- Сообщения
- 4
- Реакции
- 8
Имена, прозвища и прочее: Личное имя: Цзинь Фэн (金 [jīn] - "золото"; 风 [fēng] - "ветер")
Официальное имя: Цзинь Жулань (金 [jīn] - "золото"; 如兰 [rúlán] - "как орхидеи")
Прозвище: Чёрный Тигр (黑虎 [hēihǔ] - "чёрный тигр")
Раса персонажа: Человек
Возраст: 30
Внешний вид: Высокий стройный, вытянутый будто по струнке, молодой человек с раскосыми голубыми глазами и черными густыми бровями, что будто два острых клинка сошлись на переносице, создавая иллюзию постоянной задумчивости и хмурости, но в контрасте с пылающим решительностью взглядом они образуют истинный облик стойкого воина прошлого, положившего века на служение империи.
Характер:
Надменность: «Если другие не годятся тебе в подметки – разве это самолюбие?» - именно так описывает свою тягу к презрительности сам Цзинь Жулань. На самом же деле сей тяжелый порок присущ почти каждому отпрыску семьи Цзинь и основан он не на пустом месте, ведь славные деяния прошлого и блистательное будущее могучей горой возвышается за спинами потомков Цзинь Гуанмина.
Гневливость и жестокость: Сложно назвать равнодушным к чужим лишениям того, кто так откровенно ими упивается. Годы обучения и военной службы образовали в душе страшную силу, что в неизведанном порыве охватывает не только себя, но и других. В моменты гнева его невозможно удержать, а о зверствах Черного Тигра на прериях до сих пор ходят ужасающие слухи.
Искренность: Честный человек говорит правду, даже если его голос дрожит. Порой безрассудная искренность всегда выделяла Цзинь Жуланя среди всей темной своры родственников Цзинь, посему и место ему нашли соответствующие – в грязной крепости вдали от дома.
Амбиции: Жажда славы способна толкнуть на самые безрассудные подвиги.
Непреклонность и мстительность: Даже если Цзинь Жулань падет в бою, его убийцами придется изрядно постараться, чтобы избавиться от преследующего их злобного духа, что обязательно заберет свое.
Верность: Подобно прочному стеблю бамбука верность этого человека выдержит любые испытания и станет ярким примером величайшей добродетели в прогнившем мире страстей.
Семейность и братство: Цзинь Жуланя без сомнения можно считать эталонным приверженцем татстких семейных традиций. Несмотря на все внутренние пороки Цзинь, его любовь и вера в семью навсегда останется крепкой опорой его жизни, а искренняя любовь к братьям не растает даже под стремительным потоком реки времени.
Таланты и сильные стороны: 1. Ещё в юношестве Цзинь Жулань, словно прекрасная звезда на небосводе, ослеплял своими талантами в военных ремеслах. Один за другим трактаты полководцев прошлого укрылись в его голове, а копье ни на миг не покидало рук, даруя бесценные навыки, которые укрепились опытом жестоких степных битв.
2. Несмотря на свое презрение к высоким наукам, следуя давнему обычаю знатных семей Тата, Цзинь Жулань познал все три тракта и шесть искусств (В древнем Китае это мораль, письмо, арифметика, музыка (в случае Цзинь Жулана это "пипа"), стрельба из лука и обращение с лошадьми) в достаточной мере, чтобы не упасть в грязь лицом пред ликом его заумного старшего брата.
Слабости, проблемы, уязвимости: Мрачные воспоминания о том дне до сих пор свежи в его памяти, глубокая рана в левом краю живота хоть с годами и слабее даёт о себе знать, но по-прежнему является самой неожиданной переменной в порыве битвы.
Десятки битв делят мир на до и после, рождая в человеке великого воина, но взамен забирают самое ценное – человечность. Хоть и не отдав все до конца, Цзинь Жулань жесток и решителен в своих поступках. Его не пугает насилие, и он готов с великой радостью прибегнуть к нему, даже по отношению к слабым и обездоленным, что, впрочем, сильно сказывается на его ментальном состоянии.
Привычки: Придерживается намеченного ещё в клане Цзинь мнения о постоянном присутствии предков. Каждый в семье верует, что незримые предки-покровители всегда следуют за ними, наставляя на верный путь. Именно основателя клана Цзинь Жулань считает своим спутником, посему в минуты важных решений привык обращаться за помощью к потустороннему миру.
Мечты, желания, цели: Неугасимый пожар пылает в душе отпрыска Цзинь, он гонит вперед семейное наследие, желая заполучить славу непревзойденного воителя, коего ещё не видел мир.
Цзинь Гуанмин (金 [jīn] - "золото"; [guāngmíng] - "свет во тьме")
Статус: Предок-основатель династии Цзинь.
Описание: «Действительно яркий свет в тьме. Отблеск древних времен, что оставил золотой след в татской истории не только своими праздными речами при дворе, но и выдающимися заслугами, что позволили ему основать могущественную династию, что смогла уцелеть даже в период бурных подводных течений времен эпохи падения Дан. Великий человек высокой морали и добродетели, явный пример для моего отца-недоумка.»
Цзинь Ши (金 [jīn] - "золото"; 师 [shī] - "наставник")
Статус: Верховный канцлер империи Тат (ранее), патриарх рода Цзинь, отец трех братьев Цзинь.
Описание: «Гадкий старикан, что протянул свои алчущие власти руки по всей столице. Стоило ему только войти в имперский цензорат, как шепот над столицей не стихал ни на день и даже после ухода с поста канцлера отголоски тех теней до сих пор гуляют по омраченным его взором обитатели Сына Неба. Но все это не столь страшно, как его презренная слабость! Почему он так не похож на дядю? Хитрый интриган, что никогда не познает пыла славной битвы!»
Госпожа Ми (麋 [mí] - "олень"; 夫人 [fūren] - "госпожа")
Статус: Пожилая госпожа рода Цзинь.
Описание: «Дорогая матушка и хранительница очага рода Цзинь. Её влияние на семью абсолютно. При дворе поговаривают, что даже отец боится перечить ей. Впрочем, это не отменяет того, что она теплым полотном любви и заботы окружила меня и моих братьев, из-за чего мы не знаем лишений и по сей день.»
Цзинь Цзе (金 [jīn] - "золото"; 杰 [jié] - "выдающийся")
Статус: Генерал стремительной конницы (ранее), командующий военным гарнизоном (ранее), старший военный чиновник, дядя Цзинь Жуланя.
Описание: «Подобный блистательному богу войны владыка белой твердыни севера и милостью небес мой дядя по линии отца. Более достойного почитания человека на свете не сыскать. Его пугающий лик темной тенью ложится на сердца врагов и освобождает от страданий души данцев. Трактаты о его подвигах станут основой будущих военных стратегий, а жизнеописание станет ценнейшим достоянием семьи Цзинь. Я преклоняюсь пред его величием.»
Цзинь Гуаншань (Игровой персонаж, в ожидании топика): (金 [jīn] - "золото"; 光 [guāng] - "светлый"; 善 [shàn] - "доброта")
Статус: Верховный канцлер империи Тат (ранее), старший сын рода Цзинь.
Описание: «Старший брат, первый друг. Предвестник всех моих головных болей. Дотошный писака, что всю свою молодость положил на изучение философских писаний. В его глазах я вижу тень моего никчемного отца, посему я обязан уберечь брата от его судьбы! Надеюсь, что странствия за пределами Тата помогут ему освободиться от бремени наследника семьи.»
Цзинь Юнь (金 [jīn] - "золото"; 雲 [yún] - "облако")
Статус: Средний сын рода Цзинь
Описание: «Забыть, как страшный сон! Столь же высокомерного петуха не сыскать во всей небесной империи! Буду молиться, чтобы слухи о его распутстве не дошли даже за море!»
Цзинь Жулань (金 [jīn] - "золото"; 如兰 [rúlán] - "как орхидеи")
Статус: Адъютант командующего гарнизоном (ранее), военный инспектор (ранее), младший сын рода Цзинь.
Средь безграничных зеленых равнин первородного царства, освященные милостью солнца и голубого неба, безмятежный и величественный, ослепляющий и таинственный, словно белый полумесяц расстилался столичный город Татцзи. Окутываемый загадкой происхождения и нетленными легендами о реке «Спящего дракона Тат», сей город воистину являлся величайшим из когда-либо огранённых алмазов культурного превосходства народа дан. Истинная колыбель восточной цивилизации, своим ликом затмевала иные архитектурные творения венценосного народа. Словно выстроенный по высочайшему повелению небес, город тянулся во все стороны света широкими артериями улиц. Ослепляющие золотым бельмом богатства и пропитанные тысячью ароматов северных ветров, они объединяли в себе всевозможные сооружения: диковинные дома из сандалового дерева с долгими галереями и террасами, обширные таверны, конкурирующие в непостижимой экстравагантности внешнего обрамления и внутреннего убранства, одинокие пагоды и храмы. Но средь всего этого пестрого блеска дворцов знатных вельмож и суетливых торговых кварталов выделялось одно здание, что, словно затаившийся тигр, наблюдало за неумолимым жизненным потоком великого города. Резиденция влиятельного бюрократа, что некогда проживала очередной, наполненный умиротворяющим шелестом листьев учетных книг и стремительным плеском воды в искусственных ручьях, день, вдруг переполошило неожиданное событие. Рождение. Слуги бегали из стороны в сторону, а придворные дамы уже послали за повитухой. Титулованный чиновник из главной ветви дома Цзинь исполненный уверенности отворил двери покоев супруги. Яркий свет бумажных фонарей на мгновение ослепил мужчину, заставив того прикрыть глаза ладонью, и освобождая нахмуренное лицо от бельма, открыл взору белоснежные руки, что легко держали младенца. Великий род Цзинь явил на свет нового отпрыска, рожденного в блеске славы его величия. Ярким полотном пламени вспыхнули ароматические палочки в храме предков, залы окутались в белое покрывало лент и приняли под свои своды снежных цветов в знак рождения мальчика. Он не был первым, и уж точно не вторым, но третьим. Звучное имя Цзинь Фэн (См.прим.1), знатное происхождение и благословлённое небесами будущее – вот удел вновь рожденного вечно одинокого счастливчика небес.
Свет закатного солнца уже давно померк пред навевающей тревогу и покорность судьбе дланью ночи, всюду мерцающие фонари отпугивали зло от порога живых.
Близился час тигра (См.прим.2), мир давно отошел на заслуженный покой и готовился к новому рождению в теплых лучах красного светила. Но сокрытая глубоко за стенами уединенного поместья опочивальня все ещё горела жизнью. Ещё совсем маленький, но такой хмурый мальчик под наблюдением льющей белые слезы свечи читал обветшалый свиток. Многое изменилось с момента его рождения, цвета вороного крыла волосы, по-детски милая внешность и жесткий характер стали для юнца надежной опорой на первых этапах жизни в высшем обществе империи, положение отца даровало ему вседозволенность в бытовых делах, а связи во дворце привели к его порогу именитых учителей, которые, источая ауру небесной мудрости, поведут его по образующему судьбу пути. Приставленные по мимолетной прихоти отца, они денно и нощно стали обучать молодого господина основе всего Татского общества: трём трактатам и шести искусствам. Мораль и этика, церемонии и обряды, музыка, арифметика, чтение и письмо, управление лошадью – истошно длинные дни учебы сменяли друг друга, а в сознании все сильнее закреплялись заветы мирского и высокого обществ. Но вскоре мнимый интерес к наукам сменился безразличием и скукой, а нравоучения матери и прививание художественного вкуса окончательно низвергли в пучины реки Тат всякие мысли о ученной деятельности дворянина. К счастью, на смену далеким от Цзинь Фэн наукам, пришло военное ремесло, что исполинским воителем отражалось в образе собственного дяди. Его история жизни и рассказы о воинском быте мягкой волной прокатились по разуму и душе малыша, сотворив мириады ликов доблестных героев и могучих воинов, что легким мановением одной руки сметали вражеские армии, а другой спасали несчастных и ковали мир в некогда темном царстве Дан. Блистательный путь славы и созидания, скрывая за своей лиричностью все тернистые преграды, шелковым ковром стелился пред страждущим, а родня всячески поощряла выбранную цель, надеясь в будущем алчной рукой коснуться наследственных чинов военного ведомства. Именно основываясь на этих начинаниях и стремлениях юный Цзянь отрекся от научных начал, посвятив всего себя таинствам воинских реалий, в чем ему и помогли приглашенные отцом наставники. Среди всей плеяды великих умов шести искусств и трактатов особые места в истории и душе маленького Цзинь Фэна навечно заняли мастер волновой школы копья и младший военный советник государя, чьи уроки он сохранил в себе на всю оставшуюся жизнь.
Великий мастер таинственной техники копья, что по некоторым слухам зародилась ещё во времена раннего царствования Дан и долгие года передавалась лишь среди прямых потомков сокрытых в горах сект боевых искусств, источал совершенно обычную для человека его возраста ауру. Вооруженный переливающейся всеми оттенками золота копьем, он выглядел очень добрым, с его совершенно белыми волосами, длинной бородкой и крохотным шрамом у века. Шагая твердыми и устойчивыми шагами, мастер все еще выглядел здоровым, и никто не мог даже предположить, что его долгая жизнь близится к своему закату. Все время напевая известную только ему самому песенку, он беспощадно издевался над Фэном, тем самым открывая миру свою подлинную миролюбивость. Лишь завидев в руке мальца цзи(См.прим.3), он с тихим свистом появлялся подле ученика и с легкой подачи выбивал то из его рук. Никаких указаний более не следовало, а упавшее на холодный пол копье служило ученику уроком, немногословным, но очевидным – он все ещё никчемен, и ещё не скоро станет подобным своему учителю. Впрочем, солнце скоро взойдет, а луна спешно бежит за край небосвода, посему у Фэна совершенно не было сомнений в выдающемся будущем, что с момента рождения было предречено для него. Время, следуя за течением драконьей реки, легкой звенящей поступью меняло окрас сезонов, копье все реже касалось деревянного пола, а морщины на лице наставника стали наиболее выразительным признаком подступающего рока. Хоть техника волнового копья и не поддавалась каждой руке, да не раскрывала свои тайны первым ушам, мастер положил всю жизнь на обучение своих учеников и результат этих тренировок не мог не поражать. Неуверенные взмахи цзи уступили место громкому боевому кличу и стремительному, словно бросок тигра, уколу по соломенному оппоненту, мирская походка превратилась в нарочито размашистые рывки, а воодушевление и желание уступили место гордости и уверенности. Следуя за своей судьбой и исполняя утренние отцовские грёзы, Цзинь Фэн возмужал.
Иного же внимания заслуживает досточтимый при дворе младший военный советник государя из не безвестного рода Сыма, что, потакая манерам полководцев древности, после каждой своей речи чинно обмахивался вычурным веером из перьев журавля. Так его и прозвали при дворе - Журавлиный министр. Весьма почетное прозвище для человека его статуса, кое он оправдывал сполна. И столь важный франт, в облачении из шелков с узорами из тяжелых серебряных нитей, привычным для него будто подпрыгивающим шагом захаживал в поместье семьи Цзинь, дабы снизойти до обучения младшего отрока столичного бюрократа. Взмахом веера подзывая к себе прибывшего с ним слугу, наставник Сыма с тихим хлопком раскладывал перед Фэном военные трактаты и иные «верха» военной и не очень литературы. С глазами полными достоинства и важности он поочередно перечитывал их из урока в урок, заставляя мальца анализировать не подвластные ещё юному разуму высказывания мудрецов. Утомительные занятие военной грамоты протекали долго и мучительно. Подстрекаемая слабым ароматом ладана и глубоким голосом наставника, сонливость настигала Цзинь Фэна вновь и вновь, а за сладким минутным сном следовал тяжелый удар кулака по столу и неподъемные тонны нравоучений. Из года в год мучения не теряли своей силы, но и польза от них не убавилась. Длинные речи оставили своей след в разуме юнца, а яркий пример учителя предостерег его от подступающей службы в советниках военных министерств.
Так, в поисках предназначения и исполняя утренние отцовские грёзы, Цзинь Фэн вырос, почти сравнялся в росте с поистине медведеподобным дядей и, окончив обучение и осуществив обряд совершеннолетия, получил свое взрослое имя – Цзинь Жулань.
Взросление… Мимолетное дуновение ветра оставило позади славные детские игры и юношеские заботы. Твердость и непоколебимость побороли слабость, а протянутая некогда большая, как горный хребет, ладонь дяди теперь сжимала покрытую мозолями и шрамами длань будущего наследника. Одним легким движением он перетянул его из колыбели жизни в свою военную резиденцию на севере, откинув слезливые мольбы матери и короткие прощания с братьями. Поместье Цзинь осталось далеко позади, конь под седлом придался оглушающему порыву ржания, а отряд сопровождающих готовился к ночному привалу. До обиталища дяди оставалась всего пара дней пути. Все такой же молчаливый и одинокий в отдалении от всех он из-под густых черных бровей суровым взглядом окидывал открывающиеся пред отрядом густые зеленые поля. Северная провинция была абсолютно диковинным в сравнении с центральными регионами местом. Здесь редко можно было увидеть пузатых купцов или осыпанных золотом молодых господ, что плавно щеголяли по улицам столицы. Являясь бывшей приграничной зоной царства Дан, она хранила в себе секреты и воспоминания множества кровопролитных войн. В миг мягкий запах
свежести мог смениться тяжелой вонью металла и гнили. Зеленые курганы упокоили под собой тысячи трупов неудачливых предков, коем не повезло наткнуться на наконечник копья местных бушующих кочевых племен. Даже после завоевания всего континента, венценосный народ дракона не смог избавиться от дикой проказы, испокон веков отравляющей и терзающей их спокойное существование по законам небес. Озлобленные и голодные до крови варвары под тяжелый топот копыт покидают облюбованные ими степи, наседая на местные гарнизоны и забирая с собой сотни несчастных душ. Разрушения и смерть приходят вслед за ними, но, покуда воды реки Тат поднимаются и опускаются, словно могучая грудь дракона, север выдержит, всегда выдерживал. Срединным землям никогда не будет суждено познать слёз и лишений, пока над высокими стенами приграничных крепостей возвышаются имперские штандарты, а отчаянные солдаты под строгим надзором могучих полководцев отправляются все снова и снова в бой. Именно в такую крепость и прибыл отряд с молодым Цзинь Жуланем. Тяжелые окованные железом ворота, мрачные замковые своды и угрюмые лица жителей. Монументальность и строгость севера отрезвляющим ударом освободила юношу от ярких и изящных воспоминаний о столице. Невероятный контраст чувствовался даже с закрытыми глазами, оставляя после себя горькое послевкусие и терпкий запах железа и трав. Недавний набег кочевников хоть и был под победные кличи отбит, но оставил после себя сотни осиротевших детей и опустевших домов. Повозки трупов медленным строем выезжали из города, исчезая в дали зеленых курганов. Но древняя крепость, непоколебимая под гнетом северных ветров, молчаливо и равнодушно наблюдала за процессией. Вновь застучали молоты, разгорелся жар местных кузниц. Подготовка к туманному будущему шла полным ходом. Полагаться на случай и небесное провидение в этих землях было сродни сумасшествию. Солдаты, выстроившись в боевом порядке, маршировали на плац, а разведчики готовились к ночному обходу предместий. Будто живой военный механизм, крепость вступила в повторяющийся цикл суровой действительности. Отныне в этом месте Цзинь Жуланю предстояло провести времена своей ранней военной карьеры. По щелчку отцовских пальцев на недостаточно окрепшие плечи молодого вояки пало бремя адъютанта командующего военным округом. Ещё с детства маленький Цзинь слышал о непреклонном и грубом характере своего дяди, но теперь же он мог почувствовать это наяву. Могучей горой он словно возвышался над крепостью и твердой рукой контролировал каждый вздох в его пределах. Тысячи жизней зависели от его приказов, и он всегда соответствовал возложенным на него обязанностям. За тяжелый десяток лет северные варвары ни на чжан (См.прим.4) не продвинулись в сторону центральных равнин и ни одна крепость не пала под напором бушующих орд степей. Достижения старого генерала высоко ценили не только на севере, но и в столице, а имперские чиновники в угоду собственных интересов даровали ему все более весомые дары. Таков был быт северного воеводы, охранявшего покой всего Тата. И, следуя за высотой положения, его адъютант обязан был полностью походить на своего начальника. Поручения неостановимым потоком сбивали с ног и несли по течению. Письменная волокита при военных советниках и стратегах перетекала в изводящие строевые тренировки. Вскоре никто в крепости не мог не вздрогнуть при виде вечно утомленного лица вспыльчивого офицера Цзинь. За последние несколько месяцев тревожных донесений от разведчиков не поступало, а дальние крепости на рубежах уже долгие зимы не видели варварской угрозы, посему и опасность таили лишь отчеты. Но столь долгих периодов затишья уже давно не было, что вместо спокойствия вызывало лишь раздражение и настороженность у командующего и его советников. Испытанные во многих боях солдаты простаивали без дела, но все-также были бдительны к бескрайним прериям. Тишина. Близился день ежегодной вылазки в степи, дабы истребить те кочевые племена, что подошли слишком близко к границам и угрожали местным деревням и крепостям. Командующие всех военных округов собрались вместе и темными ночами принялись обсуждать план будущего победоносного похода. В последний день привычной для севера холодный весны расквартированное в крепости войско вышло за пределы могучих стени и, обогнув кругом мириады зеленых курганов, направилось к границам степей. К тому времени Цзинь Жулань уже успел познать на себе вес военного долга. Придя в резиденцию дяди неотесанным юнцом, он покидал крепость с полным понимаем грядущего. Вверенный ему небольшой отряд из неплохо вооруженных молодых дворянских кавалеристов, что были сброшены в эту сточную яму своими же отцами ради освобождения от военных или долговых обязательств, следовал слева от основного войска, готовясь по первому же зову горна устремиться на врага. Но и в степях было неестественно тихо. В излюбленных местах простоя не было ни души, а разведчики, уверяли командование, что кочевники покинули насиженные места и вернулись в глубь прерий. Подобное было невозможно, ведь армии выступили в тот же миг, как
получили донесения о местах обитания крупных кочевых отрядов. Совет был собран вновь и командующим предстояло решить: завершить ежегодный поход неудачей и вернуться в крепости или направиться дальше, оставив позади многие ли беззащитных земель (См.прим.5) позади. Долго тянуть было нельзя, посему все генералы сошлись во мнении, что стоит завершить поход и вернуться по округам, дабы не пугать буйный императорский двор, что дрожал при первом же упоминании орд варваров у границ. В войсках приказ о возвращении приняли с воодушевлением и вскоре все готовились вернуться к своим семьям. Путь был далек, а потерявшаяся за далеким горизонтом цель похода тяжелым грузом упала на плечи потерявших пылкий боевой настрой командующих. Но только с вершины горы все всегда выглядит безмятежным. В паре дней пути до зеленых курганов уже разделившиеся армии были настигнуты бесконечными потоками степных варваров… День близился к закату, а освобожденные от лишений будущих сражений похода солдаты готовились к временному привалу. Палатки командующих уже были воздвигнуты, а стяги войск северных крепостей слабо покачивались на теплом ветру. Умиротворяюще трещали деревяшки в кострах, да бывалые солдаты грубым голосом запевали задушевные истории о своем героическом прошлом. Кавалерийские же отряды, оставив своих лошадей и отринув крестьянские удовольствия обычных солдат, уже готовились к ночному дозору и скорейшему сну. Прошло лишь пару часов, как мирная атмосфера лагеря была разрушена звонкой поступью тяжелых копыт. Сотни лошадей вырвались из дали заходящего солнца и под звон боевых горнов устремились на татских часовых и невооруженных вояк. Будто зная обо всех планах татского командования, кочевые вожди подобрали удачнейший момент для атаки и двинули свои конные войска на потерявших всякую осторожность солдат и, застав врасплох, массированным наступлением разбили передовые части. Забили барабаны, знаменосцы, исполняя приказы полководцев, собирали рассеянных бойцов, а ветераны степных вылазок уже образовывали боевые построения. Кавалеристы же в тылу уже седлали лошадей и со свистом пускались на врага. В составе своего небольшого отряда и с поддержкой ещё нескольких конных попутчиков Цзинь Жулань, вычурно размахивая копьем как на параде, на полном скаку влетел в гущу сражения. Ещё с времен проживания в крепости, все в гарнизоне знали о скверном характере Жуланя, его не волновало управление подчиненными, не присущи ему были и прочие добродетели эталонного полководца древности. Украшенное кричащими иероглифами копье требовало крови, а душа Цзинь Жуланя трепетала перед славой грядущего сражения. Словно яростный хищник он на вороном коне пронесся вдаль от своего войска и на полном скаку врезался уже в намеченного ранее невезучего кочевника. В отличие от прочих этот варвар не был вооружен легким копьем, в руках он держал развевающееся, как гробовой вестник гибели в холодных тонах над полем боя, черненное знамя. Молча покачиваясь в седле, он не чувствовал и толики опасности пред разбросанными по лагеря группами пехотинцев, что, даже не успев схватить в руки копье, падали замертво на сухую землю родных кочевых степей. Удар сбоку стал для него роковой неожиданностью. Офицерское цян в руках безрассудного Цзиня врезалось прямо ему в плечо и, пробив его, сбросило кочевника с коня. Ошарашенный и раненный знаменосец так и распластался на земле, вскоре его жизнь оборвется также бесславно, как и у сотен его собратьев. Будто по книжке выстроившись в боевые формации, отряды копейщиков под удары барабанов грозным частоколом двинулись на бушующую в лагере конницу. Группы лучников в тылу уже готовились к залпу, а пехотинцы под прямым командованием своих капитанов добивали неудачливых дикарей. Не думая останавливаться, раз за разом стремительным клином татские кавалеристы врезались в потерявшие ориентацию вражеские десятки. Казавшееся необъятной тьмой кочевая армада за несколько часов боев, под четким руководством генерала Цзинь Цзе, рассеялась по ветру. Битва была окончена. Выжившие будут ещё долго благодарить небеса за дарованную судьбу, а погибшее не удостоятся должного упокоя, на века оставшись похороненными в оставленных милосердием степях. Не долго по ним и горевали. Угроза набегов чувствовалась в закатной дали горизонта, а мрачные шепотки в войске распространялись подобно летнему пожару. Оставаться на месте было нельзя, объединившись воедино, армии стремительным маршем устремились к северным крепостям, дабы сокрыть позор похода за высокими стенами и спастись от подступающей нехватки припасов, вызванной внезапным нападением. За череду коротких дней путь был преодолен полностью и по обыкновению холодные окованные железом ворота, как и в прошлый раз, встречали Цзинь Жуланя. Но c того момента многое вновь изменилось.
Стремительное течение реки гнало солнце вперед за горизонт, побуждая время ускорить свой бег. Но горы беспечны пред гнетом веков и, окутанные веретеном одинокой судьбы, глядят далеко вдаль. Подобные величайшим из заснеженных пиков, северные крепости непоколебимо стерегут мир в империи. На могильном камне им написано вечность вершить свой дозор и пасть в горниле величайшей войны. Годы идут, а мир не меняется. Едва посильный крестьянский быт на бесплодных землях, облачение в сталь и тихий шепот призраков прошлого при свете ночных фонарей привала в степи. Но в отличие от бездушного бытия, люди расцветают лишь однажды и увядают в тот же миг. Блистательный тиран севера Цзинь Цзе непростительно состарился. Нефритовая кожа обратилась в черный уголь, а глаза, ранее похожие на звезды, помутились. Не всем дано быть ровней почтенному наставнику Хуан Чжуну (См.Прим.6), не всем дано выстоять под небесами. Дарованная ему почетная должность старшего военного советника и крупный надел недалеко от столицы были ясным указом императора вернуться в обитель своего рода, дабы закончить свою жизнь в окружении родни. Изначально буйный Цзинь Цзе своим гневом переворачивал реки и сотрясал горы, но вскоре силы покинули его окончательно, меч вернулся в ножны, доспехи запылились, больше ждать было нельзя
. Выражая должное почтение слуги рода Цзинь, усмирили генерала и с помпой повезли «великого героя» за стены столицы, оставив после себя высочайший указ о назначении на должность командующего военным округом одного из ближайших соратников старого генерала, который вскоре покинул крепость. Тяжелая узорчатая карета скакала по ухабистым северным дорогам, стремясь вскоре перевернуться на смех лесных обитателей. Пышущий неугасимой злобой полководец мирно посапывал, своими широкими плечами накрыв всю карету изнутри так, что спутнику напротив пришлось слегка потесниться к краю. Молодой, но все такой же хмурый и холодный как верха гор, Цзинь Жулань смотрел на своего дядю взглядом полным достоинства и благоговения. Зеркальная гладь воды спокойно пред потомками рода Цзинь, четкий силуэт величественного дяди стал частью образа его племянника. Как две капли воды они прошли по пути страшных степных битв и заслужили гремящую на весь континент славу. Новобранец остался в крепости, а в столицу возвращался могучий воитель, которого за вспыльчивый нрав и неоправданную жестокость не только в бою, но и в быту, прозвали «Чёрный тигр Севера» . На поле брани, переполненный необузданной жаждой славы и окропляющей её крови, он несся вперед на своем вороном коне, желая первым погрузиться в объятия смерти, но вскоре сам стал её жнецом. В степях страшились его кричащего имени, а в империи с шепотком говорили о ненасытном злодее, что в столь юном возрасте сошел с ума и творит подобные бесчинства. Но в том не было его вины. Будто нарочито копья свистели у его шеи, но не касались её, а оставленный на шеке длинный шрам появился лишь вследствие досадной случайности. Опьяненный милостью небес он потерял счет смертям и с непостижимой прытью несся в бой… до последнего года. Шальная удача, ставшая свидетелем его многочисленных побед, оставила своего владельца. Все чаще шрамы становились ярким украшением его тела, а увечья болезненно отравляли его ослабшее тело. Последнее же ранение в живот стало особенно тяжелым испытанием для тигра, а последующие за ним последствия вызвали в нем первобытную ярость. Нетерпящий возражений приказ всемогущего отца, что дослужился до должности верховного канцлера, обязывал Цзинь Жулань сопроводить своего дядю в столицу, дабы занять место в военной инспекции и до конца жизни находиться в тылу. Разгоряченный молодостью и подстрекаемый сослуживцами тигр долго противился покидать свои угодья, пока под угрозой лишения его всех заслуг он не поддался неумолимому течению. Отныне ему предстоит вечность с важным видом рассекать по зданию военного ведомства и подписывать жалкие бумажки, дабы оправдать свой статус военного. Но иного выбора ему никто не давал.
По прибытии в столицу обоз отставного генерала был встречен множественными ликующими горожанами, для коих была интересна не столько встреча великого героя, сколько празднество, которое было организовано родом Цзинь в честь его возвращения. Впрочем, это мало кого волновало, ведь их ждало сосредоточие небесного могущества на земле. Императорская резиденция, сверкающая и безупречная снаружи, и сплетенная паутинами интриг внутри, встречала новых игроков. Не зря говорят, что, если живешь на горном склоне, сложно понять, насколько велика гора. (См.Прим.7) Здешние чиновники радостно приветствовали прославленного ветерана и его общипанного со всех сторон своей же семье преемника. Скрывая презрение и жажду за улыбками, они радостно хлопали и восхищались победами над варварами, но в их глазах можно заметить мимолетный блеск разочарования. Для имперских чиновников два солдата с границы были равны тем дикарям, с которыми они сами сражались, но, остерегаясь вездесущих людей рода Цзинь, правильно подбирали слова, ведь даже нынешний регент при маленьком императоре остерегался этих верных шавок бывшего государя. Но при дворе все понимали, что чаша сил колеблется и явно не в сторону клана Цзинь. Регент прибирал к своим рукам все больше титулов и соратников, вызывая тихие возмущения среди истинных сторонников династия. Шепотки среди чиновников распространились по всему дворцу, а приближенные регента пришли в движение. Они с невероятной прытью и решимостью стали смещать старых придворных почившего государя, даруя им льстивые, но все же формальные должности при дворе взамен их нынешних положений. Двор опустел от журавлей и заполнился змеями. Мудрых ученых со всех концов империи сменили алчущие власти соглядатаи. Вокруг Цзинь Ши сгущались тучи, для него был заготовлен самый горячий котел обмана и свержения, он это понимал, поэтому поспешно покинул свой пост, передав его ещё молодому старшему сыну, чем вызвал недоумение при дворе, но все же это помогло отвести ястребиный взгляд регента от рода Цзинь. Потеряв противовес и всякую осторожность, деспот принялся разбрасываться титулами и посмел прямо говорить с императорским двором от имени государя. В порыве всепоглощающей гордыни он не почувствовал холода теней, что вились под его ногами, намереваясь утащить его в пустоту. Разделяя мысли и чаяния, отставные чиновники и могущественные военные советники, что в силу своей непререкаемой власти остались у постов, скрепив
идеи клятва образовали коалицию, дабы положить конец произволу и вернуть реальную власть Сыну Небес (См.Прим.8). Огонь мести вспыхнул с новой силой. Даже долгое время проводившие все свое время среди бумаг и печатей, игнорирующие окружающую их действительность старый генерал и затаившийся тигр подняли головы на призыв к битве. Скрывающийся под маской повиновения Цзинь Гуаншань во все услышанья призвал соратников воспротивиться воле зла и свергнуть тирана. Как бурный речной поток, выходящий из берегов, вся страна пришла в движение. Губернаторы стали собирать войска, а заговорщики спешно покинули столицу, прежде чем успели захлопнуться ворота и зажечься огни дозоров. Устрашающие полководцы севера тоже обратили свой жесткий взор на юг, мановением руки собрав под своими знаменами десятки армий, дабы вернуть покой в империю Тат. Но все это уже другая история, оставленная на плечи мудрых предков и послушных потомков. Цзинь Гуаншань, обуреваемый тяжелыми думами о будущем, в решающий момент решил покинуть страну, передав коалицию в руки своего отца и тестя. Вслед за ним пошел и Цзинь Жулань. В голове ещё теплятся воспоминания о приторно-сладком детстве в окружении братьев, но ныне им движет лишь одна цель – вернуть свою былую славу и если империя противиться его воле, то весь мир ему в помощь.
Далекие берега Арвароха светом и расплавленным золотом встречала наследников Цзинь, что прибыли сюда с единственной целью – стать частью заморского мира. Длинные торговые ряды вились вокруг отряда братьев, даруя понимание окружающей действительности. Мир пестрил красками самого прекрасного калейдоскопа, трепеща рассудок Цзинь Жуланя. Огромный, непохожий на прежний мир оказался у него под ладонью. Но он был сокрыт туманом, посему вскоре корабли покинули царство Вечного Солнца и отправились в Алаоту, где задержались на долгие месяцы, но все же, повинуясь любознательной воле старшего брата отправились в самое желанное для него место – Флорес. Именно об королевствах Флореса на Тате знали меньше всего, а обернутые в дорогую кожу и усыпанные золотыми вставнями романы вызывали бурю эмоций в сердце ученого. Корабли двинулись в далекий путь. Но не всем суждено было добраться до места назначения. Корабельных дел мастера Тата и представить не могли, что непостижимо разгневанные небеса нашлют на их корабли невиданную доселе в империи бурю. Некогда спокойные воды взметнулись ввысь, круша все на своем пути. Лишь пара потрепанных суденышек, уцелев среди какофонии морских безумств, ушла за горизонт, не зная ни своего будущего, ни места прибытия.
Хуан Чжун
Официальное имя: Цзинь Жулань (金 [jīn] - "золото"; 如兰 [rúlán] - "как орхидеи")
Прозвище: Чёрный Тигр (黑虎 [hēihǔ] - "чёрный тигр")
Раса персонажа: Человек
Возраст: 30
Внешний вид: Высокий стройный, вытянутый будто по струнке, молодой человек с раскосыми голубыми глазами и черными густыми бровями, что будто два острых клинка сошлись на переносице, создавая иллюзию постоянной задумчивости и хмурости, но в контрасте с пылающим решительностью взглядом они образуют истинный облик стойкого воина прошлого, положившего века на служение империи.
Характер:
Надменность: «Если другие не годятся тебе в подметки – разве это самолюбие?» - именно так описывает свою тягу к презрительности сам Цзинь Жулань. На самом же деле сей тяжелый порок присущ почти каждому отпрыску семьи Цзинь и основан он не на пустом месте, ведь славные деяния прошлого и блистательное будущее могучей горой возвышается за спинами потомков Цзинь Гуанмина.
Гневливость и жестокость: Сложно назвать равнодушным к чужим лишениям того, кто так откровенно ими упивается. Годы обучения и военной службы образовали в душе страшную силу, что в неизведанном порыве охватывает не только себя, но и других. В моменты гнева его невозможно удержать, а о зверствах Черного Тигра на прериях до сих пор ходят ужасающие слухи.
Искренность: Честный человек говорит правду, даже если его голос дрожит. Порой безрассудная искренность всегда выделяла Цзинь Жуланя среди всей темной своры родственников Цзинь, посему и место ему нашли соответствующие – в грязной крепости вдали от дома.
Амбиции: Жажда славы способна толкнуть на самые безрассудные подвиги.
Непреклонность и мстительность: Даже если Цзинь Жулань падет в бою, его убийцами придется изрядно постараться, чтобы избавиться от преследующего их злобного духа, что обязательно заберет свое.
Верность: Подобно прочному стеблю бамбука верность этого человека выдержит любые испытания и станет ярким примером величайшей добродетели в прогнившем мире страстей.
Семейность и братство: Цзинь Жуланя без сомнения можно считать эталонным приверженцем татстких семейных традиций. Несмотря на все внутренние пороки Цзинь, его любовь и вера в семью навсегда останется крепкой опорой его жизни, а искренняя любовь к братьям не растает даже под стремительным потоком реки времени.
Таланты и сильные стороны: 1. Ещё в юношестве Цзинь Жулань, словно прекрасная звезда на небосводе, ослеплял своими талантами в военных ремеслах. Один за другим трактаты полководцев прошлого укрылись в его голове, а копье ни на миг не покидало рук, даруя бесценные навыки, которые укрепились опытом жестоких степных битв.
2. Несмотря на свое презрение к высоким наукам, следуя давнему обычаю знатных семей Тата, Цзинь Жулань познал все три тракта и шесть искусств (В древнем Китае это мораль, письмо, арифметика, музыка (в случае Цзинь Жулана это "пипа"), стрельба из лука и обращение с лошадьми) в достаточной мере, чтобы не упасть в грязь лицом пред ликом его заумного старшего брата.
Слабости, проблемы, уязвимости: Мрачные воспоминания о том дне до сих пор свежи в его памяти, глубокая рана в левом краю живота хоть с годами и слабее даёт о себе знать, но по-прежнему является самой неожиданной переменной в порыве битвы.
Десятки битв делят мир на до и после, рождая в человеке великого воина, но взамен забирают самое ценное – человечность. Хоть и не отдав все до конца, Цзинь Жулань жесток и решителен в своих поступках. Его не пугает насилие, и он готов с великой радостью прибегнуть к нему, даже по отношению к слабым и обездоленным, что, впрочем, сильно сказывается на его ментальном состоянии.
Привычки: Придерживается намеченного ещё в клане Цзинь мнения о постоянном присутствии предков. Каждый в семье верует, что незримые предки-покровители всегда следуют за ними, наставляя на верный путь. Именно основателя клана Цзинь Жулань считает своим спутником, посему в минуты важных решений привык обращаться за помощью к потустороннему миру.
Мечты, желания, цели: Неугасимый пожар пылает в душе отпрыска Цзинь, он гонит вперед семейное наследие, желая заполучить славу непревзойденного воителя, коего ещё не видел мир.
Xiaonimar
Цзинь Гуанмин (金 [jīn] - "золото"; [guāngmíng] - "свет во тьме")
Статус: Предок-основатель династии Цзинь.
Описание: «Действительно яркий свет в тьме. Отблеск древних времен, что оставил золотой след в татской истории не только своими праздными речами при дворе, но и выдающимися заслугами, что позволили ему основать могущественную династию, что смогла уцелеть даже в период бурных подводных течений времен эпохи падения Дан. Великий человек высокой морали и добродетели, явный пример для моего отца-недоумка.»
Цзинь Ши (金 [jīn] - "золото"; 师 [shī] - "наставник")
Статус: Верховный канцлер империи Тат (ранее), патриарх рода Цзинь, отец трех братьев Цзинь.
Описание: «Гадкий старикан, что протянул свои алчущие власти руки по всей столице. Стоило ему только войти в имперский цензорат, как шепот над столицей не стихал ни на день и даже после ухода с поста канцлера отголоски тех теней до сих пор гуляют по омраченным его взором обитатели Сына Неба. Но все это не столь страшно, как его презренная слабость! Почему он так не похож на дядю? Хитрый интриган, что никогда не познает пыла славной битвы!»
Госпожа Ми (麋 [mí] - "олень"; 夫人 [fūren] - "госпожа")
Статус: Пожилая госпожа рода Цзинь.
Описание: «Дорогая матушка и хранительница очага рода Цзинь. Её влияние на семью абсолютно. При дворе поговаривают, что даже отец боится перечить ей. Впрочем, это не отменяет того, что она теплым полотном любви и заботы окружила меня и моих братьев, из-за чего мы не знаем лишений и по сей день.»
Цзинь Цзе (金 [jīn] - "золото"; 杰 [jié] - "выдающийся")
Статус: Генерал стремительной конницы (ранее), командующий военным гарнизоном (ранее), старший военный чиновник, дядя Цзинь Жуланя.
Описание: «Подобный блистательному богу войны владыка белой твердыни севера и милостью небес мой дядя по линии отца. Более достойного почитания человека на свете не сыскать. Его пугающий лик темной тенью ложится на сердца врагов и освобождает от страданий души данцев. Трактаты о его подвигах станут основой будущих военных стратегий, а жизнеописание станет ценнейшим достоянием семьи Цзинь. Я преклоняюсь пред его величием.»
Цзинь Гуаншань (Игровой персонаж, в ожидании топика): (金 [jīn] - "золото"; 光 [guāng] - "светлый"; 善 [shàn] - "доброта")
Статус: Верховный канцлер империи Тат (ранее), старший сын рода Цзинь.
Описание: «Старший брат, первый друг. Предвестник всех моих головных болей. Дотошный писака, что всю свою молодость положил на изучение философских писаний. В его глазах я вижу тень моего никчемного отца, посему я обязан уберечь брата от его судьбы! Надеюсь, что странствия за пределами Тата помогут ему освободиться от бремени наследника семьи.»
Цзинь Юнь (金 [jīn] - "золото"; 雲 [yún] - "облако")
Статус: Средний сын рода Цзинь
Описание: «Забыть, как страшный сон! Столь же высокомерного петуха не сыскать во всей небесной империи! Буду молиться, чтобы слухи о его распутстве не дошли даже за море!»
Цзинь Жулань (金 [jīn] - "золото"; 如兰 [rúlán] - "как орхидеи")
Статус: Адъютант командующего гарнизоном (ранее), военный инспектор (ранее), младший сын рода Цзинь.
Под взором дракона
Средь безграничных зеленых равнин первородного царства, освященные милостью солнца и голубого неба, безмятежный и величественный, ослепляющий и таинственный, словно белый полумесяц расстилался столичный город Татцзи. Окутываемый загадкой происхождения и нетленными легендами о реке «Спящего дракона Тат», сей город воистину являлся величайшим из когда-либо огранённых алмазов культурного превосходства народа дан. Истинная колыбель восточной цивилизации, своим ликом затмевала иные архитектурные творения венценосного народа. Словно выстроенный по высочайшему повелению небес, город тянулся во все стороны света широкими артериями улиц. Ослепляющие золотым бельмом богатства и пропитанные тысячью ароматов северных ветров, они объединяли в себе всевозможные сооружения: диковинные дома из сандалового дерева с долгими галереями и террасами, обширные таверны, конкурирующие в непостижимой экстравагантности внешнего обрамления и внутреннего убранства, одинокие пагоды и храмы. Но средь всего этого пестрого блеска дворцов знатных вельмож и суетливых торговых кварталов выделялось одно здание, что, словно затаившийся тигр, наблюдало за неумолимым жизненным потоком великого города. Резиденция влиятельного бюрократа, что некогда проживала очередной, наполненный умиротворяющим шелестом листьев учетных книг и стремительным плеском воды в искусственных ручьях, день, вдруг переполошило неожиданное событие. Рождение. Слуги бегали из стороны в сторону, а придворные дамы уже послали за повитухой. Титулованный чиновник из главной ветви дома Цзинь исполненный уверенности отворил двери покоев супруги. Яркий свет бумажных фонарей на мгновение ослепил мужчину, заставив того прикрыть глаза ладонью, и освобождая нахмуренное лицо от бельма, открыл взору белоснежные руки, что легко держали младенца. Великий род Цзинь явил на свет нового отпрыска, рожденного в блеске славы его величия. Ярким полотном пламени вспыхнули ароматические палочки в храме предков, залы окутались в белое покрывало лент и приняли под свои своды снежных цветов в знак рождения мальчика. Он не был первым, и уж точно не вторым, но третьим. Звучное имя Цзинь Фэн (См.прим.1), знатное происхождение и благословлённое небесами будущее – вот удел вновь рожденного вечно одинокого счастливчика небес.
Тигренок
Свет закатного солнца уже давно померк пред навевающей тревогу и покорность судьбе дланью ночи, всюду мерцающие фонари отпугивали зло от порога живых.
Великий мастер таинственной техники копья, что по некоторым слухам зародилась ещё во времена раннего царствования Дан и долгие года передавалась лишь среди прямых потомков сокрытых в горах сект боевых искусств, источал совершенно обычную для человека его возраста ауру. Вооруженный переливающейся всеми оттенками золота копьем, он выглядел очень добрым, с его совершенно белыми волосами, длинной бородкой и крохотным шрамом у века. Шагая твердыми и устойчивыми шагами, мастер все еще выглядел здоровым, и никто не мог даже предположить, что его долгая жизнь близится к своему закату. Все время напевая известную только ему самому песенку, он беспощадно издевался над Фэном, тем самым открывая миру свою подлинную миролюбивость. Лишь завидев в руке мальца цзи(См.прим.3), он с тихим свистом появлялся подле ученика и с легкой подачи выбивал то из его рук. Никаких указаний более не следовало, а упавшее на холодный пол копье служило ученику уроком, немногословным, но очевидным – он все ещё никчемен, и ещё не скоро станет подобным своему учителю. Впрочем, солнце скоро взойдет, а луна спешно бежит за край небосвода, посему у Фэна совершенно не было сомнений в выдающемся будущем, что с момента рождения было предречено для него. Время, следуя за течением драконьей реки, легкой звенящей поступью меняло окрас сезонов, копье все реже касалось деревянного пола, а морщины на лице наставника стали наиболее выразительным признаком подступающего рока. Хоть техника волнового копья и не поддавалась каждой руке, да не раскрывала свои тайны первым ушам, мастер положил всю жизнь на обучение своих учеников и результат этих тренировок не мог не поражать. Неуверенные взмахи цзи уступили место громкому боевому кличу и стремительному, словно бросок тигра, уколу по соломенному оппоненту, мирская походка превратилась в нарочито размашистые рывки, а воодушевление и желание уступили место гордости и уверенности. Следуя за своей судьбой и исполняя утренние отцовские грёзы, Цзинь Фэн возмужал.
Иного же внимания заслуживает досточтимый при дворе младший военный советник государя из не безвестного рода Сыма, что, потакая манерам полководцев древности, после каждой своей речи чинно обмахивался вычурным веером из перьев журавля. Так его и прозвали при дворе - Журавлиный министр. Весьма почетное прозвище для человека его статуса, кое он оправдывал сполна. И столь важный франт, в облачении из шелков с узорами из тяжелых серебряных нитей, привычным для него будто подпрыгивающим шагом захаживал в поместье семьи Цзинь, дабы снизойти до обучения младшего отрока столичного бюрократа. Взмахом веера подзывая к себе прибывшего с ним слугу, наставник Сыма с тихим хлопком раскладывал перед Фэном военные трактаты и иные «верха» военной и не очень литературы. С глазами полными достоинства и важности он поочередно перечитывал их из урока в урок, заставляя мальца анализировать не подвластные ещё юному разуму высказывания мудрецов. Утомительные занятие военной грамоты протекали долго и мучительно. Подстрекаемая слабым ароматом ладана и глубоким голосом наставника, сонливость настигала Цзинь Фэна вновь и вновь, а за сладким минутным сном следовал тяжелый удар кулака по столу и неподъемные тонны нравоучений. Из года в год мучения не теряли своей силы, но и польза от них не убавилась. Длинные речи оставили своей след в разуме юнца, а яркий пример учителя предостерег его от подступающей службы в советниках военных министерств.
Так, в поисках предназначения и исполняя утренние отцовские грёзы, Цзинь Фэн вырос, почти сравнялся в росте с поистине медведеподобным дядей и, окончив обучение и осуществив обряд совершеннолетия, получил свое взрослое имя – Цзинь Жулань.
Поход за края обыденности
Взросление… Мимолетное дуновение ветра оставило позади славные детские игры и юношеские заботы. Твердость и непоколебимость побороли слабость, а протянутая некогда большая, как горный хребет, ладонь дяди теперь сжимала покрытую мозолями и шрамами длань будущего наследника. Одним легким движением он перетянул его из колыбели жизни в свою военную резиденцию на севере, откинув слезливые мольбы матери и короткие прощания с братьями. Поместье Цзинь осталось далеко позади, конь под седлом придался оглушающему порыву ржания, а отряд сопровождающих готовился к ночному привалу. До обиталища дяди оставалась всего пара дней пути. Все такой же молчаливый и одинокий в отдалении от всех он из-под густых черных бровей суровым взглядом окидывал открывающиеся пред отрядом густые зеленые поля. Северная провинция была абсолютно диковинным в сравнении с центральными регионами местом. Здесь редко можно было увидеть пузатых купцов или осыпанных золотом молодых господ, что плавно щеголяли по улицам столицы. Являясь бывшей приграничной зоной царства Дан, она хранила в себе секреты и воспоминания множества кровопролитных войн. В миг мягкий запах
Хэйху
Стремительное течение реки гнало солнце вперед за горизонт, побуждая время ускорить свой бег. Но горы беспечны пред гнетом веков и, окутанные веретеном одинокой судьбы, глядят далеко вдаль. Подобные величайшим из заснеженных пиков, северные крепости непоколебимо стерегут мир в империи. На могильном камне им написано вечность вершить свой дозор и пасть в горниле величайшей войны. Годы идут, а мир не меняется. Едва посильный крестьянский быт на бесплодных землях, облачение в сталь и тихий шепот призраков прошлого при свете ночных фонарей привала в степи. Но в отличие от бездушного бытия, люди расцветают лишь однажды и увядают в тот же миг. Блистательный тиран севера Цзинь Цзе непростительно состарился. Нефритовая кожа обратилась в черный уголь, а глаза, ранее похожие на звезды, помутились. Не всем дано быть ровней почтенному наставнику Хуан Чжуну (См.Прим.6), не всем дано выстоять под небесами. Дарованная ему почетная должность старшего военного советника и крупный надел недалеко от столицы были ясным указом императора вернуться в обитель своего рода, дабы закончить свою жизнь в окружении родни. Изначально буйный Цзинь Цзе своим гневом переворачивал реки и сотрясал горы, но вскоре силы покинули его окончательно, меч вернулся в ножны, доспехи запылились, больше ждать было нельзя
По прибытии в столицу обоз отставного генерала был встречен множественными ликующими горожанами, для коих была интересна не столько встреча великого героя, сколько празднество, которое было организовано родом Цзинь в честь его возвращения. Впрочем, это мало кого волновало, ведь их ждало сосредоточие небесного могущества на земле. Императорская резиденция, сверкающая и безупречная снаружи, и сплетенная паутинами интриг внутри, встречала новых игроков. Не зря говорят, что, если живешь на горном склоне, сложно понять, насколько велика гора. (См.Прим.7) Здешние чиновники радостно приветствовали прославленного ветерана и его общипанного со всех сторон своей же семье преемника. Скрывая презрение и жажду за улыбками, они радостно хлопали и восхищались победами над варварами, но в их глазах можно заметить мимолетный блеск разочарования. Для имперских чиновников два солдата с границы были равны тем дикарям, с которыми они сами сражались, но, остерегаясь вездесущих людей рода Цзинь, правильно подбирали слова, ведь даже нынешний регент при маленьком императоре остерегался этих верных шавок бывшего государя. Но при дворе все понимали, что чаша сил колеблется и явно не в сторону клана Цзинь. Регент прибирал к своим рукам все больше титулов и соратников, вызывая тихие возмущения среди истинных сторонников династия. Шепотки среди чиновников распространились по всему дворцу, а приближенные регента пришли в движение. Они с невероятной прытью и решимостью стали смещать старых придворных почившего государя, даруя им льстивые, но все же формальные должности при дворе взамен их нынешних положений. Двор опустел от журавлей и заполнился змеями. Мудрых ученых со всех концов империи сменили алчущие власти соглядатаи. Вокруг Цзинь Ши сгущались тучи, для него был заготовлен самый горячий котел обмана и свержения, он это понимал, поэтому поспешно покинул свой пост, передав его ещё молодому старшему сыну, чем вызвал недоумение при дворе, но все же это помогло отвести ястребиный взгляд регента от рода Цзинь. Потеряв противовес и всякую осторожность, деспот принялся разбрасываться титулами и посмел прямо говорить с императорским двором от имени государя. В порыве всепоглощающей гордыни он не почувствовал холода теней, что вились под его ногами, намереваясь утащить его в пустоту. Разделяя мысли и чаяния, отставные чиновники и могущественные военные советники, что в силу своей непререкаемой власти остались у постов, скрепив
Далекие берега Арвароха светом и расплавленным золотом встречала наследников Цзинь, что прибыли сюда с единственной целью – стать частью заморского мира. Длинные торговые ряды вились вокруг отряда братьев, даруя понимание окружающей действительности. Мир пестрил красками самого прекрасного калейдоскопа, трепеща рассудок Цзинь Жуланя. Огромный, непохожий на прежний мир оказался у него под ладонью. Но он был сокрыт туманом, посему вскоре корабли покинули царство Вечного Солнца и отправились в Алаоту, где задержались на долгие месяцы, но все же, повинуясь любознательной воле старшего брата отправились в самое желанное для него место – Флорес. Именно об королевствах Флореса на Тате знали меньше всего, а обернутые в дорогую кожу и усыпанные золотыми вставнями романы вызывали бурю эмоций в сердце ученого. Корабли двинулись в далекий путь. Но не всем суждено было добраться до места назначения. Корабельных дел мастера Тата и представить не могли, что непостижимо разгневанные небеса нашлют на их корабли невиданную доселе в империи бурю. Некогда спокойные воды взметнулись ввысь, круша все на своем пути. Лишь пара потрепанных суденышек, уцелев среди какофонии морских безумств, ушла за горизонт, не зная ни своего будущего, ни места прибытия.
(金 [jīn] - "золото"; 风 [fēng] - "ветер")
В Китае время с 03.00 до 05.00
1 Чжан = 3,33 метра
1 Ли = 500 метров
Китайский полководец династии Хань и эпохи Троецарствия. По легенде он был неподвластен старости и в преклонном возрасте сражался также, как и в молодости.
Хуан Чжун
«Не знать истинного облика горы Лушань» - китайский фразеологизм, означающий непонимание истинного положения дел
Лирическое прозвание императора, обладателя Небесного Мандата.
Последнее редактирование модератором: