Караван шёл уже почти целые сутки, дело приближалось к ночи, южанам предстояло пройти ещё двое суток, а отрезок пути, на котором они находились, насколько они знали, был безопасен, поэтому те особо сильно не волновались, спокойно, не спеша должны были добрать к ночи в небольшой град, где смогли бы поторговать утром немного, перед отправкой к общине, а перед этим отдохнуть. Однако пока дело близилось к вечеру и до града оставалось несколько часов. А когда уже стемнело, то произошло непоправимое. Разбойники! Послышался выкрик одного из софелийца, которого подбило что-то летящее, то ли меч, то ли ещё что-то. Всего было с вереницей человек восемь, почти все могли держать меч в руках, кроме старого софелийца Коке, однако даже он взялся в ту ночь за меч. Повозка рухнула, припасы разлетелись, путники начали биться. А Хорхе? Хорхе также схватился за меч, это была его первая реальная схватка, хоть отец и учил его держать меч в руках, однако отец и сам не умел толком биться, а учил он сына всего пару раз в жизни. Конечно же, Борхес никак бы не помог в этой схватке, поэтому его легко могли бы перебить. Впрочем, так и произошло, Хорхе ранили в плечо, трёх софелийцев убили, остальные бежали в рассыпную, а вместе с ним и юноша. Однако Борхес бежал вместе с торговцем Бертольдо, который и потянул Хорхе, дабы спасти самого младшего из членов каравана. Те бежали в лес, мчали до тех пор, пока силы не иссякли. Всё же, стоит признаться, что убежали они далековато, хотя им самим казалось обратное, как бы далеко они не бежали, им всё время казалось, что те недостаточно отбежали от злосчастного тракта. Хорхе охватила боль да паника, да зарыдав, Бертольдо того стукнул и велел прекратить скулить, перемотал тому руку тряпкой что была у того с собой. И дабы понять, где сейчас разбойники, и чтобы принять решение куда идти дальше и узнать где сейчас разбойники, путники стали взбираться на небольшую гору. Да и только так, по мнению Бертольдо, они могли понять, что путь к тому небольшому граду доступен. Более опытный софелиец старался брать всю ситуацию в свои руки, так как понимал, что от его решений зависят жизни двух людей. Взобравшись на ту небольшую гору, те лёжа стали ползти и всматриваться на тракт, однако толком ничего не было видно, а через какое-то не очень продолжительное время и вовсе пошёл дождь, тучи спустились, а так как гора была далековато от места нападения да, к тому же, в подобных условиях увидеть хоть что-либо было крайне проблемно. Они предположили, что разбойники уже успели убежать. Бертольдо и Хорхе стали мокнуть и поэтому тем ничего не оставалось как спуститься вниз с не очень крутой горы. К счастью, рана Борхес не была так критична, посему она перестала кровоточить к тому моменту, однако сил оставалось всё меньше. Да к тому же, уже спустившись да обходя саму гору, со стороны леса, у Хорхе заболела голова и он попросил укрыться где-нибудь, дабы переждать дождь да дождаться рассвета, ведь град был не так далеко и кто знает, что могло произойти ещё в эту несчастную ночь. У Бертольдо тоже болела голова, он чувствовал себя также не очень. "Неудивительно, ведь мы такое пережили только что", - такие мысли были у них и на устах, и в уме. Обходя эту небольшую гору с внутренней стороны, у них всё больше и больше начинала болеть голова. Они были слишком уставшие, обессиленные, чтобы сопротивляться этой нарастающей головной боли. Да и в целом, сопротивляться хоть какой-либо боли. Продрогшие насквозь, головная боль, что только усиливалась, с новой силой наступивший ливень, ощутимый холодок, и вновь накатывающаяся сызнова боль, обессиленность, страх, снова попасться разбойникам, ведь хоть те и обходили гору, дабы не вновь не увидеться с ними, однако кто знает где их убежище. С каждым шагом, нараставшая головная боль становилась невыносимой, подкашивались ноги у Бертольдо и Хорхе. И вот, подобным образом, те еле ступая по земле, нашли шахту, что была изрядно потрёпана да, кажется, прожила не один век, не было ни единой дороги, что вела бы к ней, не было совсем ничего у ней, что говорило бы о том, что вней хоть кто-то обитал. Хорхе и Бертольдо настолько были обессилены, настолько им было тяжело тащить дальше свои туши, что лишь смогли заглянуть в эту шахту, дабы переночевать, как тут же потеряли сознание и обвалились крепким сном, именуемой смертью. Проклятая сила, чем была пропитана эта шахта, всячески препятствовала им в пути, она отталкивала их, однако путники не послушались этим двусмысленным намёкам. За это она забрала у них жизни. Хорхе и Бертольдо не знали легенды про шахту "Смерти". Однако некоторые путники рассказывали, что столетия назад эта шахта обвалилась и около тридцати шахтёров, что были там погибли в тот же миг. Люди боялись повторения судьбы и лишь после смены поколения, кто уже не помнил об этих событиях при поддержкой флорских властей, шахту вновь стали эксплуатировать, однако спустя несколько лет, шахта вновь обвалилась и уже около сорока шахтёров погибли, никому не удалось выжить. Спустя годы, обваленная шахта стала любимым местом всякого "мистического" начала пропажи людей да смертей. Ведь здесь же сектанты, которые уж слишком напоминали последователей культа Мессоремы, однако кем они были на самом деле никто точно сказать не может, проводили жертвоприношения многие годы, сколько же людей здесь настрадалось посчитать невозможно, однако десятки, сотни людей, зайдя в эту шахту, не выбирались больше никогда. И вот однажды культисты схватили одного проклятого, за которым явились его сородичи да перерубили всех культистов, которые принимали участие в этом жертвоприношении. И позже начались вовсе гонения на этих сектантов, которые, как оказалось, так тесно были связаны с охотниками.
И вновь, шахта "Смерти" заработала, унеся жизни двух людей. Однако если Бертольдо заснул вечным сном, то Хорхе испытывал муки, которые он не испытает ни до, ни после. Боль, ужасающая, невыносимая боль, огненная, словно расплавленный металл заливают софелийцу в глотку, каждая клетка и каждый орган ощущали раскалённый след, лёгкие юноши вырывались из его тела, чудовищные изменения бурлили внутри него. Это то проклятье или тот дар, что может тебе даровать подобное место. Спустя время пробудившись, в ужаснейшей агонии, он был полностью обессилен и... бесконечно голоден. Увидев лежащего рядом с собой тело Бертольдо, животный инстинкт пробудился внутри Хорхе, затмившийся разум, пошёл на поводу инстинктов, которым он не имел и малейшего шанса сопротивляться. Борхес набросился на тело Бертольдо так, как не набрасывается ни одно чудище в рассказах путников, упиваясь кровью павшего тела, взахлёб напиваясь кровью человека, который спас его от разбойников, но так и не сумев уберечь себя и мальчишку от смерти.
Когда каждая капля крови была выпита, Хорхе даже стало полегче и он опомнился, осознав содеянное и ужаснулся от своего собственного поступка, никогда в жизни, никогда, он не испытывал подобной тяги к чему-либо. Он испугал сам себя, отскочив от тела Бертольдо, Борхес чуть ли не выпрыгнув из шахты, бросился вонь, то ли от бездыханного тела, то ли от самого себя. Однако стоило Хорхе выйти, как первые лучи солнца, стали обжигать кожу юношу, оставляя на нём серьёзные ожоги. Вновь забежав в шахту, софелиец погрузился в истерично-паническое состояние, от безысходности и непонимания происходящего, тот забился в угол и с ужасом пялился на тело Бертольдо. То что произошло с ним - дело рук Хорхе, эта мысль в его голове крутилась до тех пор пока солнце снова не скрылось. Всё это время его мысли занимали страх. Однако это не был страх чего-то сверхъестественного, это был страх самого себя. Борхес боялся того, что он натворил, он был в ужасе от того, что с ним произошло, от того какие он испытывал ощущения боли.
Лишь под вечер Хорхе выбрался из шахты, когда солнце скрылось, он выбрался и не имел ни малейшего понятия куда тому стоит идти. От чувства глубочайшего сожаления да раскаяния, младший Борхес не смог оставить Бертольдо, он потащил бездыханное тело земляка из шахты, своими руками вырыл небольшую яму да положив того в неё, закопал. Он похоронил его, дабы хоть как-то загладить свою вину перед ним. Хорхе не знал куда тому стоит идти, поэтому он стал плестись в сторону того самого небольшого града. И вот подобравшись близко к граду, тот всё ещё оставался вдали, однако Борхес не решился туда идти, он не знал чего от себя ожидать, он не мог себе доверять, поэтому юноша побрёл дальше на юг. И решив про себя, что он не покинет лес и не будет пересекаться с людьми, дабы никому не навредить. Однако спустя несколько дней, голод одолевал Хорхе, жгучее, непосильное желание крови. Кто знает как далеко на юг ушёл софелиец, однако он наткнулся на охотников в лесу, что выслеживали дичь. Снова неудержимая сила заставила наброситься на охотников, чтобы вновь вкусить кровь, желанную и необходимую кровь. И лишь опомнившись, Хорхе ужаснулся от содеянного и бросился бежать. Вместе с сожалением, младший Борхес также боялся и за себя, тот бросился бежать от места, от этого леса, от этих людей, он истерически боялся, что кто-то мог это увидеть, ведь охотники должны были предупредить о том, куда они направились и тогда софелийца могли бы найти и убить. Он же чудище!
Убегая, Хорхе снова стал обжигаться лучами солнца, это его остановило и заставило спрятаться, а именно сидеть неподвижно под зарослями леса. Дождавшись, пока солнце скроется, юноша продолжил путь к неизведанному, боясь столкнуться с людьми. В это время, другие вампиры, обнаружив, что кто-то кормится на их территории, подумали на вампиров анархистов, поэтому те стали выискивать незванных гостей, пока не наткнулись на Борхес. Они увидели напуганного сородича, что не мог ничего ни сказать, ни сделать. Он лишь зажался в углу да боялся даже дёрнуться, настолько был велик страх у Хорхе. Они схватили его да потащили к самому Князю, дабы уведомить его о неизвестном сородиче. Софелиец же всё выдал как было, он словно раскаивался, всего пару недель, как с Борхес творятся такие ужасные вещи и единственные вещи, что он испытывал были: страх, раскаяние да голод. Поведав всё про себя и то что с ним стряслось, Князь, решил оставить Хорхе в живых, а также воспитать из него достойного сородича, дабы в будущем использовать его в своих целях.
Хорхе оставили под надзором, а также поставили сородича из клана Вентру, Огюста де Дюпена, который помогал новообразовавшемуся сородичу во внедрении в мир сородичей, следил за ним, обучал его, а также отвечал на все его вопросы. Князь, понимая силу да возможности, которые может предоставить Хорхе, поручил Огюсту использовать все те возможности, что даются этому вампиру себе во благо. Поэтому Борхес много узнавал про клан Вентру, про особенности, про то, что юноша попал, по их мнению, в могущественейший клан и этим, софелиец стал действительно проникаться. В нём это воспитывало какой-то патриотичный дух, он даже стал гордиться, что попал именно к этому клану, а не к какому-то другому и благодарил «судьбу», что та так распорядилась его нежизнью. Хоть другие сородичи клана и обращались к нему с презрением и даже некоторым отвращением, однако ораторские способности Дюпена и великая история самого клана Хорхе сильно вдохновляли. Борхес решил, что не смотря на всю недоброжелательность, с кой он столкнулся, он будет старательно доказывать всем то, на что способен, выслуживаясь перед Князем.
Однажды Огюст встретился с вампиром, который умел управлять тенями, Хорхе тогда узнал впервые и о таких возможностях вампиров и проявил интерес к этой дисциплине. Вампир, владеющий дисциплиной власть над тенью отдавал долг Огюсту, а тот в свою очередь выполнял постановления Князя, ведь тот желал заполучить удобную для его будущих планов дисциплину, дабы научить своего сородича, который способен стать крайне удобной пешкой. Поэтому того стали обучать как овладеть тенями. Сначала Хорхе воссоздавал небольшие фигуры из тени, со временем всё больше усложняя их, позже он научился создавать из тени щупальца и подобным образом, птенец обучался такой сильной дисциплине. Борхес крайне сильно увлёкся тенями, они манили его, он любил играться ими и совершенствоваться в своей дисциплине, с каждым месяцем у него получалось всё лучше овладевать тенями. Однако до совершенства было ещё очень далеко.
Попутно Борхес знакомился со своими сородичами, и не все из них были к нему доброжелательны. Далеко не все были благосклонны к софелийцу, что всем своим видом не соответствовал клану. Его крайне смешной и безграмотный флорский, необученность манерам, нахальное, характерное софелийцам, поведение. Разумеется, когда не было рядом Огюста, то над Хорхе частенько и с большой охотой издевались более опытные да пожившие сородичи. К тому же, многим не нравилось подобное покровительство над юношей со стороны влиятельных вампиров. Как-то раз, когда сородичи собирались вместе, то менее опытный Хорхе напросился к ним, те вскинули брови, рассмеялись да избили птенца. Сам Хорхе не до конца понимал причину, однако позже он пришёл к мысли, что те разозлились, что тот вообще посмел с ними заговорить. Это был один из множество случаев, часто Хорхе отказывали в тех или иных просьбах помочь ему и даже просьбы самого Огюста не всегда решали проблемы. Частое пренебрежение существованием софелийца начало воспитывать в нём более замкнутый и уединённый характер. Он всё меньше пытался высовываться, всё меньше старался попадать другим сородичам на глаза, предпочитая действовать, как мышь, тихо и незаметно. Тем самым становясь, более удобным орудием для манипулирования.
Ко всему прочему, Хорхе обязывали выполнять маленькие задачки, чаще всего им курировал Огюст, за редким исключением сам Сенешаль отдавал софелийцу приказы. Выполнял он крайне мелкие задачки, чаще всего, выступал в качестве гонца или общения со смертными по тем или иным несущественным вопросам, к тому же у него до сих пор было личико пятнадцатилетнего мальчугана. Позже уже Дюпен обучал младшего из Борхес не только грамоте, но и тому как стоит вести себя настоящему патрицию, поэтому вместе с грамотой юноша обучался и этикету, манерам поведения не только с сородичами, но и со смертными. И лишь спустя десятки лет, последнее, давалось софелийцу тяжело, ведь та сила, кой обладал тот не могла не затуманить его разум, ведь отчётливо чувствуя превосходство над смертными, невозможно совладать с собой и не выражать то самое превосходство каждый раз, когда всякий напыщенный смертный возомнил из себя шибко важного. В то же время, иные сородичи из клана продолжали относится к Борхес с пренебрежением, всячески мешая тому в выполнении не только этих мелких приказов, но и подставляя его на ровном месте. Ломая его ментально, некоторые сородичи специально передразнивали, глумились из-за произношения, смеялись над его глупыми умозаключениями и каждый раз мешали тому проявить себя. А если софелиец и вовсе сам совершал ошибку, то сородичи в ту же секунду доносили об этом нужным представителям клана и старались всегда проконтролировать, что эта информация была до них точно донесена и всегда ожидали для него наказаний. К слову, наказаний ждать долго не приходилось, как только не мучали Хорхе, то его избивали, то заставляли выполнять не совсем приятные приказы. Разумеется, последствием всего этого стало то, что всё больше Борхес опасался говорить что-либо, боялся появляться перед большим скоплением сородичей. А свою злость он срывал на смертных, тем самым, всё больше проникаясь идеей о том, что смертные, действительно, ничего из себя не представляют и являются лишь хлебом и ничем более.
Стоит отметить, что к тому моменту, Хорхе уже многому научился из дисциплины доминирования. Разумеется, обучал и в этом его Огюст. Лишь одним взглядом и единственным словом, Дюпен крутил птенцом как угодно и неудивительно, что не так давно обратившийся вампир, сразу же проявил интерес и внимание к такой могущественной дисциплине. Младший Борхес предстояли долгие годы оттачивания мастерства своих дисциплин, однако было понятно, что у того с этим проблем не будет, учитывая то, с какой самоотдачей и трепетом он относился к тренировкам своих дисциплин. Он погружался в мир сородичей стремительней, чем ему казалось, ведь кто бы подумал, что здесь он чувствовал себя гораздо лучше, чем у себя дома, в который до этого боялся возвращаться. Десятки лет прошли, оттачивая своё мастерство, Хорхе уже умел шагать в тень, и даже наносить удар теневыми щупальцами. Эта дисциплина полностью его пленила, Борхес ощущал неистовый интерес к подобному процессу, он сильно полюбил передвигаться только через тень, он чувствовал в этом, некое могущество, чего не было у других из клана Вентру, в этом он ощущал некое превосходство, даже над своими сородичами.
Трое сотен лет, как Хорхе прислуживал прихотям то Сенешаля, то Огюста и немудрено, что тому стали давать приказы посерьёзней. Когда на том или ином уровне были отточены дисциплины, Борхес часто приходилось участвовать скрытно за жизнью смертных, узнавать чего они замышляют, на что нацелены и так, позиции сородичей укреплялись. Однажды, таким образом, софелиец выведал интригу против лояльного сородичам правителя одного из городов, что был на узах крови у одного из сородичей из клана Вентру. Кара настигла всех заговорщиков, все были обезглавлены и употреблены в пищу, никого не нашли. Однако не только вопросами смертных занимался софелиец, ему также поручали выведать те или иные вести касательно особо подозрительных сородичей. Разумеется, действовать также как со смертными, Хорхе бы не смог, шагнув в тень, наблюдать, ведь того бы сразу почувствовали, поэтому Борхес хоть и был осторожен, но он не скрывался, предпочитал действовать через доминирование над своими сородичами, чтобы выведать всю истину. Многие сородичи знали про софелийца и опасались его, ведь знали, что он всё непременно донесёт Сенешалю или Князю. Многие за это не любили, однако кто посмел бы тому, что предъявить, никто не желал в лишний раз попадать под надзор Князя. Это ещё больше усиливало презрение, изначально присутствующее у иных сородичей, которое они видели в Хорхе. Сейчас же он вовсе стал в глазах многих неприятной фигурой, к которой предпочитали не приближаться, избегать и почти всегда отказывали во многих его просьбах, не реагируя на его замечания и тем более, его никто не желал брать с собой или с ним идти хоть куда-либо. Однако стоит отметить, что над Хорхе почти перестали смеяться в лицо, понимая его положение и силу, в открытую сородичи глумились над ним всё меньше, однако пренебрежение показывали всем своим видом.
За эти триста сотен лет, софелиец научился ещё одной дисциплине, чем часто и активно пользовался клан Вентру. Один из его сородичей по имени Луис де ла Лацио, с которым Хорхе успел сдружиться, учил того очарование, он показал тому все прелести этой удивительной дисциплин. Разумеется, доминирование и очарование, эти две дисциплины, которые вместе показывали наибольшую эффективность и Борхес не имел никакой возможности не заинтересоваться возможностью управлять настроением целых толп смертных и даже своих сородичей. Время от времени, когда в роли гонца или глашатая, он прибегал к смертным, он пользовался очарование, дабы практиковаться в ней, он сразу же завоёвывал внимание всех тех, кто был вокруг, все слушали его с неким восхищение и неудивительно, что вампиру это нравилось. Поэтому Хорхе желал нечто большего, хотел более существенно влиять на смертные массы, однако ему никто бы не позволил этого, учитывая его слишком юношескую внешность. Его и сейчас не так часто позволяли общаться со смертными, что же говорить и про более важные вещи.
Однажды, Хорхе было велено схватить одного из сородчией, что попал в немилость Сенешаля, иные сородичи донесли до него вести, что тот был замешан в заговоре против Князя, поэтому софелиец так и поступил схватил того, и используя свои дисциплины, дабы разузнать вести. Оказалось, что действительно, сородич был замешан в заговоре, однако не Князя, а Сенешаля, и был лишь посредником, что передавал вести между сородичами. Младший Борхес всё же заставил того признаться в содеянном, путём присяги велел тому и дальше узнавать все подробности и доносить тому всё, что касалось этого заговора, разумеется, так же под присягу попало и неразглашение подобного вопроса. Тот сородич-посредник указал на некого из цимисхов, от которого и получат все вести. Найти его не составило большого труда, тот схватил нужного ему сородича и уже намерен был убить его, однако тот попросился о помиловании взамен на любую услугу, которую только возжелает Хорхе и надавил на то, что тот действительно желал, на изменении внешности. Многие знали про амбиции софелийца и что его внешность часто тому мешает, что многие среди сородичей над ним глумятся, а перед смертными он не может обзавестись действительным влиянием. Хорхе показался подобным размен резонным, поэтому, используя присягу, тот заключил с ним договор, что софелиец не казнит цимисха, а тот взамен будет доносить все вести касательно заговора, а также достойно изменит внешность его, сделав из того более мужественного сородича. Клятва была дана и цимисх выполнил часть своей клятвы. Плоть была крайне пластичной и послушной в руках цимисха, она слушалась ему во всём, создавая из Хорхе совершенно иное тело. Так Борхас с момента своего рождения вновь изменил свой облик и даже стал зваться иначе пред смертными - Теодор Скотт Мортимер, имеющий хобсбуржские корни. Именно так предстал сызнова пред Князем Хорхе, и на этот раз заявил о своей готовности ещё больше помогать Князю. Однако тот не сильно оценил подобную затею и лишь пожав плечами, ничего тому не сказал, да оставил софелийца без реакции. Однако сам Хорхе был уверен в своих действия и потому принялся учить хобсбургский, дабы соответствовать выбранной ему роли и в случае чего суметь свободно изъясниться на хобском языке. Один из сородичей, что владел этим языком, отказался оказывать помощь Борхес в подобной услуге, потому тот путём своей дисциплины, насильно заставил сородича помогать ему и лишь после тот стал учить софелийца языку.
К тому времени, почти всех заговорщиков успели разоблачить да разбить, не без участия Хорхе, который активно помогал и даже выслушал похвалу в свой адрес от Сенешаля. Столетия, Борхес только этим и занимался, что укреплял своё влияние перед смертными от лица знатного дома и пытался узнавать заговоры против Князя, Сенешаля и в целом, разоблачать настроения против клана Вентру во Флоревенделе. Много приходилось софелийцу ввязываться в драки, убийства, устранения тех или иных сородичей по приказам. Однако добиться более внушительных успехов у него не удавалось. Амбиций у Хорхе было крайне много, он желал подняться выше по лестничной иерархии, добиваться новых заслуг, как минимум, Борхес желал получать более важные задачи, однако всем чем ограничивались задачи софелийца, заключались в том, чтобы разоблачить, найти и устранить чаще всего смертных и реже сородичей.
Тут всё же понимание Хорхе прояснилось, что на самом деле, сколько бы тот не старался выслужиться перед Князем и сколько бы тот не пытался доказать свою преданность, даже меняя свою внешность, дабы отбросить свои "гнусные" софелийские корни, дабы стать иным лицом перед кланом, к которому примкнул, никуда не девалось пренебрежительное отношение к нему. После того, как Борхес поменяли облик, и спустя куча просьб назначить его в делах над смертными на более выгодные и влиятельные позиции, он не получал никакого ответа. Ему лишь говорили сосредоточиться на делах, которые предлагают сородичи свыше. С этого момента, Хорхе стал действовать больше в свою выгоду, впервые, за долгое время отказываясь от своих принципов, которые гласили для него так, что сначала для домена и лишь после для себя. Тогда-то подобная трактовка сменилась и Борхес всё больше стал следить за тем, что выгодно в первую очередь ему самому. Таким образом, Хорхе частенько мог отпустить тех или иных сородичей, всяких подозреваемых в заговорах, которые не являлись действительно угрозой, однако предлагали славную плату за их освобождение: кто-то даровал софелийцу меч со снаряжением дорогостоящим, кто-то предлагал дорогие картины, кто-то доносил важные вести про смертных, про град, про сородичей и про то, что к чему соответствует. Частенько Хорхе сам просил что именно ему нужно, а имеющуюся информацию, он продавал влиятельным смертным, распространяя тем самым своё влияние и строя с ними деловые взаимоотношения. Борхес старался действовать крайне осторожно, не привлекая лишнего внимания, однако и он сам не влезал слишком сильно в дела смертных, стараясь держать баланс, чтобы к нему не возникало лишних вопросов. Он стал понимать окончательно почему его оставили в живых и приютили, он был крайне удобен для подобных затей и вряд ли, как он сам считал, кто-то действительно желал даровать тому действительную власть или глобальные, масштабные задачи. Те, которые помогали бы влиять на домен существенно, однако Хорхе всё же желал выслужиться пред Князем и занять место более выгодное и удобное, и потому столетия он проводил в попытках заслужить нечто иное, ожидая смерти Сенешаля, и наконец занять его место. Ждать пришлось долго, крайне долго вампиры не умирают, однако годы лишь в пользу софелийцу за преданность и верность, за годы важной службы, он надеялся наконец получить славное место Сенешаля.
Однажды, Князю нужно было отправиться в Хобсбург и тот взял с собой тех, кто владел этим языком, и конечно, одним из них стал Хорхе. Продолжительное время они были в отъезде, Борхес в данном отъезде выполнял роль сородича, что предотвращал бы какие-либо потенциальные нападения или засады на Князя, тот организовывал безопасность для него и всецело отдавался этому делу. Спустя время в Хобсбург добрались вести, что анархисты казнили Сенешаля. Они забрались в град, выждав, когда Князь отправился по делам. Таким образом, Хорхе успел и порадоваться, и огорчиться утратой старого сородича, который во много ему помогал. Однако сам Борхес надеялся на назначение, ведь уже какую сотню лет, он верно прислуживает Князю, однако тот забыл, что он не единственный такой сородич, который сотнями лет пытается выслужиться перед ним. А потому на должность Сенешаля был назначен более старый и опытный сородич, что крайне сильно возмутило софелийцв. Он был полон гнева и ненависти, искренним и гневным возмущением наполнился Хорхе. Он желал определённого статуса, должности, которую ему до сих пор не даровали, он был лишь одним из тех сородичей, кто занимаются существенными делами, однако выше не забираются, а Борхес, чувствуя своё превосходство перед другими сородичами, не понимал подобного отношения и тот уже полностью смирился с мыслью, что его опасаются и не желают, чтобы он забирался выше в иерархии. Разгневанный Борхес, кажется, впервые за долгое время не следил за языком и своими действиями, хоть ничего и не предпринимал, однако чётко показывал свою позицию, за что Шериф того предупредил, что ежели он не успокоится, то наказание последует незамедлительно. Понимая, что с этого момента, перед Князем станет выслужиться всё труднее, он решился покинуть домен и отправиться на новые земли, где он сможет куда больше пригодиться. Однако, понимая, что Князь его не отпустит просто так и на фоне высказанного общего негодования Хорхе вероятно заставят остаться да дальше быть всего лишь одним из тех, кто помогает Сенешалю быть ушами в домене Князя, ради чего изначально Хорхе и приютили. Размышляя о подобном, лучшим решением, по мнению Борхес стало решение просто скрытно убежать. Новые найденные земли Предела станут отличным местом для того, чтобы наконец заполучить новые возможности и продвинуть своё влияние. Куда Хорхе, в конечном счёте, и направился.
paintings: by Francisco José de Goya y Lucientes
design: by smeyaka (inspired by elanka_'s works)
design: by smeyaka (inspired by elanka_'s works)
Последнее редактирование:
.