1. Имена, прозвища и прочее: Манфред Штерцен Риблих фон Валфен (в быту)
Ливий Лициний Лукулл (Дартадское: лат. Livius Licinius Lucullus)
Понтифик Вечности (Позиция в культе Тьмы)
2. Раса персонажа: Высший вампир
3. Возраст: 1000
4. Внешний вид: Высокий мужчина
благородной внешности. Его черты лица словно высечены из камня, а само оно напоминает хищную птицу, что с добродушным лицом постоянно следит за своим собеседником, не упуская ни малейшей детали поведения. Свободно ниспадающие на плечи волосы цвета вороного крыла ещё не тронула седина, но на лице уже много веков назад появились морщины, что указывают на возраст Манфреда.
Согласно своему дворянскому происхождению, предпочитает одеваться в экстравагантные яркие наряды, а среди сородичей носит темную мантию, дабы показать свою принадлежность к культу.
5. Характер (из чего он следует, прошлое персонажа):
Манфред любит носить «маски» доброты и щедрости, на самом же деле он отъявленный интриган и садист, что своим уловками может заманивает жертву в свои цепкие руки, чтобы потом извлечь из неё всю выгоду или принести в жертву во имя Матери Тьмы. Но все же наиболее важной чертой характера старого вампира является его искренняя набожность и вера в культ Тьмы. Хоть он и предпочитает не демонстрировать свой чрезмерный фанатизм на людях, все его действия направлены на усиления веры в кровавую луну. Именно эта излишняя вера привела его на порог безумства, от которого он смог отстранится лишь спустя столетия жизни, но оно до сих пор даёт о себе знает в неконтролируемых вспышках меланхолии, сменяющейся гневом.
6. Таланты, сильные стороны: Подобно любому нобилисимуссу империи Дартад обладает недюжинными способностями в фехтовании, познаниями в культуре, политике и управлении земельным наделом, но все это лишь капля в море знаний старого вампира. За долгие годы странствий, а после и жизни в Глориарбусе, Манфред заработал репутацию известного теолога и писателя. К его трудам причисляются такие монументальные произведения, как «Писание о природе божественного», «Еретики севера или пагубное влияние сотрудничества с иноверцами» и иные. Помимо всего этого добился определенного успеха в изучении языков, хоть и занимался этим только ради своих религиозных изысканий
Доступные языки: Дартадский/сакруманский(родной), арварохский, скральдсонский, флорский, алаотский, сарихандунхъорского как языка, на коем написаны большинство астрологических и иных научных трудов.
Обладает всеми сильными сторонами присущими высшим вампирам.
7. Слабости, проблемы, уязвимости: Мало что будоражит темное естество, если ты прожил девять с половиной веков. Многие простые вещи и мирские радости потеряли свою ценность для Манфреда, а краски жизни постепенно стираются пред его взором, оставляя после себя лишь очертания предметов и тени. Причиной столь сильной меланхолии является дарованное вместе с проклятием безумие, которое хоть и было подавлено, но все же оставило свой след в жизни Манфреда. Теперь, даже некогда милые сердцу богословские учения разных религий и научные происки не дают старому вампиру и только удовлетворения.
Обладает большинством уязвимостей высших вампиров.
8. Привычки: Огромное количество привычек раннего периода жизни осталось позади, после себя оставив лишь привычную его поведению игру на людях. Как же можно удержаться и не предстать перед всеми добрым паломником или щедрым дворянином, что уже спешит помочь вам. Впрочем, это все либо часть его плана, либо вам просто не повезло, и вы часть сегодняшнего меню.
9. Мечты, желания, цели: В сопровождении дитя своей крови, Манфред прибыл в Хакмарри как вестник культа Тьмы, дабы передать владыке всю причитающуюся понтифику власть и искоренить все неудобства, что могут встать на его пути.
Поколение: 4
Человечность: Бесчувственный(4)
Дисциплины:
Основная: Власть над тенью. (гемотеург-мастер)
Дополнительные: Доминирование, затмение, путь домашнего очага.
Далёкая луна сияла над тихой долиной, ветер мирно завывал средь изумрудной толщи лесов. Сколько бы лет ни прошло, это место, будто застрявшее во сне, навсегда останется прежним. Прежним, как и небольшая деревенька близ поймы узкой реки. Классические маленькие домики, множество тропинок, старый деревянный частокол. Бедность, которую она источала, поднимаясь из воды, аура загадочности накопленная столетиями и никчемность, присущая ей с самого момента основания оставались неизменными, как и много веков до этого. Примечательно то, что ныне любой житель этого далекого «королевства» с ужасом скажет вам, что это колыбель всей тьмы Дартада и вотчина чудовищных намерений. И он будет прав. Эта деревушка на самом отшибе ультерры Филом – вотчина кровавого страха и забвения. Земля изгоев и глупцов, коим не посчастливилось сюда попасть. Одним из таких отбросов стал рожденный в день высокой луны мальчик, названный в честь далекого предка
Манфредом.
Посмотреть вложение 30815Ещё до своего рождения мальчик был отвергнут судьбой, а его знамением было забытьё средь густых лесов. Лишь звучная фамилия Гельт могла развеять тоску, нагнанную неудачливым появлением на свет. Древний и некогда богатый дворянский род хоть и жил на задворках зарождавшейся империи, но совершенно не бедствовал и мог себе позволить все радости деревенской жизни. Впрочем, даже эта мелочь была столь далека от маленького Манфреда.
Юные годы малыш провел в родовом поместье отца, лишь иногда выбираясь за пределы долины на рынок с семьей. Отец Манферда – Рухр был знатным любителем выпивки и женщин, посему, как и поколения Гельтов до этого, всю свою жизнь он проводил за тяжелым пивным бочонком и с блудной девкой в борделе. Подобная ему, жена была идеальным примером супружеской солидарности. Все прелестные деньки своей молодости она также проводила за распутными деяниями со слугами и крестьянскими дамами во времена сельских игрищ. Все обстоятельства вновь были на стороне Манфреда и поэтому жаловаться было не на что. Лишь старый управляющий омрачал сию светлую картину семейной жизни. Он заменил мальчику отца, стал для него наставником, другом и предметом величайшей скорби. Старик, являясь именитым сказателем на службе семьи Гельтов, передал все свои знания об окружающем мире, путем обмана заставил мальчугана постигать письменность, а дивные баллады о сияющих рыцарях, могущественных магах и праведных священнослужителях определили жизненный путь Манфреда.
Увлеченный и озабоченный идеализированными россказнями старого слагателя, ещё не окрепший мальчик стал все сильнее и сильнее погружаться в пучину холодных строк манускриптов родового архива. Невероятные подвиги, смертоносные заклинания и немыслимые чудеса отражались в голубых глазах Манфреда, закрепляясь в его молодом рассудке и творя мириады мечтаний и сюжет. К несчастью, многие из фантазий так ими и остались. Манфред с рождения не славился великой силой, а его здоровье оставляло желать лучше. Путь мага тоже был закрыт для глаз страждущих непреодолимой завесой тайны. Что же делать, если два из трёх путей туманны? Правильно, выбрать третий, свободный путь. Стезя послушника хоть и была наименее привлекательной, но все же имела свои положительные стороны, посему и выбор остановился на ней. Разумеется, ни о каких крупных обителях церкви в столь заброшенных землях говорить не приходилось. Лишь дряхлый проповедник жил на окраине деревни и изредка появлялся на людях, дабы просветить страждущих и вновь уйти на покой. К нему-то в первую очередь и направился наш «герой». Недолгими уговорами он все же заставил старца стать его наставником на этом тернистом пути. В первые месяцы все шло не так гладко, как хотелось бы юному дворянину, а гнев «святоши» едва сдерживали монеты, внесенные как пожертвования на достижение неведомой цели. Сакральные изыскания иногда затягивались на целые сутки, да и замудренные названия манускриптов перешивались в голове Манфреда. Впрочем, результат приходит с упорством и практикой. Годы бесконечных стараний и мучений принесли свои плоды, но, кроме этого, стали последними в жизни старого проповедника. Но свой долг он выполнил, и Манфред довольствовался этим. Ведомый жаждой познания и вседозволенностью, что обеспечивало ему отцовское положение и материнское безразличие, уже повзрослевший дворянин устремился в родовую библиотеку, дабы хоть как-то потушить желание к беспредельному познанию.
