показаться, только калечил. За что собственно часто получал, и был неоднократно избит, хотя это малого ученика фортификационного факультета не останавливало, он помимо своего благоприятного будущего желал не подвести и родню, ведь именно они имели на него надежды чтоб семья стала по праву полноценными идальго.
Отучившись ближе к семнадцати годам, с трудом и насмешками от соучеников которые были из настоящего высшего сословия, тот наконец добрался до практики, его обучили правильной зарядке, стрельбе, а так-же строению требушетов, баллист, катапульт и осадных башен с остальными прелестями, помимо же сего ему преподавалась и теория насчёт фортификаций, их укрепления или же лучшего разрушения. Часто говорилось что штурм крепостей требует большего порядка, большей дисциплины, чем их оборона. Если быть вкратце насчёт обучения, то положа руку на сердце, скажу, что едва ли женщина, подарившая Диегу жизнь, так легко бы отпустила, знай она получше, куда он попадёт.
Доучившись тот вместе с остальными учащимися был приглашён по разным местам, но ему досталась третья терция под Плойо что часто подвергалась нападкам раубриттером сбившихся в громаздкие банды, Диего встал под командованием капитана Толедо, но сам Кихот был под особым надзором лейтенанта.
– Дело у меня к тебе. - обратился к новобранцу только из университета.
Лейтенант Марин Салданья был сух и тверд, как хорошо обожженный кирпич. Поверх камзола он имел обыкновение предусмотрительно надевать нагрудник из буйволовой кожи, отлично защищающий от ударов ножа, и был обвешан оружием с ног до головы – шпага, кинжал, кривой нож.
– Дело? – переспросил Диего.
Прихватив по стакану вина, они уже вышли наружу с шатра и, прислонясь к дереву, стояли на солнечной стороне учебного лагеря осадников, разглядывая шагавших мимо солдат и катающиеся телеги. Салданья несколько мгновений молча смотрел на новобранца, поглаживая густую седеющую бородку, которую недавно отпустил, чтобы скрыть шрам, тянувшийся от нижней губы до правого уха, – раньше он, как старый солдат, ограничивался лишь бакенбардами.
– Ты только что вышел из университета, и в кармане у тебя пусто, – промолвил он наконец. – День-два – и раздобудешь себе грошовую работенку: наймешься в провожатые к какому-нибудь юному вертопраху, чтобы брат его любовницы не пристукнул его на углу, или возложат на тебя ответственное поручение – отрезать уши несостоятельному должнику. Или начнешь обходить дозором дома публичные и игорные – потрошить заблудившихся иностранцев и блудящих попов, что тратят на девок содержимое церковной кружки… И для тебя это скверно кончится. Так ли, иначе ли, рано или поздно, но тебя непременно проткнут шпагой, зарежут из-за угла или схватят по доносу. – Он прихлебнул вина, не сводя сощуренных глаз. – Разве это жизнь? Ты именно этим и занимался на учёбе, если верить сводке.. Поэтому мне придётся тебя исправлять, ты хоть и буйнистый, но по виду толковый.
Диего пожал плечами:
– Другой жизни нет..
И поглядел на старого лейтенанта пристально и прямо, как бы говоря: «Не всем так пофартило как тебе родиться дворянином». Салданья поковырял пальцем в зубах, дважды дернул головой сверху вниз.
– С этим-то я поспорю, теперь ты полностью в моей власти. И я сотворю из тебя настоящий ужас на поле боя, чтоб ни одна мерзотная тварь с той стороны леса не посмела даже выйти. Идём за мной, посмотрим как хорошо ты справляешься с метательным орудием..
Пройдя к уже заготовленной катапульте Салданья принялся нагружать выпускника университета, подробно на практике рассказывал что, как и почему работает.. А после позволил произвести пару "залпов" по ранее поставленным целям в виде снопов сена, и куче камней. Успехи имелись, с парой недель таких интенсивных учений он освоился, и мог в полной мере применить знания и навыки с университета, и доблестно служить во благо семьи и Мэр-Васса.
