Вы используете устаревший браузер. Этот и другие сайты могут отображаться в нём некорректно. Вам необходимо обновить браузер или попробовать использовать другой.
Предисловие от Оззи Вундербона Стой. Да-да, ты. Не пропускай эту часть.
Я знаю, как ты думаешь. Сейчас перелестнёшь пару страниц, уверенный, что это очередная скучная биография какого-нибудь лощёного дворянина, который всю жизнь крутился вокруг власти, умер в парике и оставил после себя только дарлинги и пару записок о высокой морали. Но слушай меня внимательно. Это не тот случай. Я расскажу тебе историю, в которой есть кражи, бегство, обман, море, шторм, енот с криминальными наклонностями и, конечно, самый опасный враг, которого только можно представить — шоколад. Это рассказ о том, как я, Оззи Вундербон, вышел за рамки своей аристократической клетки, нарушил закон, едва не утонул (раза три, если быть честным), и решил, что шоколадная революция — это моя судьба. Ты скажешь: «Звучит безумно!» Я скажу: «Подожди, дальше будет хуже.» Если ты любишь опасные авантюры, абсурдные ситуации и истории, в которых герои не всегда понимают, во что ввязались, но уже поздно отступать — тогда эта книга для тебя. Ты готов?
Позвольте мне представить вам историю одного весьма примечательного господина – Оззи Вундербона. Если бы вы когда-нибудь имели удовольствие бродить по извилистым улочкам Хобсбурга, пересечённым арочными мостами и усыпанным каменной брусчаткой, то наверняка слышали бы о нём. Его имя произносили с уважением, восхищением, а иногда и с лёгким намёком на скандал – что, признаться, совершенно закономерно. Впрочем, в аристократических кругах скандалы – это, скорее, национальный вид спорта, чем повод для стыда. Родился Оззи Вундербон в 285 году (или 286-м, если верить его матушке, которая уверяла, что сын всегда любил приходить в мир поздно, но исключительно ради эффектного появления). Его семья была одной из старейших и благороднейших в Хобсбурге – истинные аристократы с утончёнными манерами, обширными угодьями и склонностью к драматическим паузам в разговоре. Их родовое имение, величественное поместье Вундерхайт, возвышалось на холме, окружённое лесами, будто бы нарочно созданными для конных прогулок в размышлениях о судьбах мира – или, что более вероятно, о том, насколько раздражающе хорошо получаются портреты у их соседей.
Ах, и конечно, вы уже заметили, что господин Вундербон – не просто человек. Он звересь, а именно – борзая. Высокий, элегантный, с безукоризненно ухоженными усами и умением носить сюртук так, словно он родился в нём. В детстве его часто можно было застать на террасе поместья, где он с независимым видом смотрел на долины, очевидно строя хитроумные планы, которые, однако, неизменно прерывались зовом гувернантки, требовавшей немедленно вернуться к занятиям. Справедливости ради, его планы редко шли дальше "Как бы избежать занятий", но, согласитесь, даже это требует стратегического мышления. Его детство было наполнено всем тем, что полагалось юному аристократу: утренними уроками флорского (идеальный язык для непонимания), строгими наставлениями по фехтованию (потому что шпага – лучший аргумент в любой дискуссии), обязательными чайными церемониями (где чай, очевидно, был менее важен, чем умение говорить с надменным выражением лица) и бесконечными лекциями дядюшки Рудольфа о том, как "в их времена молодёжь знала, что такое честь". Возможно, именно поэтому дядюшку никто особенно не слушал.
А ещё, разумеется, интригами – какими ещё могут быть каникулы в Хобсбурге, если не наполненными дуэлями на пирогах, тайными собраниями в библиотеке и попытками доказать, что именно он, Оззи, достоин наследовать семейное имя, а не его кузен Вольфганг, который (по общему мнению) слишком уж любил свой собственный отражённый в зеркале профиль. Хотя, если быть честными, зеркало тоже не было против. Однако, как это обычно бывает в рассказах о великих личностях, детство, полное беззаботных шалостей и замысловатых причесок, должно было уступить место чему-то более значительному. Судьба уже потягивала изысканный ликёр в уголке, ожидая момента, когда она сможет вмешаться. Она вообще была большой поклонницей эффектных выходов.
Здесь я должен был бы закончить главу на высокой ноте, но…
(Оззи поворачивается к читателю, прихлёбывая чай.)
"Ах, какой захватывающий, наполненный трагизмом и достоинством рассказ! Почти чувствую запах свечей и звучание лютни на фоне. Но давайте будем честны: всё это звучит чертовски театрально. Но что поделать, я аристократ! Драма у нас в крови, как изысканное вино в бокале, которому уже триста лет, но все делают вид, что он великолепен. Вы же не думали, что я скажу что-то вроде: 'Меня звали Оззи, я родился, рос, ел кашу, иногда падал лицом в лужу, и всё было, в общем-то, нормально'? О, нет, мой дорогой читатель! Если рассказывать, то с шиком, блеском и лёгким налётом эксцентричности. Вы же не пришли сюда за скучными фактами, верно? Вот и славно. Тогда продолжим…"
Званый ужин в поместье Вундерхайт всегда был мероприятием, требующим железной выдержки и готовности к словесным дуэлям. Члены семьи гордо выстраивались вдоль стола, накрытого настолько богато, что даже подсвечники казались смущёнными из-за своей скромности. Блюда следовали друг за другом с величественной неторопливостью, как будто повара тренировались в искусстве аристократического пафоса.
– Итак, Оззи, – голос господина Вундербона, его отца, разрезал тишину острее, чем серебряный нож для устриц, – Мы с матерью долго обсуждали, в какое учебное заведение тебе надлежит поступить. Разумеется, ты пойдёшь в Академию Управления и Этикета. Как и все мужчины нашего рода.
Оззи, элегантно откинувшись в кресле, взял бокал с вином и покрутил его в лапе так, будто там находилась не жидкость, а будущее человечества.
– Отец, дорогой, – протянул он, с лёгкой, едва уловимой издёвкой, – конечно, управление и этикет – вещи неоценимые. Но, может быть, вместо того, чтобы учиться поклонам и подписыванию скучных указов, мне стоит податься в искусство? Или, скажем, стать… исследователем? Писателем? Может быть, циркачом? Не могу сказать, что я не смотрел с завистью на умение акробатов кувыркаться сквозь огненные кольца.
Госпожа Вундербон, его мать, прижала платочек к сердцу, словно её только что пронзили словами собственного сына.
– Исследователем? Циркачом?! – её голос дрожал, будто бы само упоминание этих профессий могло вызвать у неё нервный припадок. – Но это же… несерьёзно! Наш род славится своей честью, традициями, а ты хочешь… путешествовать по диким землям, ночевать в палатках, пить неизвестно что из деревянных кружек? Боже правый, я сейчас упаду в обморок!
– Ну, во-первых, матушка, ты не упадёшь – ты всегда предупреждаешь заранее, так что мы успеем подставить диван. А во-вторых, ну что за скукотища – этикет! Я вас умоляю, сколько раз можно учиться ставить вилку под правильным углом? Если бы за это давали награды, то я бы уже был героем всей Хобсбургской истории.
– О нет, отец, я вовсе не отказываюсь! Я просто хочу внести… свежую нотку. Сделать так, чтобы фамилия Вундербон ассоциировалась не только с идеальными манерами, но и с духом приключений! – он театрально взмахнул лапой. – Представьте, как великолепно это будет звучать: "Оззи Вундербон – первооткрыватель, писатель, возмутитель спокойствия!" Прямо слоган для семейного герба.
(Сцена медленно отъезжает, музыка драматично нарастает, пока сцена не растворяется в свете свечей. Или, возможно, в лёгком шуме недовольства аристократии.)
"К сожалению, или к счастью – я поступил в Театральную Академию. Вот так и рушатся мечты бедных маленьких звересей, но, в конце концов, кто-то же должен драматично умирать на сцене!" В нашей семье существовала традиция: каждый Вундербон должен был либо воевать, либо вести скучные аристократические дела. Проблема в том, что воевать я не хотел (слишком ценю собственную шкуру), а скучные дела... ну, на то они и скучные.
Я учился сценической речи (чтобы говорить так, словно мир — мой личный спектакль).
Я осваивал пластику (хотя борзая с врождённой грацией в этом особо не нуждается).
Я научился падать в обморок так, чтобы это выглядело изысканно трагично.
Оззи поступил в Театральную Академию – место, где все либо драматически закатывали глаза, либо цитировали великих авторов с таким пафосом, что даже статуи во дворе смущённо отворачивались. И хотя он преуспел в искусстве сценической речи, пластики и умения красиво падать в обморок, внутри его грызло чувство, что он не там, где ему предназначено быть. И хотя он преуспел в искусстве сценической речи, пластики и умения красиво падать в обморок, внутри его грызло чувство, что он не там, где ему предназначено быть. Оззи вскоре понял, что его настоящая суть — не быть как все эти претенциозные "звезды сцены", но, возможно, стать чем-то более глубоким и загадочным, чем просто тень для аплодисментов. Именно здесь Оззи обнаружил, что на самом деле он совершенно не хотел заниматься этим искусством. Внезапно, в тишине своей новой жизни, он понял, что его призвание не в роли аристократа на сцене, а в том, чтобы… быть собой. Точно так же, как у его предков, живших в горных вершинах, где каждый вдох был наполнен не только воздухом, но и свободой.
Всё случилось в тот день, когда небо было странным образом окрашено в мрачные оттенки фиолетового и синего, и воздух в Академии пахнул вдруг каким-то невероятно вкусным, но неуловимым ароматом. Оззи, как и всегда, бродил по коридорам, поглощённый собственными мыслями. Его задумчивый взгляд был устремлён в пустоту, в ожидании нового осознания, что на самом деле, всё в этом мире совершенно не то, чем кажется. Он уже потерял счёт своим внутренним терзаниям о том, что он действительно хотел бы делать в жизни. Театр? Нет, он был уже слишком очевиден. Проза жизни? Далеко не для него. Поэзия? Ну, пожалуйста, но ей занимались все, кто не знал, что ещё с собой делать. И вот в этот самый момент судьбы, когда мир, казалось бы, был на грани революции и перемен, перед ним появился этот маленький, невзрачный ящичек. Он стоял на подоконнике одного из окон Академии, а вокруг него кружились студенты, всё так же цитируя трагедии и вздыхая о смысле бытия. Ничего необычного в этом ящике не было — обычная деревянная коробка, с едва заметной надписью "Шоколад". Но что-то в этом слове задело Оззи. Это было что-то новое, странное и интригующее.
Он подошёл, снял крышку, и его нос моментально наполнился волнующим запахом — густым, тёплым, сладким. Это было как вдохнуть чистый воздух после долгого путешествия, когда всю жизнь ты дышал чем-то чуждым и ненастоящим. Внутри коробки лежали маленькие, аккуратно уложенные плиточки шоколада, сверкающие на свету, как драгоценности. Оззи не мог оторвать глаз.
— Что это? — прошептал он, не в силах скрыть растерянность.
Оззи как-то не был настроен на эксперименты с едой. Его родовая традиция требовала, чтобы пища была не только полезной, но и достойной аристократического стола. Однако этот шоколад… Он был чем-то особенным. Интуиция подсказывала, что это не просто сладость. Это был не просто кусочек жизни, а что-то большее, что способно изменить судьбу.
— Позволь мне попробовать, — сказал он. Его руки дрожали, когда он разломил плитку, и, не отрывая взгляда, медленно положил кусочек в рот.
Сначала он почувствовал тепло, которое моментально охватило его тело, затем — глубокий, насыщенный вкус, который словно поглотил все его ощущения. Каждая молекула этого шоколада пробуждала в нём что-то совершенно новое. Вкус был таким богатым, что все его предыдущие переживания в жизни казались безвкусными и блеклыми. Он почувствовал, как его сердце забилось быстрее, как его разум наполнился новым осознанием.
— Это… это волшебство! — воскликнул он, не в силах скрыть восторга.
Словно вся его жизнь до этого момента была лишь подготовкой к этому откровению. Это было не просто шоколад. Это было настоящее волшебство, сокрытое в простом, но совершенном действии. Он почувствовал, как мир вокруг него вдруг стал ярче, и всё вокруг стало куча интереснее, чем наблюдение за овцами во дворе его поместья. Слова великих драматургов и философов уже не могли сравниться с этим маленьким куском счастья. Оззи знал, что его жизнь изменилась. В этот момент в его сердце возникло непреодолимое желание стать мастером, творцом — не театральных произведений, а настоящих чудес. Он встал с места, с поразительным решимостью произнес:
(Он остановился на мгновение, чтобы заметить читателя.)
"Вы не думаете, что эта сцена выглядит немного натянутой? Да ладно, не будем заострять внимание на мелочах. Погнали дальше, я точно решился. Сколько раз судьба бросала меня в поисках предназначения? Сколько ролей я исполнил, надеясь найти ту самую — свою? А весь этот чёртов смысл... всю эту великую истину... я нашёл в кусочке сладкого, бархатного наслаждения? Это... это не просто вкус. Это искусство. Это симфония, разыгранная на моём языке! Это соната сладости, сочинённая небесными кулинарами! Это — шёпот самого мироздания, говорящий мне: 'Оззи, ты больше не актёр. Ты — шоколатье!' Нет! Я не позволю этому вкусу исчезнуть бесследно! Я донесу его до высшего общества, вплету в историю аристократии, поставлю на пьедестал среди жемчуга и золота! Шоколад не для простых смертных… О, нет… Он достоин королей! Хотя... если я сделаю его только для богачей, мне самому его не достанется... Эм. Ладушки. Тогда для всех. Но с дорогой упаковкой!"
После того как Оззи неистово распробовал шоколад, его жизнь, как и любой приличной драме, требовала резкого поворота событий. Он знал, что не может просто так позволить себе быть пленником этого прекрасного куска сладости. Его мысль была ясна и непоколебима, как утренняя роса: если этот шоколад может дать такие чувства, тогда ему необходимо найти источник — источник, который, возможно, даже важнее, чем сам предмет. Сначала, конечно, Оззи решил, что необходимо немного отдохнуть. Как и положено истинному гедонисту, он не мог просто так пренебречь неустанными поисками смысла жизни, находясь в академической рутине. То есть, он продолжил учёбу, но с одним единственным вопросом, который грыз его внутренности: откуда этот шоколад? На уроках литературы он сидел с полуприкрытыми глазами, подбирая кудрявые фразы, как кусочки шоколада — но не мог сосредоточиться. Вместо того, чтобы восхищаться гениальными строками древних философов, его мысли постоянно ускользали куда-то в сторону. Он представлял себе, как путешествует через горы, реки и долины, чтобы найти место, где этот шоколад был сделан. Или привезён. Или сворован. Не важно, главное, чтобы всё это было... настоящим.
И вот в один из таких мгновений он решился. Найти тот самый шоколад, его источник. Не как какой-то незадачливый детектив, а как человек, что от природы был привержен правде и благородным идеалам (ну, так, по крайней мере, он сам себе это объяснял). Он отправился в порт Хобсбурга. Порт был жёлтым от усталых парусов и какао-подобных мачт. Здесь было всё, что могло бы представлять интерес для такого знатока жизни, как Оззи: погрузка-прогрузка, товары, отливы, странные люди и сработанные парусами сумерки. Оззи осторожно подошёл к одному из складов, где доставлялись товары с континентов, и стал подслушивать. Он не знал, как именно, но как только в его поле зрения попали коробки с шоколадом, всё вокруг застыло. Он приблизился, и в этот момент, из-под одной из коробок, выкатился… енот. Да-да, не мышь, не кто-то из торговцев или студента с увлечением к шоколадным делам. Это был пухлый, немного неуклюжий енот с капелькой шоколадного порошка, забрызганного вокруг его мохнатой мордочки. Он смотрел на Оззи с такой уверенностью, что тот почувствовал, как его собственная решимость сдается. Поняв, что его обнаружили, он попытался скрыться, но перед этим с большим наслаждением похрустел ещё одним кусочком шоколадки, прямо в лицо Оззи.
— Ты что?! — воскликнул Оззи, уже не в силах скрыть свою реакцию. Он наклонился к Пышке. — Ты... Ты воришка! Ты украл этот шоколад! Ты… ты, наверное, завоевал доверие всей порты, а потом устроил шоколадное ограбление!
Пышка снова взял в лапки плитку шоколада и с явным удовольствием жевал её, показывая своё полное и абсолютное игнорирование всей ситуации. Оззи, ошеломлённый происходящим, попытался вырвать у него шоколад.
— Да ты что, серьёзно?! Ты меня игнорируешь? Ты говоришь с самим наследником Господином Вундербоном!
Енот, будто не понимая, кто его тут прервал, продолжал жевать плитку шоколада с такой концентрацией, что в его глазах можно было увидеть только глубокое наслаждение жизнью. Затем он остановился, вытер лапки о живот и, посмотрев на Оззи с невозмутимым видом, произнёс, едва ли не с гордостью:
Енот поднял глаза, и это было не просто молчаливое «да», а настоящая попытка сложить предложение. Хотя его фразы звучали, как если бы он попытался сказать что-то важное, но не совсем знал, как правильно.
— Я... я… эээ... шокоо... съел. Я… я… Пышка! — ответил енот, гордо поднимая лапку, показывая, как легко он мог украсть плитку шоколада и сделать это с изяществом профессионала. Оззи, не совсем разобравшись, что это было, но почуяв, что его собеседник явно был не из обычных пушистиков, попытался всё-таки наладить диалог.
— Пышка? Ты — Пышка? — спросил он, как если бы это было важным открытием для всего человечества. — Ох, ты знаешь, ты меня не проведёшь. Я тебя поймаю, я разберусь, кто ты такой и как ты шоколад с порта таскаешь!
Пышка с видом абсолютной невозмутимости сказал: — Не... не надо. Я Пышка! Я шоко… люблю! Ммм. Шоколад! Хороший, вкусный!
Оззи растерянно покачал головой, не понимая, что вообще происходит. Это был енот, который умел говорить на уровне трёхлетнего ребёнка, и это только усугубляло странность всей ситуации. Он взглянул на Пышку, не зная, как на него реагировать. Оззи почувствовал, что его жизнь, как кусочек шоколада, в который он был так неосторожно втиснут, теперь полностью теряла форму и контуры. Пышка, казалось, был совершенно невозмутим, продолжая с аппетитом поедать очередной кусочек шоколадки, как будто ничего не происходило. Оззи, оставив все свои попытки быть серьёзным, буквально сел обратно на ящик с видом "и что теперь?" Он уже отчаянно пытался понять, в какую абсурдную ситуацию он сам себя загнал. Но вот тут, как ни странно, Пышка, после очередного вдоха шоколада, вдруг задумался.
— Там... коробка... большая, — начал Пышка, подняв лапку и тыча ею в воздух, как если бы указал на магическую сферу, скрывающуюся за углом.
— Что?! — Оззи приподнял брови. — Ты серьезно?
— Там... на Предел. Я видел. В коробке... много шоко. — Пышка осмотрел себя со стороны и продолжил: — Коробка... Предел. Много шоко. Ммм… — Он взял плитку, прижал её к груди, как бы говоря: «Сейчас, вы все получите!». Оззи замер, потом резко выдохнул. Это был момент, когда слова Пышки внезапно начали складываться в осмысленную картину, хотя, конечно, вся ситуация оставалась до абсурда странной.
— Подожди-ка, ты говоришь, что шоколад... из Предела? — сказал Оззи, пытаясь осознать эту информацию. — Это... архипелаг какой-то, да? Ты с ума сошел? - Пышка спокойно кивнул, словно он только что произнёс самое очевидное в мире.
Оззи почувствовал, как его самообладание начала таять, как последний кусочек шоколада, который он так жадно проглотил несколько часов назад. У него возникло чувство, что он только что упал в глубокую яму, полной невообразимого абсурда, и у него не было шансов выбраться. Он решительно встал, посмотрел на Пышку, который, казалось, на самом деле был совершенно не в курсе всей важности происходящего. Оззи посмотрел на Пышку, уставился на коробку стоящую куда махнул енот, это самое странное решение, которое он когда-либо принимал в своей жизни. Но так как шоколад был в игре, он уже не мог вернуться назад.
— Почему я на это согласился?! — его голос вознёсся ввысь, а затем он повернулся к нам, читателю, ещё раз, словно к старому другу. — Знаете что? Я тоже не уверен, что мне нравится это направление. Но, увы, жизнь полна неожиданностей. Что ж, — с тоской в голосе, — вы будете со мной, ведь, как я понимаю, мы все, включая вас, зрители, втянуты в этот шокирующий приключенческий... шоколадный спектакль. Пышка тем временем по-прежнему угощался шоколадом, не обращая внимания на драму, разворачивающуюся вокруг. Оззи смотрел на него, улыбаясь через силу, а затем снова повернулся к "зрителю", будто бы только что успел понять что-то важное.
— Впрочем, если вы думаете, что это конец, — продолжил Оззи, — то вы явно что-то недооценили. Нас ждёт Предел. Архипелаг. И шоколад! Так что пристегните свои пуговицы на рубашках (желательно нижние, ибо здесь будет много-много еды), дамы и господа, впереди — волнующие события... или что-то невообразимое.
Значит, картинка такова: Оззи стоял на краю порта, обдуваемый ветром, который одновременно пытался напихать ему в уши все разрозненные мысли и печальные сожаления о своём жизненном пути. Но вот Пышка, с его характерным пузиком и маленькими лапками, сделал шаг к одной из коробок, привезённых с таинственного архипелага Предел. Он остановился, и, пока Оззи ещё раздумывал, решился: — Шоко! — сказал Пышка, заглядывая в коробку, где виднелись плитки шоколада. Не просто шоколад, а тот самый, что буквально свёл его с ума, как у каждого нормального енота: большие плитки с рисованными надписями вроде «Уникальное приключение» и «Тайна, скрытая внутри». Пышка уже чувствовал, как его животик начинает бурчать в ответ на зов шоколада. И он был готов к этому — даже если ему нужно было разрушить все нормы приличия. Оззи стоял рядом, уставившись в коробку, как человек, который только что обнаружил, что его жизнь совершенно бессмысленна, а каждый поворот судьбы был лишь шагом в сторону хаоса.
— Да ты... ты просто не можешь быть серьёзным, — пробормотал Оззи, глядя на Пышку, который в данный момент пытался съесть плитку шоколада, не отрываясь. — Ты не думаешь, что всё это слишком... ну, как бы это сказать... абсурдно?
— Абсурдно? Шоко... вкусно! — произнёс он с таким выражением, что все доводы Оззи, несмотря на их явную логичность, просто рассыпались как карточный домик.
И вот тут Оззи понял: все его планы, все те благородные идеалы и мысли, которые он держал при себе — всё это оказалось абсолютно бесполезным. Шоколад победил. И, возможно, ему просто нужно было бежать.
— Почему бы и нет? — произнёс он вслух, чуть самоуверенно и с выражением в глазах, которое ничем не отличалось от искреннего вдохновения. Оззи поднялся и пошёл к коробке, откуда Пышка только что извлёк плитку шоколада. Он взял кусочек, аккуратно его поломал, медленно положил в рот, закрыл глаза и ощутил... да, что-то потрясающее. Каждая клетка его тела откликнулась. Этот вкус был таким, что можно было бы посвятить ему стихи, баллады и песни.
Он поставил плитку обратно на место и начал потихоньку раздумывать вслух: — Моя семья... все эти титулы, поместья, наследственные права — да они были бы потрясены, если бы я представил им этот шоколад! Так ведь, правда? Я ведь могу не только искусно падать в обмороки, но и создавать настоящий шедевр. Представьте только, как я, Оззи Вундербон, стану первым шоколатье, который завоюет сердца аристократии... и, возможно, завоюет ещё кое-что — право на создание шоколада, который станет известным на весь Хобсбург.
Он походил по небольшому складу, раскладывая в голове планы, прокладывая маршрут как стратег на поле боя. Оззи внезапно почувствовал, как его собственный восторг и амбиции переполняют его, как стакан, который вот-вот переполнится. Он посмотрел на Пышку, который как раз раскусывал ещё один кусочек шоколадки с такой серьёзностью, что было очевидно: этот енот был профессионал в деле "жрать шоколад". Но Оззи, с новой решимостью в голосе, произнёс:
— А если я создам что-то большее? Представьте, шоколад, достойный дворцов, элегантный, утончённый, искусно выведенный в лучших традициях аристократии... Это будет не просто шоколад. Это будет — шедевр! Я выведу этот сладкий яд на новый уровень! Моя семья будет гордиться. Шоколад, достойный нашей фамилии. Я буду... шоколатье. Как только я научусь... этому. Оззи резко встал, взглянув на Пышку с неожиданной решимостью: — И если я буду работать над этим, то, может быть, однажды вся аристократия будет с нетерпением ждать новой плитки от Оззи Вундербона. Это не просто сладость, это — искусство! Я возьму шоколад и превратю его в нечто большее, чем просто лакомство. Я сделаю его образом жизни. Вкус будет говорить за меня. Вкус — это язык, а я — мастер в языке величия. Оззи потрясённо оглядел коробку с шоколадом, словно увидел её в первый раз, и с гордостью добавил: — Я буду не просто богатым. Я буду — культурным! Шоколатье нового века, с привкусом старинного дворянского происхождения и, конечно же, с непередаваемой аристократичной гордостью в каждом кусочке. Пышка, сидящий на коробке с шоколадом, лениво оглянулся, как будто только что вышел из состояния полудремы, и, протянув ещё одну плитку шоколада к себе, заколебался на мгновение, прежде чем повернулся к Оззи.
Оззи, слегка ошарашенный ответом, сделал шаг вперёд, понизив голос, будто бы Пышка был его партнёром в какой-то тайной миссии. — Пышка, тебе не кажется, что мы оба упустили кое-что важное? Это же архипелаг! Это место, где... ну, понимаешь... где всё начинается и заканчивается. Где все важные события проходят! Мы должны попасть туда. Мы не можем вернуться назад, Пышка, ты понимаешь? Пышка снова пожимает плечами, как будто «Предел» был просто какой-то непонятной мелочью в огромном мире сладостей.
— Ну... мы бежим... туда. — Пышка лениво указал на дальний угол склада, не слишком уверенно.
Оззи в моменте осознал, что Пышка мог бы быть не тем союзником, которого он себе представлял. Но у него не было времени разбираться в нюансах. — Туда? Куда туда? — воскликнул Оззи, чуть не переходя на крик. — Ты серьёзно? Ты так просто указываешь на угол склада, и говоришь, что это Предел? Мы же говорим о месте, где... где скрываются все секреты, где находится настоящее шоколадное золото! Где этот архипелаг, Пышка?! Как туда попасть?! Как?!
Пышка пожимает плечами, и с таким видом, как если бы он давал вполне логичный и обоснованный ответ, произносит:
— Плывём. Найдём. Шоко. Оззи буквально опустился на колени, глядя на Пышку с разочарованием в глазах. Этот енот, который даже умудрялся разговаривать, оказался не более чем — ну, скажем, приятным спутником, но уж точно не картографом. — Плывём? Это всё? Ты предлагаешь плыть в неведомую даль, полагаясь на собственную удачу и какую-то плитку шоколада? Ты же просто… просто енот!
Пышка не обратил никакого внимания на эмоциональную бурю Оззи и продолжил сосредоточенно жевать шоколад, пока его маленькие глазки не заблестели с удовольствием.
Оззи с утомлённым видом опустился на стул и вздохнул. Этот енот, похоже, был настроен куда проще, чем его фантазии о великом путешествии. Ну, если он продолжит следовать за этим шоколадным маньяком, может быть, их всё-таки приведёт к тому месту, где они смогут раскрыть всё это...
Если бы кто-то из вас оказался на порту Хобсбурга в ту ночь, вы бы стали свидетелем одной из самых абсурдных, но гениальных афер, провернув которую, Оззи Вундербон и говорящий енот Пышка сумели угнать шлюп. Но поскольку вас там не было, позвольте мне воспроизвести весь их гениальный (нет) план.
Оззи хотел переодеться в капитана, но у них не было ни формы, ни авторитета, ни бороды. Зато у Пышки был потрясающий навык выглядеть очень мило. Поэтому вся идея маскировки свелась к тому, что Пышка просто сидел на бочке, хлопал глазками и делал вид, будто потерялся.
Шаг 2: Отвлечение охранника
На входе на причал стоял одинокий, слегка уставший охранник по имени Франц. Оззи подошёл к нему, изобразив максимально аристократическое выражение лица.
— Добрый вечер, добрый человек, не хотите ли поговорить о важном государственном деле? — Эээ... — сказал Франц, зевая.
— Выглядите уставшим, сэр. Разве не заслуживаете вы сладкую минуту отдыха?
— Эм... — О, взгляните! —Оззи размахнул рукой и указал на бочку, где Пышка к тому моменту уже включил режим бедного енота: сидел, обняв себя за пузико, и смотрел на охранника глазами, в которых отражалась вся печаль мира. — ОН ТАКОЙ ГОЛОДНЫЙ! — трагично взвыл Оззи. — Бедное существо, попавшее в лапы бездушной системы! Разве он не заслуживает кусочка хлеба?! Франц сначала выглядел ошарашенным, потом растерянным, потом — нежным. — Бедняжка… Пышка моментально уловил, что пора начинать театр. Он издал тихий писк, склонил голову и потянул лапку вперёд, словно просил кусочек еды. — Господи, у меня как раз тут есть печенье! — Франц достал из кармана кусочек печенья.
Как только охранник протянул руку с печеньем, Пышка схватил его и с невероятной скоростью понёсся прочь.
— ЭЙ! СТОЙ! — завопил Франц. — НЕ ВИНОВАТЫ МЫ, ЧТО ОН ГЕНИЙ ВОРОВСТВА! — закричал Оззи, после чего в два прыжка пересёк причал, сиганул в шлюп, отвязал верёвку и схватил вёсла.
Дальше всё было как в тумане: ругань, крики, обсуждение степени идиотизма этих двоих, и, наконец, звучное "штраф 20 флорингов", после чего их отвели в администрацию порта, заставили подписать какие-то бумаги и вручили квитанцию с круглой суммой.
Когда их наконец выпустили, Пышка разглядывал бумажку с таким лицом, будто это смертный приговор.
— Оззи… а что если… мы не заплатим?
— Тогда нас запрут в каком-нибудь вонючем карцере на несколько недель.
После краткого обмена взглядами и одной глубокой паузы, полное осознание накрыло их подобно волне: проще купить билет. К несчастью, их авантюризм был слишком велик, а кошельки – слишком пусты. Оставался единственный вариант – смешаться с группой переселенцев, уповая на чудеса бюрократии.
Путешествие на корабле оказалось не столько эпичным, сколько мучительно скучным. Оззи сидел на деревянном ящике, раскачиваясь в такт волн, наблюдая, как медленно тянутся облака над головой. Никаких морских сражений, никаких пиратов, никаких захватывающих событий – только бесконечный плеск воды да редкие крики чаек, которые казались тут единственным развлечением. Пышка, в свою очередь, нашёл более продуктивный способ скоротать время – он то спал, свернувшись калачиком среди мешков с провизией, то ковырялся в ящиках, проверяя, нет ли там шоколада.
— Эй, Оззи, а долго ещё плыть? – пробормотал он, выныривая из-под брезента.
— Я знаю не больше твоего, — ответил тот, устало откидывая голову назад.
Пышка фыркнул, но вскоре снова заснул, оставив Оззи один на один с морем и его гнетущей тишиной. Время текло, словно растаявший карамельный соус – вязко, лениво и бесконечно медленно.
(Или как Оззи и Пышка ступили на новую землю, но ещё не осознающие, что впереди их ждёт только хуже)
Громкий хруст канатов, скрип деревянных досок, шлёпающие по воде весла — и вот корабль для перевозок медленно причалил к крохотной, насквозь гнилой пристани, которая выглядела так, будто держится исключительно на силе привычки.
— Добро пожаловать в Предел, дворяне несчастные. — хмыкнул один из мужиков, сплёвывая за борт и ловко отталкивая корабль от пирса, чтобы тот не разбился об сваи.
Пышка выкатился на пирс, покачнулся и начал бешено трясти свою шёрстку, расплёскивая воду во все стороны, попутно забрызгав Оззи, и, возможно, половину местного населения. Пристань представляла собой небольшую рыбацкую деревушку — хлипкие деревянные дома, крытые водорослями крыши, несколько расшатаных телег, наполненных бочками и рыбой. Воздух был пропитан солёным ветром и запахом рыбы (свежей, гниющей, сушёной — полный ассортимент).
— Так, у нас есть две проблемы. — заявил Оззи, глядя на окружающую картину. — Во-первых, мы без денег.
— Во-вторых?
— Во-вторых, мы слишком нарядные для этого места, и я уже чувствую на себе взгляды людей, которые хотят меня либо ограбить, либо побить. Либо оба варианта сразу.
И вот так, вместо того чтобы как цивилизованные путешественники выяснить, куда они попали, Оззи и Пышка рванули прочь по грязным улочкам пристани, привлекая к себе максимум ненужного внимания. История их "триумфального" прибытия в Предел начиналась как-то… не очень.
(Вид отдаляется, показывая, как два странных путника, шатаясь, двигаются вперёд. Судьба их неизвестна. Но одно очевидно: скучно не будет.)
Если когда-нибудь вы окажетесь в компании старого софелийца, слегка ворчливой волчицы и нервного пса с комплексом величия — лучше всего молча наблюдать. Особенно если они решили испечь яблочную шарлотку.
Кухня Попито была настолько маленькой, что казалось, будто воздух сам по себе впитывает запахи жира, корицы и многолетней усталости. Оззи, облачённый в потрёпанный передник (возможно, переживший несколько войн), стоял перед деревянным столом и с максимально важным видом держал нож. Он решил, что этот момент — начало его пути к кулинарному величию. Спустя пять минут, в течение которых Пышка успел заснуть под столом, а Умм Туфах окончательно разочаровалась в мужской части населения кухни, Оззи всё ещё сражался с кожурой. Срезы были настолько кривыми, что яблоки теперь выглядели так, будто их пытался почистить пьяный пират на корабельной качке. Когда тесто было готово и аромат корицы разошёлся по кухне, наступила самая мучительная часть — ожидание. Оззи, не отрываясь, смотрел в печь, будто силой мысли пытался ускорить процесс. Пышка, проснувшись, уставился на духовку с таким же выражением лица, как ребёнок перед витриной кондитерской.А потом, когда пирог был готов, когда его достали из печи и разрезали на куски, когда запах наполнил всю комнату… Оззи попробовал его и понял — да, ради этого стоило пройти весь этот путь.Возможно, однажды его имя забудут, возможно, его мечты разобьются о суровую реальность… но этот вкус — это было чистое, абсолютное совершенство.
На данном сайте используются файлы cookie, чтобы персонализировать контент и сохранить Ваш вход в систему, если Вы зарегистрируетесь.
Продолжая использовать этот сайт, Вы соглашаетесь на использование наших файлов cookie.