В красных тонах
«Нам уже не спасти этот мир, но месть за него будет Кровавой»
Неповоротливая чёрная лошадь наконец закончила свой бег по узенькой тропке, что столетиями соединяла сей потаенный край с внешним миром. Сумрачный лес остался позади и взору Манфреда открылась картина, что не раз представала в его сознании за долгие годы пребывания в самом очаге «пожара». Тяжелые испытания выпали на долю уединенной деревни, беспощадно обременяя её последними мгновениями неспокойного существования. Некогда старые классические домики теперь и вовсе были разрушены, а возвышавшийся над всей долиной особняк рода Гельт ныне облюбовали вороны. Продолжительная засуха и сезонные болезни, как вестники отчаяния и смерти, унесли с собой множество жизней, не считаясь ни с положением, ни с полом и возрастом. Оставшиеся же в живых, напуганные и беспомощные, прятались среди руин домов и влачили существование, коего недостойна даже самая побитая дворовая псина. Небольшая, но прежде все же живая деревушка, теперь умолкла, оставив о себе лишь пятно человеческого вмешательства, которое вскоре захватит в своё владение дремучий лес, что словно могучий волк все это время выжидал своего часа, дабы наброситься и присвоить всё себе. Судьбу поселения разделили и его хозяева. Бесславной смертью ушёл великий распутник Рухр Гельт, заразившись и умерев в лютой агонии ещё год назад. Словно настоящая супруга, госпожа Гельт покинула сей неблагосклонный мир вслед за мужем, забрав с собой ещё неродившегося младенца. Единственным выжившим из забытого поместья стал старый управляющий, находящийся в этот момент в деревне и решавший проблемуПосмотреть вложение 30817 голода местного населения. Ныне он возглавлял кучку отчаявшихся, но до сих пор живых деревенщин. Ещё в самом начале пути Манфред совершил ошибку. В трагическом порыве безысходности он обменял безбедную жизнь в святом храме на гниль родового имения и слёзы близких людей. Лучше бы он оставался в неведении, как и человечество не знал о проклятии деревни. Теперь Манфред вновь пробирался чрез преграды леса, дабы скрыть от мира свою тоску. Силы на исходе, а от вновь принятого безрассудного решения веяло смертью. Путь обратно был сокрыт высокими кронами деревьев и кровожадными шипами терновника. День близился к закату, а Манфред все брёл в неизвестном направлении, что он принял за верный путь к поселению. Но внезапно, плотно расположенные друг к другу стволы деревьев расступились и открыли взору ещё одно пятно вмешательства во владения леса. Небольшое каменное сооружение, сплошь заросшее мхом, умиротворенно покоилось средь изумрудной толщи. Похожее на скромный зиккурат, оно имело простой стиль и тяжёлые цвета. Зиккурат выглядел внушительно, но его дизайн был грубым. Также он был построен из уникального материала, состоящего из грубых камней, больших деревьев, шкур и металла. Большая часть его площади была грубо отполирована. Типичный варварский стиль – сильный и мощный, дерзкий и непокорный.
Солнце уже покинуло небосвод, а ночь медленно, но уверенно начала вступать в свои права. Немного помешкав, Беннет все же подошёл к чужеродному сооружению. Врата были отворены, а пред ними возвышались десять высоких колонн, исписанные неизвестными письменами и рисунками. Всё это буквально кричало о необычайности и опасности сего, остановившего во времени, места. Но разве кто-то давал Манфреду выбор? Жизнь не оставляет вариантов. Может это чья-то насмешка или злой рок, что преследовал его с рождения, но путь вновь был выбран за него.
Освещение в этом наполовину пирамидальном помещении было настолько ужасным, что даже днём пришлось бы использовать масляные лампы, чтобы освещать его отдалённые углы. Холодный ветер задувал в трещины камня, а узкие проходы и низкий потолок создавали в помещении неприятную депрессивную атмосферу, вдохновляя Манфреда на побег. Чем глубже он погружался в пучину таинственных коридоров и поворотов, тем яснее ощущалось ледяное дыхание смерти. Последний подъем был преодолен, казалось бы, бесконечный коридор показал свой ожидаемый конец, а взору открылась большой круговой зал. Увешанный разорванными гобеленами, он располагался на самой высокой точке капища. Его местами побитая крыша пропускала сквозь щели свет ночного светила, даруя глазам столь необходимую яркость обзора. В середине сего помещения стоял цилиндрической формы алтарь. Терпеливый и одинокий под звёздами, прочно укоренившийся перед холодной луной, крепкий и непреклонный в бурю, он, казалось, наблюдал за перемещавшимся по залу Манфредом и нарочито притягивал взгляд. Разумеется, юный «авантюрист» не мог противиться искушению. Подойдя к месту сосредоточения всех тайн святилища, Манфред узрел большую белую жемчужину, что явно выделялась даже на фоне алтаря. Дело в том, что предполагаемое капище было наполнено сплошь алыми и серыми оттенками, а среди всего этого обилия мрачных красок жемчужина мелькала своей абсолютной отчужденностью. Но не долго ей оставалось сохранять свой изначальный окрас. Манящий блеск и таинственная природа заставили Манфреда сначала осмотреть драгоценность, а затем попытаться коснуться её. Тихий звук разрезающейся плоти послышался в тот миг, когда рука Беннета едва достигла жемчужины. Капля крови упала в алтарь, окрасив белое сокровище в тёмно-багровый цвет. Комнату сотрясла сильная дрожь. Потусторонний шепот все ближе и ближе подступал к ушам виновника. Все громче и громче звучали голоса: женские, мужские, детские, скрипящие – все слилось в одной неистовой мелодии. Комната вновь затряслась, а голоса, словно чего-то испугавшись, начали стихать, пока вовсе не пропали, оставив теряющего от шока и оглушения Манфреда в мертвой тишине. В тот момент, он ещё не знал, что ждёт его в будущем, но мог сказать точно – смерть близка.
«Кровь исполненных зла да искупит наши грехи.»
Плеск воды – первое, что он услышал. Плеск воды, шорох листьев, щелканье и щебет птиц.
Он медленно открыл глаза и от хлынувшего ему в глаза блеска сощурился. Рассветный яркий свет сиял сквозь листву. Неужели смерть все-таки настигла его? Беннет в попытке глубоко вздохнуть, закашлялся и выплюнул изо рта перемешанную с кровью грязь. Холодный пол все ещё простирался под ним, а неведомо алое капище вернуло свои каменные цвета, создавая противоречие со своим ночным образом. Много вопросов предстало перед все ещё сохранявшим слабую ясность мышления Манфредом, но на большинство из них он так и не получит ответа. Было ясно одно: он перестал быть прежним юнцом, что лишь недавно ступил в этот многогранный мир. Плеск воды был признаком этих изменений, ведь, прежде чем добраться до святилища, Манфред не видел даже берега реки, а сквозь щели свеса пробивались лучи палящего солнца. Обжигающе горячие, мучительно яркие, они нарушали баланс света и тьмы не только в капище, но и в жизни Манфреда. Стоило свету коснуться странно побледневшей кожи, словно ошпаренный кот, юнец бросился в тень, что создавалась центральным алтарем вдали. Но не одну тень скрывал жертвенный престол. Во мгле таился образ, потерянный многие лета назад. Некогда открытый, как легкая песенка сказителя, этот старик навевал смуту в любого, коему удалось встретить в него. Ныне загадочный проповедник, удостоившийся лишь мгновения в жизни юного Манфреда, перебирал окровавленный ритуальный кинжал в руках. Кровь на ноже ещё не засохла и маленькими каплями опадала на каменный пол капища, оставляя на нем следы. В поисках ответов, Манфред уже собирался задать проповеднику вопрос, но не смог выговорить и слова. Будто вспомнив что-то, старик злобно ухмыльнулся и отбросил кинжал в сторону, да протянул руку в сторону алтаря. Там, на высоком постаменте, некогда чистая белая жемчужина залилась багровым цветом. В сравнении с всеобъемлющим светилом голубых небес она казалось маленькой и незначительной, но её холодный блеск скрывал за собой тайну, закрытую от глаз недостойных. Этот блеск был даров лишь избранным и приветствовал всех рабов загадочного знамения. Рабов истинного света кровавой луны.
Бесплотная длань теплых летних ветров мягко касалась верхушек деревьев, одаривая первобытный лес своим незримым благословением. Лишь одинокое святилище, будто не от мира сего, преклоненное под гнетом беспощадного солнца и возрожденное по милосердной воле бледного пастуха ночи, нарушало идиллию дикого мира. Никто не знал об этом месте, как и о том, что оно станет обителью грядущих злодеяний. Колыбель лжи и раздора, столетия дрейфующая в тиши крон, ныне полнилась шепотом теней. Он не был достаточно громким, дабы разобрать хоть слова, но его инициатор знал, что предвещает ропот бесчисленных силуэтов. Истошные крики, проклятия, мольбы о прощении и пощаде, детский плач. Капище стало свидетелем мириады кошмарных событий незапамятной древности, а кровь, пролитая близ этих земель, до сих пор питает дремучую чащу леса. Мгла веков и по ныне окружает это место, заключая нежданных гостей в порочные цепи замкнутого круга смертей. Казалось, что этому не будет и конца, предсмертный гомон усиливался с каждым неуклюжим шагом, а тени сгущались за спиной, пока и вовсе не окутали собою все пространство позади. Но спасение уже было близко, тяжелые каменные врата были открыты, а тусклый свет луны еле как поддерживал связь капища с реальностью. Один шаг, другой и стоило только пересечь порог, как безумный шепот стих, а пространство вернулось к одурманивающе приятной действительности. Мгла оказался позади. Или же так показалось Манфреду? Облегчение настолько поглотило его, что он и сам не заметил, как стал вместилищем всего этого мрака покинутого мира теней. Но несмотря на все это, Манфред знал, что ныне он уже не тот, коим было когда-то и что мир вокруг него стал другим. Былые переживания о судьбе умирающей деревни скрылись в глубине сознания, а теплейшие из воспоминаний помутились за ярким чувством всепоглощающей жажды. Только вот чего он столь возжелал? Знаний? Власти и богатств? Или может… крови? Ответ неизвестен, но ясно лишь то, что пугающая своей неизвестностью дорога ныне простирается пред Манфредом. И он принял её, за свой новый, истинный путь.
«Возвысить достойных, отсеять шлак»
Много зим прошло с момента с последнего посещения Манфредом святилища в лесу. Дарованная ему надежда ветвистыми тропами вела его прямиком к разоренной деревне, где осталась только горстка неприкаянных душ, побоявшихся бежать сквозь леса к цивилизации. Явление бывшего господина не стало ни для кого облегчением, а лишь поводом для высвобождения гнева. Яростные крики и злобные осуждения вновь посыпались на Манфреда, но они отличались от тех, что провожали его в забытом капище. В этих словах он видел дарованную всевышними силами возможностью к спасению, а в разгневанной толпе – отчаявшуюся паству. Вознеся руки к ночному небу, Манфред ниспослал людям путь, что открыло ему темное прошлое, путь, который станет для людей спасение, а для него благословлением. Бросив последний взгляд на луну, будто получая её одобрение, схватил с чуть целого стола небольшой нож и рубанул по запястью, обнажая пред всем обездоленным людом стигмат кровавой милости. Вязкие черные капли сильным потоком хлынули из раны, но вскоре все было кончено и от пореза не осталось ни следа. Некогда изнуренные бедами люди были ошарашены. Напуганные и потерянные некоторые бросились прочь, и лишь достойные протянули руки к новому венцу изложения божественной воли. Отныне, они станут первыми последователями зарождающегося культа, что сплотит покинутый всеми народ и дарует им святое блаженство в незнании.
Вдохновленные и освященные гласом первого святого естества, разобщенный люд пришел в движение. Хватило лишь пары месяцев, чтобы многие дома были восстановлены из руин, а блуждающие в лесах вернулись и отдали свои умы на милость незримого кровавого божества. Возникшая буквально из пучин отчаяния деревня стала новым центром тех зверств, что будто вереницей тянулись за Манфредом от самого капища. Уверовавшие в сакрального начало крови, новоявленные миру культисты приступили к свершению своих жутких церемоний. На холме близ реки из дерева был выстроен новый алтарь поклонения неведомым богам. Окруженные мифическими идолами, он каждое полнолуние принимал на престол все новую жертву. Кровь текла ручьем, растекаясь прямо в множество чаш у алтаря. Именно испитие крови агнца даровало конец ненастью и начало очищения. Но на этом все не могло закончиться. Переходя из года в год, немыслимая традиция все набирала обороты жестокости. Манфреду было все мало, животная кровь не
удовлетворяла подступающую все ближе к горлу жажду, а думы о сути бытия приводили к ужасным последствиям. Вскоре на смену живности пришла кровь недавно умерших прихожан, а апофеозом безумия стали живые люди, что вначале добровольно, а потом и принудительно становились жертвами кровавой процессии. Помешанные на истинности своей веры и бессмертие своего господина, культисты ложились на алтарь, считая это величайшим предназначением их жизни. Но разве столь слепая преданность и изуверские ритуалы могли привести к хорошему концу? Умирая одним за другим либо под ножом своих собратьев, либо от ужасных болезней, людей в деревне становилось все меньше и меньше. Поколение наследовало за предыдущим, оставляя за собой лишь кровавый след утрат и смертей. Этот маленький край, что словно самим Богом был отделен от всего остального мира, вновь пришел в упадок. Оставшихся в живых едва ли хватало для несения службы у алтаря, а количество кандидатов на вознесение сократилось. В отчаянии Манфред в новь погрузился в пучины своего разума. Там, он увидел тьму затерянного святилища, что, как ему казалось, тогда пыталась настигнуть его и умертвить, но теперь, существую на свете уже не одно столетие, он понял, что все было иначе. Отдавших в лапы иллюзорных речей, Манфред испытал блаженство, кое он не ощущал никогда доселе. Тени зарезвились вокруг него, а яркий свет свечи потух, погружая весь мир во мрак. Теперь-то он понял, что все его действия были до невозможности глупы. Манфред осознал, что дар кровавый луны был дарован лишь ему и никто в деревне не имел права вкушать тот запретный плод, что когда-то был дарован ему самому. На последней полуночной церемонии Манфред убил и осушил всех своих последователей, окончательно знаменуя конец слепого покаяния.
«Это шахматная игра между светом и тьмой. Игроки давно определены, и партия уже давно началась.»
Даровав истинный покой для всего того клочка жизни, что когда-то теплился в его родной деревне, Манфред бежал в леса, дабы, следуя за своим откровением, нащупать путь к просветлению. Он знал, что за зеленой толщей кроется совершенно иной мир. Мир, который станет для него обителью и новым рождением. За десятилетия скитаний он побывал в многих городах и поселениях, изучил большинство популярных религиозных трактатов и сменил множество масок. Теперь путь лежал в столицу ныне великой империи. Уже много лет минуло с полного освобождения Дартада, а столица, словно вытканная великолепными нитями имперской архитектуры, рассталась перед Манфредом. Здесь, в самом сердце зарождающегося континентального гегемона, нет прощения еретикам, а нарушители жестоко карались по всей строгости закона. Но даже тут, среди темных улочек у краев города можно было встретить тех, кто не желал подчиняться и своим происхождением обязан был лишь нести свою волю скоту. Именно такого человека и встретил Манфред в ночь праздника Кровавого Рассвета. Красные одеяния, мелькая то там, то тут, наполнили улицу, а в былые дни бурная жизнь столицы несколько поутихла, сменившись приглушенным шёпотом прохожих. Хоть столь странный праздник и обязывал всех дартадцев вспомнить ту кровавую цену, что они заплатили за свою свободу, для Манфреда он являлся днем спокойствия и удовлетворения. Тяжелыми усилиями доказав свою принадлежность к безвестному роду старой империи, он по обыкновенную прогуливался по широким улицам где-то в глуби города, да наблюдал за приготовлениями горожан к праздничному ужину. Здесь то его и настигло третье в его жизни озарение. Свернув в небольшой переулок, дабы поскорее вернуться в свой небольшой особняк, который он получил в «наследство» от рокового брака с одной знатной особой, он наткнулся на доселе незнакомых мужчин в красных одеяниях, что представлялись наименее странными в их внешнем виде. Толстые уже пожелтевшие книги покоились в их руках, а скрытые капюшонами лица не давали опознать их. Но одно при встрече с ними Манфред понял точно – сородичи. До этого ему уже доводилось встречаться с представителями проклятой крови, да что уж говорить, он уже десятилетиями вел знакомство с влиятельнейшими вампира столицы и некогда принимал участие в создании первого Совета князей Трелива. Но сколько бы много сородичей он не знал, но эти личности казались ему наиболее подозрительными из всех, кого он когда-либо встречал. Ведомые неизвестным порывом они окружили его и, казалось почувствовав силу высшего вампира, распахнули вои книги и стали читать письмена.
«Матерь молвила, что дети её — единственные идеальные творения, а потому ни один скот или раб не должен быть посвящён в дела культа.
Матерь молвила, что люди — скот, созданный для подношений ей и в качестве пищи для своих детей, потому каждый член культа обязан делать жертвоприношения.
Матерь молвила, что нелюди — рабы, созданные для служения детям её, и потому отношение к ним должно быть соответствующее.
Матерь молвила, что Высшие — величайшее её творение, и потому они должны почитаться членами культа.
Матерь молвила, что серебро — грешный металл, а потому любой, кто владеет клинком из него, должен быть предан мучительной смерти.
Матерь молвила, что свет солнечный — порождение Света - древнего её противника, а потому дети её должны скрываться от лучей греховных.»
Когда же последний из послушников закончил говорить, глава процессии протянул руки в приветственном жесте, как бы подзывая Манфреда подойти к нему. Эту встречу будущий кардинал запомнит на всю оставшуюся не-жизнь, ведь с этого момента началась новая глава его служения и страдания. В тот день Кровавого Рассвета Манфред примкнул к культистам Матери Тьмы, посвящая свою волю и могущество неведомой силе, что призрачным мановением руки отсылала к его прошлому. Первый ход Тьмы был сделан.
«Тьма — матерь наша, истинно молвила, что люди - лишь скот, созданный для кормежки, а нелюди - лишь рабы, созданные для служения нам. Так возложим же в её имя кровь рабов наших и скота нашего, чтобы матерь была милостива к своим детям.»
Гостиная старого дворянского поместья хоть и не соответствовал веяниям новой дартадской моды, но все ещё мог поразить своей чрезмерной экстравагантностью. Золотисты узоры на стенах, гармонично расставленная мебель и древние картины в деревянных рамах – все это придавало сему месту некий шарм таинственной старины. Впрочем, в данный момент этот особняк использовался явно не по своему назначению. На самых нижних этажах усадьбы среди каменных стен небольшая группа людей, одетая в черные мантии, подчеркнутые красными и белыми цветами, собралась вокруг аналоя, на котором покоилась большая, обитая бархатом и золотом книга. «Темное писание» знаменовало начало встречи лордов Крови
культа Тьмы. Хоть и великий понтифик не присутствовал на Полуночном совете уже множество веков, это не мешало лордам разных мастей собираться вместе и решать важнейшие вопросы темной веры. Поприветствовав друг друга коротким кивком, лорды расселись по своим местам. Всего на двенадцати высоких тронах восседали десяток влиятельнейших представителей вампирского духовенства и чем ближе твое место было к пустующему трону Хозяина Крови, тем значимее была позиция лорда. И одно из двух главенствующих мест на этом сборе занимал уже древний по вампирским меркам кардинал Манфред фон Вальфен. Членство в Совете Трелива и происхождение высшего вампира обеспечивали его невероятным авторитетом в мире сородичей, а позиция нобилисимусса империи развязывала руки в людском обществе. И сейчас, в далеком прошлом добившись за умудренность в делах духовных и темных сан кардинала, он принимает участие в ежегодном собрании. Из года в год оно проходит будто по заверенному в древности сценарию, ничего нового и не предвещало случиться на этот раз. Так все думали. Но за последние месяцы на Флоресе произошло то, что шокировало весь вампирский мир, и даже совет Трелива не остался безучастным. Сначала появились новости об объявившимся где-то далеко за морем, в Флорендом забытых землях Хакмарри, вампире первого поколения. Непоколебимый в своем могуществе он намеревался подчинить своей воле всех сородичей, но вскоре пропал настолько же неожиданно, насколько и появился. Но сей странный год не собирался останавливаться на этом! В тот же самый момент, как только Совет князей Флореса был разогнан изначальным вампиром, а сам он исчез без следа, в Скверноземье прибыл Хозяин Крови культа Тьмы. По воле истинного вампира третьего поколения он был назначен владыкой всех вампиров континента и теперь выстраивает там свои охотничьи угодья, дабы править всем из тени. Разумеется, это не могло не зацепить взгляд лордов культа. Вознамерившись вернуть понтифику на законный престол, единогласно было принято решение отправить своего представителя на Флореса. В этот дождливый день на нижних этажах старинного поместья не утихали споры и все по одной простой причине: «Кто же станет этим самым послом?». Никто не мог отказаться от одного из величайших возможностей в их жизни, ведь встреча с понтификом не только могла усилить их положение в культе, но и даровать столь желанные для многих знания. Множественная ругань наполнила помещение, пока занимающие три главенствующих престола сородичи не прервал прения мановением рук. Решение уже было принято. Впервые за долгое время, все естество Манфреда будто оживилось, а сам он вырвался из терзающих его столетия дум. Не принимая долгое время участия в решениях Полуночного совета и оставляя это право за менее значительными сородичами, он выказывал своё довольство положением дел в духовенстве. Но отныне это касалось не только культа, но и его самого. Ощутив шёпот прошлого и жажду, которую уже успел позабыть, он объявил себя вестником Тьмы, что отправится на Флорес и первым преклонит колени пред великим понтификом.
Ливий Лициний Лукулл (Дартадское: лат. Livius Licinius Lucullus)
Понтифик Вечности (Позиция в культе Тьмы)
2. Раса персонажа: Высший вампир
3. Возраст: 1000
4. Внешний вид: Высокий мужчина
благородной внешности. Его черты лица словно высечены из камня, а само оно напоминает хищную птицу, что с добродушным лицом постоянно следит за своим собеседником, не упуская ни малейшей детали поведения. Свободно ниспадающие на плечи волосы цвета вороного крыла ещё не тронула седина, но на лице уже много веков назад появились морщины, что указывают на возраст Манфреда.Согласно своему дворянскому происхождению, предпочитает одеваться в экстравагантные яркие наряды, а среди сородичей носит темную мантию, дабы показать свою принадлежность к культу.
5. Характер (из чего он следует, прошлое персонажа):
Манфред любит носить «маски» доброты и щедрости, на самом же деле он отъявленный интриган и садист, что своим уловками может заманивает жертву в свои цепкие руки, чтобы потом извлечь из неё всю выгоду или принести в жертву во имя Матери Тьмы. Но все же наиболее важной чертой характера старого вампира является его искренняя набожность и вера в культ Тьмы. Хоть он и предпочитает не демонстрировать свой чрезмерный фанатизм на людях, все его действия направлены на усиления веры в кровавую луну. Именно эта излишняя вера привела его на порог безумства, от которого он смог отстранится лишь спустя столетия жизни, но оно до сих пор даёт о себе знает в неконтролируемых вспышках меланхолии, сменяющейся гневом.
6. Таланты, сильные стороны: Подобно любому нобилисимуссу империи Дартад обладает недюжинными способностями в фехтовании, познаниями в культуре, политике и управлении земельным наделом, но все это лишь капля в море знаний старого вампира. За долгие годы странствий, а после и жизни в Глориарбусе, Манфред заработал репутацию известного теолога и писателя. К его трудам причисляются такие монументальные произведения, как «Писание о природе божественного», «Еретики севера или пагубное влияние сотрудничества с иноверцами» и иные. Помимо всего этого добился определенного успеха в изучении языков, хоть и занимался этим только ради своих религиозных изысканий
Доступные языки: Дартадский/сакруманский(родной), арварохский, скральдсонский, флорский, алаотский, сарихандунхъорского как языка, на коем написаны большинство астрологических и иных научных трудов.
Обладает всеми сильными сторонами присущими высшим вампирам.
7. Слабости, проблемы, уязвимости: Мало что будоражит темное естество, если ты прожил девять с половиной веков. Многие простые вещи и мирские радости потеряли свою ценность для Манфреда, а краски жизни постепенно стираются пред его взором, оставляя после себя лишь очертания предметов и тени. Причиной столь сильной меланхолии является дарованное вместе с проклятием безумие, которое хоть и было подавлено, но все же оставило свой след в жизни Манфреда. Теперь, даже некогда милые сердцу богословские учения разных религий и научные происки не дают старому вампиру и только удовлетворения.
Обладает большинством уязвимостей высших вампиров.
8. Привычки: Огромное количество привычек раннего периода жизни осталось позади, после себя оставив лишь привычную его поведению игру на людях. Как же можно удержаться и не предстать перед всеми добрым паломником или щедрым дворянином, что уже спешит помочь вам. Впрочем, это все либо часть его плана, либо вам просто не повезло, и вы часть сегодняшнего меню.
9. Мечты, желания, цели: В сопровождении дитя своей крови, Манфред прибыл в Хакмарри как вестник культа Тьмы, дабы передать владыке всю причитающуюся понтифику власть и искоренить все неудобства, что могут встать на его пути.
Faust
Поколение: 4
Человечность: Бесчувственный(4)
Дисциплины:
Основная: Власть над тенью. (гемотеург-мастер)
Дополнительные: Доминирование, затмение, путь домашнего очага.
Из пепла
Далёкая луна сияла над тихой долиной, ветер мирно завывал средь изумрудной толщи лесов. Сколько бы лет ни прошло, это место, будто застрявшее во сне, навсегда останется прежним. Прежним, как и небольшая деревенька близ поймы узкой реки. Классические маленькие домики, множество тропинок, старый деревянный частокол. Бедность, которую она источала, поднимаясь из воды, аура загадочности накопленная столетиями и никчемность, присущая ей с самого момента основания оставались неизменными, как и много веков до этого. Примечательно то, что ныне любой житель этого далекого «королевства» с ужасом скажет вам, что это колыбель всей тьмы Дартада и вотчина чудовищных намерений. И он будет прав. Эта деревушка на самом отшибе ультерры Филом – вотчина кровавого страха и забвения. Земля изгоев и глупцов, коим не посчастливилось сюда попасть. Одним из таких отбросов стал рожденный в день высокой луны мальчик, названный в честь далекого предка
Манфредом.Посмотреть вложение 30815Ещё до своего рождения мальчик был отвергнут судьбой, а его знамением было забытьё средь густых лесов. Лишь звучная фамилия Гельт могла развеять тоску, нагнанную неудачливым появлением на свет. Древний и некогда богатый дворянский род хоть и жил на задворках зарождавшейся империи, но совершенно не бедствовал и мог себе позволить все радости деревенской жизни. Впрочем, даже эта мелочь была столь далека от маленького Манфреда.
Юные годы малыш провел в родовом поместье отца, лишь иногда выбираясь за пределы долины на рынок с семьей. Отец Манферда – Рухр был знатным любителем выпивки и женщин, посему, как и поколения Гельтов до этого, всю свою жизнь он проводил за тяжелым пивным бочонком и с блудной девкой в борделе. Подобная ему, жена была идеальным примером супружеской солидарности. Все прелестные деньки своей молодости она также проводила за распутными деяниями со слугами и крестьянскими дамами во времена сельских игрищ. Все обстоятельства вновь были на стороне Манфреда и поэтому жаловаться было не на что. Лишь старый управляющий омрачал сию светлую картину семейной жизни. Он заменил мальчику отца, стал для него наставником, другом и предметом величайшей скорби. Старик, являясь именитым сказателем на службе семьи Гельтов, передал все свои знания об окружающем мире, путем обмана заставил мальчугана постигать письменность, а дивные баллады о сияющих рыцарях, могущественных магах и праведных священнослужителях определили жизненный путь Манфреда.
Увлеченный и озабоченный идеализированными россказнями старого слагателя, ещё не окрепший мальчик стал все сильнее и сильнее погружаться в пучину холодных строк манускриптов родового архива. Невероятные подвиги, смертоносные заклинания и немыслимые чудеса отражались в голубых глазах Манфреда, закрепляясь в его молодом рассудке и творя мириады мечтаний и сюжет. К несчастью, многие из фантазий так ими и остались. Манфред с рождения не славился великой силой, а его здоровье оставляло желать лучше. Путь мага тоже был закрыт для глаз страждущих непреодолимой завесой тайны. Что же делать, если два из трёх путей туманны? Правильно, выбрать третий, свободный путь. Стезя послушника хоть и была наименее привлекательной, но все же имела свои положительные стороны, посему и выбор остановился на ней. Разумеется, ни о каких крупных обителях церкви в столь заброшенных землях говорить не приходилось. Лишь дряхлый проповедник жил на окраине деревни и изредка появлялся на людях, дабы просветить страждущих и вновь уйти на покой. К нему-то в первую очередь и направился наш «герой». Недолгими уговорами он все же заставил старца стать его наставником на этом тернистом пути. В первые месяцы все шло не так гладко, как хотелось бы юному дворянину, а гнев «святоши» едва сдерживали монеты, внесенные как пожертвования на достижение неведомой цели. Сакральные изыскания иногда затягивались на целые сутки, да и замудренные названия манускриптов перешивались в голове Манфреда. Впрочем, результат приходит с упорством и практикой. Годы бесконечных стараний и мучений принесли свои плоды, но, кроме этого, стали последними в жизни старого проповедника. Но свой долг он выполнил, и Манфред довольствовался этим. Ведомый жаждой познания и вседозволенностью, что обеспечивало ему отцовское положение и материнское безразличие, уже повзрослевший дворянин устремился в родовую библиотеку, дабы хоть как-то потушить желание к беспредельному познанию.
В красных тонах
«Нам уже не спасти этот мир, но месть за него будет Кровавой»
Неповоротливая чёрная лошадь наконец закончила свой бег по узенькой тропке, что столетиями соединяла сей потаенный край с внешним миром. Сумрачный лес остался позади и взору Манфреда открылась картина, что не раз представала в его сознании за долгие годы пребывания в самом очаге «пожара». Тяжелые испытания выпали на долю уединенной деревни, беспощадно обременяя её последними мгновениями неспокойного существования. Некогда старые классические домики теперь и вовсе были разрушены, а возвышавшийся над всей долиной особняк рода Гельт ныне облюбовали вороны. Продолжительная засуха и сезонные болезни, как вестники отчаяния и смерти, унесли с собой множество жизней, не считаясь ни с положением, ни с полом и возрастом. Оставшиеся же в живых, напуганные и беспомощные, прятались среди руин домов и влачили существование, коего недостойна даже самая побитая дворовая псина. Небольшая, но прежде все же живая деревушка, теперь умолкла, оставив о себе лишь пятно человеческого вмешательства, которое вскоре захватит в своё владение дремучий лес, что словно могучий волк все это время выжидал своего часа, дабы наброситься и присвоить всё себе. Судьбу поселения разделили и его хозяева. Бесславной смертью ушёл великий распутник Рухр Гельт, заразившись и умерев в лютой агонии ещё год назад. Словно настоящая супруга, госпожа Гельт покинула сей неблагосклонный мир вслед за мужем, забрав с собой ещё неродившегося младенца. Единственным выжившим из забытого поместья стал старый управляющий, находящийся в этот момент в деревне и решавший проблемуПосмотреть вложение 30817 голода местного населения. Ныне он возглавлял кучку отчаявшихся, но до сих пор живых деревенщин. Ещё в самом начале пути Манфред совершил ошибку. В трагическом порыве безысходности он обменял безбедную жизнь в святом храме на гниль родового имения и слёзы близких людей. Лучше бы он оставался в неведении, как и человечество не знал о проклятии деревни. Теперь Манфред вновь пробирался чрез преграды леса, дабы скрыть от мира свою тоску. Силы на исходе, а от вновь принятого безрассудного решения веяло смертью. Путь обратно был сокрыт высокими кронами деревьев и кровожадными шипами терновника. День близился к закату, а Манфред все брёл в неизвестном направлении, что он принял за верный путь к поселению. Но внезапно, плотно расположенные друг к другу стволы деревьев расступились и открыли взору ещё одно пятно вмешательства во владения леса. Небольшое каменное сооружение, сплошь заросшее мхом, умиротворенно покоилось средь изумрудной толщи. Похожее на скромный зиккурат, оно имело простой стиль и тяжёлые цвета. Зиккурат выглядел внушительно, но его дизайн был грубым. Также он был построен из уникального материала, состоящего из грубых камней, больших деревьев, шкур и металла. Большая часть его площади была грубо отполирована. Типичный варварский стиль – сильный и мощный, дерзкий и непокорный.
Солнце уже покинуло небосвод, а ночь медленно, но уверенно начала вступать в свои права. Немного помешкав, Беннет все же подошёл к чужеродному сооружению. Врата были отворены, а пред ними возвышались десять высоких колонн, исписанные неизвестными письменами и рисунками. Всё это буквально кричало о необычайности и опасности сего, остановившего во времени, места. Но разве кто-то давал Манфреду выбор? Жизнь не оставляет вариантов. Может это чья-то насмешка или злой рок, что преследовал его с рождения, но путь вновь был выбран за него.
Освещение в этом наполовину пирамидальном помещении было настолько ужасным, что даже днём пришлось бы использовать масляные лампы, чтобы освещать его отдалённые углы. Холодный ветер задувал в трещины камня, а узкие проходы и низкий потолок создавали в помещении неприятную депрессивную атмосферу, вдохновляя Манфреда на побег. Чем глубже он погружался в пучину таинственных коридоров и поворотов, тем яснее ощущалось ледяное дыхание смерти. Последний подъем был преодолен, казалось бы, бесконечный коридор показал свой ожидаемый конец, а взору открылась большой круговой зал. Увешанный разорванными гобеленами, он располагался на самой высокой точке капища. Его местами побитая крыша пропускала сквозь щели свет ночного светила, даруя глазам столь необходимую яркость обзора. В середине сего помещения стоял цилиндрической формы алтарь. Терпеливый и одинокий под звёздами, прочно укоренившийся перед холодной луной, крепкий и непреклонный в бурю, он, казалось, наблюдал за перемещавшимся по залу Манфредом и нарочито притягивал взгляд. Разумеется, юный «авантюрист» не мог противиться искушению. Подойдя к месту сосредоточения всех тайн святилища, Манфред узрел большую белую жемчужину, что явно выделялась даже на фоне алтаря. Дело в том, что предполагаемое капище было наполнено сплошь алыми и серыми оттенками, а среди всего этого обилия мрачных красок жемчужина мелькала своей абсолютной отчужденностью. Но не долго ей оставалось сохранять свой изначальный окрас. Манящий блеск и таинственная природа заставили Манфреда сначала осмотреть драгоценность, а затем попытаться коснуться её. Тихий звук разрезающейся плоти послышался в тот миг, когда рука Беннета едва достигла жемчужины. Капля крови упала в алтарь, окрасив белое сокровище в тёмно-багровый цвет. Комнату сотрясла сильная дрожь. Потусторонний шепот все ближе и ближе подступал к ушам виновника. Все громче и громче звучали голоса: женские, мужские, детские, скрипящие – все слилось в одной неистовой мелодии. Комната вновь затряслась, а голоса, словно чего-то испугавшись, начали стихать, пока вовсе не пропали, оставив теряющего от шока и оглушения Манфреда в мертвой тишине. В тот момент, он ещё не знал, что ждёт его в будущем, но мог сказать точно – смерть близка.
Триумф Жестокости
«Кровь исполненных зла да искупит наши грехи.»
Плеск воды – первое, что он услышал. Плеск воды, шорох листьев, щелканье и щебет птиц.
Он медленно открыл глаза и от хлынувшего ему в глаза блеска сощурился. Рассветный яркий свет сиял сквозь листву. Неужели смерть все-таки настигла его? Беннет в попытке глубоко вздохнуть, закашлялся и выплюнул изо рта перемешанную с кровью грязь. Холодный пол все ещё простирался под ним, а неведомо алое капище вернуло свои каменные цвета, создавая противоречие со своим ночным образом. Много вопросов предстало перед все ещё сохранявшим слабую ясность мышления Манфредом, но на большинство из них он так и не получит ответа. Было ясно одно: он перестал быть прежним юнцом, что лишь недавно ступил в этот многогранный мир. Плеск воды был признаком этих изменений, ведь, прежде чем добраться до святилища, Манфред не видел даже берега реки, а сквозь щели свеса пробивались лучи палящего солнца. Обжигающе горячие, мучительно яркие, они нарушали баланс света и тьмы не только в капище, но и в жизни Манфреда. Стоило свету коснуться странно побледневшей кожи, словно ошпаренный кот, юнец бросился в тень, что создавалась центральным алтарем вдали. Но не одну тень скрывал жертвенный престол. Во мгле таился образ, потерянный многие лета назад. Некогда открытый, как легкая песенка сказителя, этот старик навевал смуту в любого, коему удалось встретить в него. Ныне загадочный проповедник, удостоившийся лишь мгновения в жизни юного Манфреда, перебирал окровавленный ритуальный кинжал в руках. Кровь на ноже ещё не засохла и маленькими каплями опадала на каменный пол капища, оставляя на нем следы. В поисках ответов, Манфред уже собирался задать проповеднику вопрос, но не смог выговорить и слова. Будто вспомнив что-то, старик злобно ухмыльнулся и отбросил кинжал в сторону, да протянул руку в сторону алтаря. Там, на высоком постаменте, некогда чистая белая жемчужина залилась багровым цветом. В сравнении с всеобъемлющим светилом голубых небес она казалось маленькой и незначительной, но её холодный блеск скрывал за собой тайну, закрытую от глаз недостойных. Этот блеск был даров лишь избранным и приветствовал всех рабов загадочного знамения. Рабов истинного света кровавой луны.
Бесплотная длань теплых летних ветров мягко касалась верхушек деревьев, одаривая первобытный лес своим незримым благословением. Лишь одинокое святилище, будто не от мира сего, преклоненное под гнетом беспощадного солнца и возрожденное по милосердной воле бледного пастуха ночи, нарушало идиллию дикого мира. Никто не знал об этом месте, как и о том, что оно станет обителью грядущих злодеяний. Колыбель лжи и раздора, столетия дрейфующая в тиши крон, ныне полнилась шепотом теней. Он не был достаточно громким, дабы разобрать хоть слова, но его инициатор знал, что предвещает ропот бесчисленных силуэтов. Истошные крики, проклятия, мольбы о прощении и пощаде, детский плач. Капище стало свидетелем мириады кошмарных событий незапамятной древности, а кровь, пролитая близ этих земель, до сих пор питает дремучую чащу леса. Мгла веков и по ныне окружает это место, заключая нежданных гостей в порочные цепи замкнутого круга смертей. Казалось, что этому не будет и конца, предсмертный гомон усиливался с каждым неуклюжим шагом, а тени сгущались за спиной, пока и вовсе не окутали собою все пространство позади. Но спасение уже было близко, тяжелые каменные врата были открыты, а тусклый свет луны еле как поддерживал связь капища с реальностью. Один шаг, другой и стоило только пересечь порог, как безумный шепот стих, а пространство вернулось к одурманивающе приятной действительности. Мгла оказался позади. Или же так показалось Манфреду? Облегчение настолько поглотило его, что он и сам не заметил, как стал вместилищем всего этого мрака покинутого мира теней. Но несмотря на все это, Манфред знал, что ныне он уже не тот, коим было когда-то и что мир вокруг него стал другим. Былые переживания о судьбе умирающей деревни скрылись в глубине сознания, а теплейшие из воспоминаний помутились за ярким чувством всепоглощающей жажды. Только вот чего он столь возжелал? Знаний? Власти и богатств? Или может… крови? Ответ неизвестен, но ясно лишь то, что пугающая своей неизвестностью дорога ныне простирается пред Манфредом. И он принял её, за свой новый, истинный путь.
Под взором покаяния
«Возвысить достойных, отсеять шлак»
Много зим прошло с момента с последнего посещения Манфредом святилища в лесу. Дарованная ему надежда ветвистыми тропами вела его прямиком к разоренной деревне, где осталась только горстка неприкаянных душ, побоявшихся бежать сквозь леса к цивилизации. Явление бывшего господина не стало ни для кого облегчением, а лишь поводом для высвобождения гнева. Яростные крики и злобные осуждения вновь посыпались на Манфреда, но они отличались от тех, что провожали его в забытом капище. В этих словах он видел дарованную всевышними силами возможностью к спасению, а в разгневанной толпе – отчаявшуюся паству. Вознеся руки к ночному небу, Манфред ниспослал людям путь, что открыло ему темное прошлое, путь, который станет для людей спасение, а для него благословлением. Бросив последний взгляд на луну, будто получая её одобрение, схватил с чуть целого стола небольшой нож и рубанул по запястью, обнажая пред всем обездоленным людом стигмат кровавой милости. Вязкие черные капли сильным потоком хлынули из раны, но вскоре все было кончено и от пореза не осталось ни следа. Некогда изнуренные бедами люди были ошарашены. Напуганные и потерянные некоторые бросились прочь, и лишь достойные протянули руки к новому венцу изложения божественной воли. Отныне, они станут первыми последователями зарождающегося культа, что сплотит покинутый всеми народ и дарует им святое блаженство в незнании.
Вдохновленные и освященные гласом первого святого естества, разобщенный люд пришел в движение. Хватило лишь пары месяцев, чтобы многие дома были восстановлены из руин, а блуждающие в лесах вернулись и отдали свои умы на милость незримого кровавого божества. Возникшая буквально из пучин отчаяния деревня стала новым центром тех зверств, что будто вереницей тянулись за Манфредом от самого капища. Уверовавшие в сакрального начало крови, новоявленные миру культисты приступили к свершению своих жутких церемоний. На холме близ реки из дерева был выстроен новый алтарь поклонения неведомым богам. Окруженные мифическими идолами, он каждое полнолуние принимал на престол все новую жертву. Кровь текла ручьем, растекаясь прямо в множество чаш у алтаря. Именно испитие крови агнца даровало конец ненастью и начало очищения. Но на этом все не могло закончиться. Переходя из года в год, немыслимая традиция все набирала обороты жестокости. Манфреду было все мало, животная кровь не
удовлетворяла подступающую все ближе к горлу жажду, а думы о сути бытия приводили к ужасным последствиям. Вскоре на смену живности пришла кровь недавно умерших прихожан, а апофеозом безумия стали живые люди, что вначале добровольно, а потом и принудительно становились жертвами кровавой процессии. Помешанные на истинности своей веры и бессмертие своего господина, культисты ложились на алтарь, считая это величайшим предназначением их жизни. Но разве столь слепая преданность и изуверские ритуалы могли привести к хорошему концу? Умирая одним за другим либо под ножом своих собратьев, либо от ужасных болезней, людей в деревне становилось все меньше и меньше. Поколение наследовало за предыдущим, оставляя за собой лишь кровавый след утрат и смертей. Этот маленький край, что словно самим Богом был отделен от всего остального мира, вновь пришел в упадок. Оставшихся в живых едва ли хватало для несения службы у алтаря, а количество кандидатов на вознесение сократилось. В отчаянии Манфред в новь погрузился в пучины своего разума. Там, он увидел тьму затерянного святилища, что, как ему казалось, тогда пыталась настигнуть его и умертвить, но теперь, существую на свете уже не одно столетие, он понял, что все было иначе. Отдавших в лапы иллюзорных речей, Манфред испытал блаженство, кое он не ощущал никогда доселе. Тени зарезвились вокруг него, а яркий свет свечи потух, погружая весь мир во мрак. Теперь-то он понял, что все его действия были до невозможности глупы. Манфред осознал, что дар кровавый луны был дарован лишь ему и никто в деревне не имел права вкушать тот запретный плод, что когда-то был дарован ему самому. На последней полуночной церемонии Манфред убил и осушил всех своих последователей, окончательно знаменуя конец слепого покаяния.Первый ход
«Это шахматная игра между светом и тьмой. Игроки давно определены, и партия уже давно началась.»
Даровав истинный покой для всего того клочка жизни, что когда-то теплился в его родной деревне, Манфред бежал в леса, дабы, следуя за своим откровением, нащупать путь к просветлению. Он знал, что за зеленой толщей кроется совершенно иной мир. Мир, который станет для него обителью и новым рождением. За десятилетия скитаний он побывал в многих городах и поселениях, изучил большинство популярных религиозных трактатов и сменил множество масок. Теперь путь лежал в столицу ныне великой империи. Уже много лет минуло с полного освобождения Дартада, а столица, словно вытканная великолепными нитями имперской архитектуры, рассталась перед Манфредом. Здесь, в самом сердце зарождающегося континентального гегемона, нет прощения еретикам, а нарушители жестоко карались по всей строгости закона. Но даже тут, среди темных улочек у краев города можно было встретить тех, кто не желал подчиняться и своим происхождением обязан был лишь нести свою волю скоту. Именно такого человека и встретил Манфред в ночь праздника Кровавого Рассвета. Красные одеяния, мелькая то там, то тут, наполнили улицу, а в былые дни бурная жизнь столицы несколько поутихла, сменившись приглушенным шёпотом прохожих. Хоть столь странный праздник и обязывал всех дартадцев вспомнить ту кровавую цену, что они заплатили за свою свободу, для Манфреда он являлся днем спокойствия и удовлетворения. Тяжелыми усилиями доказав свою принадлежность к безвестному роду старой империи, он по обыкновенную прогуливался по широким улицам где-то в глуби города, да наблюдал за приготовлениями горожан к праздничному ужину. Здесь то его и настигло третье в его жизни озарение. Свернув в небольшой переулок, дабы поскорее вернуться в свой небольшой особняк, который он получил в «наследство» от рокового брака с одной знатной особой, он наткнулся на доселе незнакомых мужчин в красных одеяниях, что представлялись наименее странными в их внешнем виде. Толстые уже пожелтевшие книги покоились в их руках, а скрытые капюшонами лица не давали опознать их. Но одно при встрече с ними Манфред понял точно – сородичи. До этого ему уже доводилось встречаться с представителями проклятой крови, да что уж говорить, он уже десятилетиями вел знакомство с влиятельнейшими вампира столицы и некогда принимал участие в создании первого Совета князей Трелива. Но сколько бы много сородичей он не знал, но эти личности казались ему наиболее подозрительными из всех, кого он когда-либо встречал. Ведомые неизвестным порывом они окружили его и, казалось почувствовав силу высшего вампира, распахнули вои книги и стали читать письмена.
«Матерь молвила, что дети её — единственные идеальные творения, а потому ни один скот или раб не должен быть посвящён в дела культа.Матерь молвила, что люди — скот, созданный для подношений ей и в качестве пищи для своих детей, потому каждый член культа обязан делать жертвоприношения.
Матерь молвила, что нелюди — рабы, созданные для служения детям её, и потому отношение к ним должно быть соответствующее.
Матерь молвила, что Высшие — величайшее её творение, и потому они должны почитаться членами культа.
Матерь молвила, что серебро — грешный металл, а потому любой, кто владеет клинком из него, должен быть предан мучительной смерти.
Матерь молвила, что свет солнечный — порождение Света - древнего её противника, а потому дети её должны скрываться от лучей греховных.»
Когда же последний из послушников закончил говорить, глава процессии протянул руки в приветственном жесте, как бы подзывая Манфреда подойти к нему. Эту встречу будущий кардинал запомнит на всю оставшуюся не-жизнь, ведь с этого момента началась новая глава его служения и страдания. В тот день Кровавого Рассвета Манфред примкнул к культистам Матери Тьмы, посвящая свою волю и могущество неведомой силе, что призрачным мановением руки отсылала к его прошлому. Первый ход Тьмы был сделан.
Бесконечная ночь
«Тьма — матерь наша, истинно молвила, что люди - лишь скот, созданный для кормежки, а нелюди - лишь рабы, созданные для служения нам. Так возложим же в её имя кровь рабов наших и скота нашего, чтобы матерь была милостива к своим детям.»
Гостиная старого дворянского поместья хоть и не соответствовал веяниям новой дартадской моды, но все ещё мог поразить своей чрезмерной экстравагантностью. Золотисты узоры на стенах, гармонично расставленная мебель и древние картины в деревянных рамах – все это придавало сему месту некий шарм таинственной старины. Впрочем, в данный момент этот особняк использовался явно не по своему назначению. На самых нижних этажах усадьбы среди каменных стен небольшая группа людей, одетая в черные мантии, подчеркнутые красными и белыми цветами, собралась вокруг аналоя, на котором покоилась большая, обитая бархатом и золотом книга. «Темное писание» знаменовало начало встречи лордов Крови
культа Тьмы. Хоть и великий понтифик не присутствовал на Полуночном совете уже множество веков, это не мешало лордам разных мастей собираться вместе и решать важнейшие вопросы темной веры. Поприветствовав друг друга коротким кивком, лорды расселись по своим местам. Всего на двенадцати высоких тронах восседали десяток влиятельнейших представителей вампирского духовенства и чем ближе твое место было к пустующему трону Хозяина Крови, тем значимее была позиция лорда. И одно из двух главенствующих мест на этом сборе занимал уже древний по вампирским меркам кардинал Манфред фон Вальфен. Членство в Совете Трелива и происхождение высшего вампира обеспечивали его невероятным авторитетом в мире сородичей, а позиция нобилисимусса империи развязывала руки в людском обществе. И сейчас, в далеком прошлом добившись за умудренность в делах духовных и темных сан кардинала, он принимает участие в ежегодном собрании. Из года в год оно проходит будто по заверенному в древности сценарию, ничего нового и не предвещало случиться на этот раз. Так все думали. Но за последние месяцы на Флоресе произошло то, что шокировало весь вампирский мир, и даже совет Трелива не остался безучастным. Сначала появились новости об объявившимся где-то далеко за морем, в Флорендом забытых землях Хакмарри, вампире первого поколения. Непоколебимый в своем могуществе он намеревался подчинить своей воле всех сородичей, но вскоре пропал настолько же неожиданно, насколько и появился. Но сей странный год не собирался останавливаться на этом! В тот же самый момент, как только Совет князей Флореса был разогнан изначальным вампиром, а сам он исчез без следа, в Скверноземье прибыл Хозяин Крови культа Тьмы. По воле истинного вампира третьего поколения он был назначен владыкой всех вампиров континента и теперь выстраивает там свои охотничьи угодья, дабы править всем из тени. Разумеется, это не могло не зацепить взгляд лордов культа. Вознамерившись вернуть понтифику на законный престол, единогласно было принято решение отправить своего представителя на Флореса. В этот дождливый день на нижних этажах старинного поместья не утихали споры и все по одной простой причине: «Кто же станет этим самым послом?». Никто не мог отказаться от одного из величайших возможностей в их жизни, ведь встреча с понтификом не только могла усилить их положение в культе, но и даровать столь желанные для многих знания. Множественная ругань наполнила помещение, пока занимающие три главенствующих престола сородичи не прервал прения мановением рук. Решение уже было принято. Впервые за долгое время, все естество Манфреда будто оживилось, а сам он вырвался из терзающих его столетия дум. Не принимая долгое время участия в решениях Полуночного совета и оставляя это право за менее значительными сородичами, он выказывал своё довольство положением дел в духовенстве. Но отныне это касалось не только культа, но и его самого. Ощутив шёпот прошлого и жажду, которую уже успел позабыть, он объявил себя вестником Тьмы, что отправится на Флорес и первым преклонит колени пред великим понтификом.Вложения
-
png-transparent-black-floral-frame-black-logo-symbol-brand-font-dividing-line-miscellaneous-an...png -
roza.png -
d5310e78bf42f72f799da7f743dbd789.jpg