Проворен он стал уже к двадцати годам, когда шпаги вылетали из ножен, искусен в обращении с узким длинным кинжалом, именуемым еще стилетом, к помощи которого так охотно прибегают профессиональные головорезы. Однажды тёмной ночью вместе с двадцатью девятью товарищами под началом капитана те должны были переплыть полузамерзшую речку и, с эспадой в зубах, раздевшись до исподнего, чтоб не выделяться на снегу – господи, чего только не сделаешь во славу рода и Мэр-Васса! – незаметно подобраться к аванпостам грабителей в латах, настоящая армия головорезов, и напасть на тех врасплох. Эти разбойники-рыцари, которые высказались в том смысле, что знать мэр-вассцев не знают и видеть не хотят, то есть вздумали сотворить разбойный край. Вышло в конечном итоге лихо им, доставалось крепко во второй раз. Ну, замысел состоял в том, чтобы форсировать реку, закрепиться на берегу на отмели, у запруды или ещё Ирхаал знает где и держаться, пока на рассвете основные солдаты не пойдут в атаку и не соединятся с малым отрядом где был и Диего. Пошло дело, передовое охранение, как полагается, перекололи, не дав даже «мама» сказать. Когда околевшие от холода мэр-вассцы стали выпрыгивать из воды и для согреву резать разбойников, те дрыхли, как сурки, и так вот, не просыпаясь, отправились прямо в пекло, ну, или где им, проклятым гадам, уготовано место. Все было хорошо, одно плохо: пришел рассвет, настало утро, а на выручку к храбрецам никто не подоспел, главные силы терции так и не ударили. Как потом выяснилось, чего-то там между собой не поделили, из-за чего устроили бойню меж собой. Тридцать мэр-вассцев с капитаном во главе брошены оказались на произвол судьбы, предоставлены самим себе – хоть молись, хоть бранись, хоть помирать ложись – и окружены отбросками грабителями, которые были весьма расположены сквитаться с ними за своих зарезанных товарищей. Тухлое вышло дело, тухлей, чем обучение в университете. Денёк выдался долгий и, прямо сказать, тяжкий. Для ясности упомяну лишь, что с наступлением темноты только двоим удалось вернуться на берег. И одним из этих двоих был Диего Кихот, который, когда капитана еще при самом начале, в первой же стычке пропороли насквозь, так что стальное острие вышло из-под лопатки пяди на две, вскричал: «Слушай мою команду!» – вот и стали к нему прислушиваться, юнцу но храброму. Осадник на час, капитан на день, командир прижатого к реке отряда обреченных, которые дорого продали свою шкуру и один за другим, матерясь, как пристало истинным софелийцам да мэр-вассцам, убыли на тот свет. Что ж, бывает – война убивает, вода топит. Нам, солдатам, не привыкать.
На следующий день всё-же удалось собрать достойное сопротивление из двухсот пикинёров, пятидесяти арбалетчиков и одного осадника в лице самого Диего, а вместе с ним и метательная машина камней. Под гнётом вражины те прорубались, орудие ломало их, умерщвляло кавалерию и разбивало преграждения. Длинные пики, и острые стрелы сделали своё дело, задание было исполнено и к вечеру каждый из разбойников был умервщлён, если не считать бежавших.
Так и служил он почти что до самой своей старости, не один был таковой подвиг как с рекой, за что в последствии ему и его семье был дарован настоящий титул идальго, и приставка к фамилии "и-Алькесар" в честь одной из деревни где тот был ранен, а в последствии отправлен доживать в поместье купленное на деньги родни. Никак не мог смирится с тем что он больше не чувствует той экстремальности, и запаха войны.. Нашёл утеху в другом - чтении на досуге рыцарских романов, баллад и рассказов.. Досуг длился у него чуть ли не четыре года, — отдавался чтению рыцарских романов с таким жаром и увлечением, что почти совсем забросил не только общаться с роднёй, но даже свое хозяйство; и так далеко зашли его любознательность и его помешательство на этих книгах, что, дабы приобрести их, он продал несколько десятин пахотной земли и таким образом собрал у себя все романы, какие только ему удалось достать; больше же всего любил он сочинения знаменитого Алессоро де Катилья , ибо блестящий его слог и замысловатость его выражений казались ему верхом совершенства, особливо в любовных посланиях и в вызовах на поединок, где нередко можно было прочитать: «Благоразумие вашего неблагоразумия по отношению к моим разумным доводам до того помрачает мой разум, что я почитаю вполне разумным принести жалобу на ваше великолепие». Или, например, такое: «…всемогущие небеса, при помощи звезд божественно возвышающие вашу божественность, соделывают вас достойною тех достоинств, коих удостоилось ваше величие».
Над подобными оборотами речи бедный Диего ломал себе голову и не спал ночами, силясь понять их и добраться до их смысла, хотя самый лучший философ, если б нарочно для этого воскрес, не распутал бы их и не понял. И вот, когда он уже окончательно свихнулся, в голову ему пришла такая странная мысль, какая еще не приходила ни одному безумцу на свете, а именно: он почел благоразумным и даже необходимым как для собственной славы, так и для пользы отечества сделаться странствующим рыцарем и мастером осадного дела, сесть на клячу и, с оружием в руках отправившись на поиски приключений, начать заниматься тем же, чем, как это ему было известно из книг, все странствующие рыцари, скитаясь по свету, обыкновенно занимались, то есть искоренять всякого рода неправду и в борении со всевозможными случайностями и опасностями стяжать себе бессмертное имя и почет. Бедняга уже представлял себя увенчанным за свои подвиги, по малой мере, короной Трапезундского царства; и, весь отдавшись во власть столь отрадных мечтаний, доставлявших ему наслаждение неизъяснимое, поспешил он достигнуть цели своих стремлений. Первым делом принялся он за чистку доспехов, некогда сваленных как попало в угол и покрывшихся ржавчиной и плесенью. Когда же он с крайним тщанием вычистил их и привел в исправность, то заметил, что недостает одной весьма важной вещи, а именно: вместо шлема с забралом он обнаружил обыкновенный шишак; но тут ему пришла на выручку его изобретательность и знания инженерии: смастерив из дерева полушлем, он прикрепил его к шишаку, и получилось нечто вроде закрытого шлема. Не скроем, однако ж, что когда он, намереваясь испытать его прочность и устойчивость, выхватил меч и нанес два удара, то первым же ударом в одно мгновение уничтожил труд целой недели; легкость, с какою забрало разлетелось на куски, особого удовольствия ему не доставила, и, чтобы предотвратить подобную опасность, он сделал его заново, подложив внутрь железные пластинки, так что в конце концов остался доволен его прочностью и, найдя дальнейшие испытания излишними, признал его вполне годным к употреблению и решил, что это настоящий шлем с забралом удивительно тонкой работы. Ещё несколько дней раздумывал он, как назвать своего осла, ибо, говорил он себе, ишаку столь доблестного рыцаря, да еще такому сильному, нельзя не дать какого-нибудь достойного имени. Идальго твердо держался того мнения, что если произошла перемена в положении хозяина, то и животина должна переменить имя и получить новое, славное и громкое, соответствующее новому сану и новому поприщу хозяина; вот он и старался найти такое, которое само показывало бы, что представлял собой эта кляча до того, как стал спутником странствующего рыцаря, и что он собой представляет теперь; итак, он долго придумывал разные имена, роясь в памяти и напрягая воображение, — отвергал, отметал, переделывал, пускал насмарку, сызнова принимался составлять, — и в конце концов остановился на Салданье, в честь лейтенанта который привил ему мужество и дисциплину.
— Если в наказание за мои грехи или же на мое счастье, — говорил он себе, — встретится мне где-нибудь один из тех великанов, с коими странствующие рыцари встречаются нередко, и я сокрушу его при первой же стычке, или разрублю пополам, или, наконец, одолев, заставлю просить пощады, то разве плохо иметь на сей случай даму, которой я мог бы послать его в дар, с тем чтобы он, войдя, пал пред моею кроткою госпожою на колени и покорно и смиренно молвил: «Сеньора! Я — великан Лорзубэ, правитель Скверноземья, побежденный на поединке неоцененным рыцарем идальго Кихотом, который и велел мне явиться к вашей милости, дабы ваше величие располагало мной по своему благоусмотрению»? О, как ликовал добрый рыцарь Диего, произнося эти слова, когда он нашел, кого назвать своею дамой! Должно заметить, что в ближайшем доме жила весьма миловидная деревенская девушка, в которую он одно время был влюблен, хотя она, само собою разумеется, об этом не подозревала и не обращала на него никакого внимания. Звали ее Альднсою Лоренко, и вот она-то и показалась ему достойною титула владычицы его помыслов; и, выбирая для нее имя, которое не слишком резко отличалось бы от ее собственного и в то же время напоминало и приближалось бы к имени какой-нибудь принцессы или знатной сеньоры, положил он назвать ее Дульсинеей Плойской!
С такими помыслами наш добрый рыцарь-идальго и направился к подвигам на Хакмарри, проходя долгий путь..
Отучившись ближе к семнадцати годам, с трудом и насмешками от соучеников которые были из настоящего высшего сословия, тот наконец добрался до практики, его обучили правильной зарядке, стрельбе, а так-же строению требушетов, баллист, катапульт и осадных башен с остальными прелестями, помимо же сего ему преподавалась и теория насчёт фортификаций, их укрепления или же лучшего разрушения. Часто говорилось что штурм крепостей требует большего порядка, большей дисциплины, чем их оборона. Если быть вкратце насчёт обучения, то положа руку на сердце, скажу, что едва ли женщина, подарившая Диегу жизнь, так легко бы отпустила, знай она получше, куда он попадёт.
Доучившись тот вместе с остальными учащимися был приглашён по разным местам, но ему досталась третья терция под Плойо что часто подвергалась нападкам раубриттером сбившихся в громаздкие банды, Диего встал под командованием капитана Толедо, но сам Кихот был под особым надзором лейтенанта.
– Дело у меня к тебе. - обратился к новобранцу только из университета.
Лейтенант Марин Салданья был сух и тверд, как хорошо обожженный кирпич. Поверх камзола он имел обыкновение предусмотрительно надевать нагрудник из буйволовой кожи, отлично защищающий от ударов ножа, и был обвешан оружием с ног до головы – шпага, кинжал, кривой нож.
– Дело? – переспросил Диего.
Прихватив по стакану вина, они уже вышли наружу с шатра и, прислонясь к дереву, стояли на солнечной стороне учебного лагеря осадников, разглядывая шагавших мимо солдат и катающиеся телеги. Салданья несколько мгновений молча смотрел на новобранца, поглаживая густую седеющую бородку, которую недавно отпустил, чтобы скрыть шрам, тянувшийся от нижней губы до правого уха, – раньше он, как старый солдат, ограничивался лишь бакенбардами.
– Ты только что вышел из университета, и в кармане у тебя пусто, – промолвил он наконец. – День-два – и раздобудешь себе грошовую работенку: наймешься в провожатые к какому-нибудь юному вертопраху, чтобы брат его любовницы не пристукнул его на углу, или возложат на тебя ответственное поручение – отрезать уши несостоятельному должнику. Или начнешь обходить дозором дома публичные и игорные – потрошить заблудившихся иностранцев и блудящих попов, что тратят на девок содержимое церковной кружки… И для тебя это скверно кончится. Так ли, иначе ли, рано или поздно, но тебя непременно проткнут шпагой, зарежут из-за угла или схватят по доносу. – Он прихлебнул вина, не сводя сощуренных глаз. – Разве это жизнь? Ты именно этим и занимался на учёбе, если верить сводке.. Поэтому мне придётся тебя исправлять, ты хоть и буйнистый, но по виду толковый.
Диего пожал плечами:
– Другой жизни нет..
И поглядел на старого лейтенанта пристально и прямо, как бы говоря: «Не всем так пофартило как тебе родиться дворянином». Салданья поковырял пальцем в зубах, дважды дернул головой сверху вниз.
– С этим-то я поспорю, теперь ты полностью в моей власти. И я сотворю из тебя настоящий ужас на поле боя, чтоб ни одна мерзотная тварь с той стороны леса не посмела даже выйти. Идём за мной, посмотрим как хорошо ты справляешься с метательным орудием..
Пройдя к уже заготовленной катапульте Салданья принялся нагружать выпускника университета, подробно на практике рассказывал что, как и почему работает.. А после позволил произвести пару "залпов" по ранее поставленным целям в виде снопов сена, и куче камней. Успехи имелись, с парой недель таких интенсивных учений он освоился, и мог в полной мере применить знания и навыки с университета, и доблестно служить во благо семьи и Мэр-Васса.
Проворен он стал уже к двадцати годам, когда шпаги вылетали из ножен, искусен в обращении с узким длинным кинжалом, именуемым еще стилетом, к помощи которого так охотно прибегают профессиональные головорезы. Однажды тёмной ночью вместе с двадцатью девятью товарищами под началом капитана те должны были переплыть полузамерзшую речку и, с эспадой в зубах, раздевшись до исподнего, чтоб не выделяться на снегу – господи, чего только не сделаешь во славу рода и Мэр-Васса! – незаметно подобраться к аванпостам грабителей в латах, настоящая армия головорезов, и напасть на тех врасплох. Эти разбойники-рыцари, которые высказались в том смысле, что знать мэр-вассцев не знают и видеть не хотят, то есть вздумали сотворить разбойный край. Вышло в конечном итоге лихо им, доставалось крепко во второй раз. Ну, замысел состоял в том, чтобы форсировать реку, закрепиться на берегу на отмели, у запруды или ещё Ирхаал знает где и держаться, пока на рассвете основные солдаты не пойдут в атаку и не соединятся с малым отрядом где был и Диего. Пошло дело, передовое охранение, как полагается, перекололи, не дав даже «мама» сказать. Когда околевшие от холода мэр-вассцы стали выпрыгивать из воды и для согреву резать разбойников, те дрыхли, как сурки, и так вот, не просыпаясь, отправились прямо в пекло, ну, или где им, проклятым гадам, уготовано место. Все было хорошо, одно плохо: пришел рассвет, настало утро, а на выручку к храбрецам никто не подоспел, главные силы терции так и не ударили. Как потом выяснилось, чего-то там между собой не поделили, из-за чего устроили бойню меж собой. Тридцать мэр-вассцев с капитаном во главе брошены оказались на произвол судьбы, предоставлены самим себе – хоть молись, хоть бранись, хоть помирать ложись – и окружены отбросками грабителями, которые были весьма расположены сквитаться с ними за своих зарезанных товарищей. Тухлое вышло дело, тухлей, чем обучение в университете. Денёк выдался долгий и, прямо сказать, тяжкий. Для ясности упомяну лишь, что с наступлением темноты только двоим удалось вернуться на берег. И одним из этих двоих был Диего Кихот, который, когда капитана еще при самом начале, в первой же стычке пропороли насквозь, так что стальное острие вышло из-под лопатки пяди на две, вскричал: «Слушай мою команду!» – вот и стали к нему прислушиваться, юнцу но храброму. Осадник на час, капитан на день, командир прижатого к реке отряда обреченных, которые дорого продали свою шкуру и один за другим, матерясь, как пристало истинным софелийцам да мэр-вассцам, убыли на тот свет. Что ж, бывает – война убивает, вода топит. Нам, солдатам, не привыкать.
На следующий день всё-же удалось собрать достойное сопротивление из двухсот пикинёров, пятидесяти арбалетчиков и одного осадника в лице самого Диего, а вместе с ним и метательная машина камней. Под гнётом вражины те прорубались, орудие ломало их, умерщвляло кавалерию и разбивало преграждения. Длинные пики, и острые стрелы сделали своё дело, задание было исполнено и к вечеру каждый из разбойников был умервщлён, если не считать бежавших.
Так и служил он почти что до самой своей старости, не один был таковой подвиг как с рекой, за что в последствии ему и его семье был дарован настоящий титул идальго, и приставка к фамилии "и-Алькесар" в честь одной из деревни где тот был ранен, а в последствии отправлен доживать в поместье купленное на деньги родни. Никак не мог смирится с тем что он больше не чувствует той экстремальности, и запаха войны.. Нашёл утеху в другом - чтении на досуге рыцарских романов, баллад и рассказов.. Досуг длился у него чуть ли не четыре года, — отдавался чтению рыцарских романов с таким жаром и увлечением, что почти совсем забросил не только общаться с роднёй, но даже свое хозяйство; и так далеко зашли его любознательность и его помешательство на этих книгах, что, дабы приобрести их, он продал несколько десятин пахотной земли и таким образом собрал у себя все романы, какие только ему удалось достать; больше же всего любил он сочинения знаменитого Алессоро де Катилья , ибо блестящий его слог и замысловатость его выражений казались ему верхом совершенства, особливо в любовных посланиях и в вызовах на поединок, где нередко можно было прочитать: «Благоразумие вашего неблагоразумия по отношению к моим разумным доводам до того помрачает мой разум, что я почитаю вполне разумным принести жалобу на ваше великолепие». Или, например, такое: «…всемогущие небеса, при помощи звезд божественно возвышающие вашу божественность, соделывают вас достойною тех достоинств, коих удостоилось ваше величие».
Над подобными оборотами речи бедный Диего ломал себе голову и не спал ночами, силясь понять их и добраться до их смысла, хотя самый лучший философ, если б нарочно для этого воскрес, не распутал бы их и не понял. И вот, когда он уже окончательно свихнулся, в голову ему пришла такая странная мысль, какая еще не приходила ни одному безумцу на свете, а именно: он почел благоразумным и даже необходимым как для собственной славы, так и для пользы отечества сделаться странствующим рыцарем и мастером осадного дела, сесть на клячу и, с оружием в руках отправившись на поиски приключений, начать заниматься тем же, чем, как это ему было известно из книг, все странствующие рыцари, скитаясь по свету, обыкновенно занимались, то есть искоренять всякого рода неправду и в борении со всевозможными случайностями и опасностями стяжать себе бессмертное имя и почет. Бедняга уже представлял себя увенчанным за свои подвиги, по малой мере, короной Трапезундского царства; и, весь отдавшись во власть столь отрадных мечтаний, доставлявших ему наслаждение неизъяснимое, поспешил он достигнуть цели своих стремлений. Первым делом принялся он за чистку доспехов, некогда сваленных как попало в угол и покрывшихся ржавчиной и плесенью. Когда же он с крайним тщанием вычистил их и привел в исправность, то заметил, что недостает одной весьма важной вещи, а именно: вместо шлема с забралом он обнаружил обыкновенный шишак; но тут ему пришла на выручку его изобретательность и знания инженерии: смастерив из дерева полушлем, он прикрепил его к шишаку, и получилось нечто вроде закрытого шлема. Не скроем, однако ж, что когда он, намереваясь испытать его прочность и устойчивость, выхватил меч и нанес два удара, то первым же ударом в одно мгновение уничтожил труд целой недели; легкость, с какою забрало разлетелось на куски, особого удовольствия ему не доставила, и, чтобы предотвратить подобную опасность, он сделал его заново, подложив внутрь железные пластинки, так что в конце концов остался доволен его прочностью и, найдя дальнейшие испытания излишними, признал его вполне годным к употреблению и решил, что это настоящий шлем с забралом удивительно тонкой работы. Ещё несколько дней раздумывал он, как назвать своего осла, ибо, говорил он себе, ишаку столь доблестного рыцаря, да еще такому сильному, нельзя не дать какого-нибудь достойного имени. Идальго твердо держался того мнения, что если произошла перемена в положении хозяина, то и животина должна переменить имя и получить новое, славное и громкое, соответствующее новому сану и новому поприщу хозяина; вот он и старался найти такое, которое само показывало бы, что представлял собой эта кляча до того, как стал спутником странствующего рыцаря, и что он собой представляет теперь; итак, он долго придумывал разные имена, роясь в памяти и напрягая воображение, — отвергал, отметал, переделывал, пускал насмарку, сызнова принимался составлять, — и в конце концов остановился на Салданье, в честь лейтенанта который привил ему мужество и дисциплину.
— Если в наказание за мои грехи или же на мое счастье, — говорил он себе, — встретится мне где-нибудь один из тех великанов, с коими странствующие рыцари встречаются нередко, и я сокрушу его при первой же стычке, или разрублю пополам, или, наконец, одолев, заставлю просить пощады, то разве плохо иметь на сей случай даму, которой я мог бы послать его в дар, с тем чтобы он, войдя, пал пред моею кроткою госпожою на колени и покорно и смиренно молвил: «Сеньора! Я — великан Лорзубэ, правитель Скверноземья, побежденный на поединке неоцененным рыцарем идальго Кихотом, который и велел мне явиться к вашей милости, дабы ваше величие располагало мной по своему благоусмотрению»? О, как ликовал добрый рыцарь Диего, произнося эти слова, когда он нашел, кого назвать своею дамой! Должно заметить, что в ближайшем доме жила весьма миловидная деревенская девушка, в которую он одно время был влюблен, хотя она, само собою разумеется, об этом не подозревала и не обращала на него никакого внимания. Звали ее Альднсою Лоренко, и вот она-то и показалась ему достойною титула владычицы его помыслов; и, выбирая для нее имя, которое не слишком резко отличалось бы от ее собственного и в то же время напоминало и приближалось бы к имени какой-нибудь принцессы или знатной сеньоры, положил он назвать ее Дульсинеей Плойской!
С такими помыслами наш добрый рыцарь-идальго и направился к подвигам на Хакмарри, проходя долгий путь..
Последнее редактирование:
