Имена, прозвища и прочее: Полли Блантанна Младший, «Писюк»
(295 год - «Дрянь»)
OOC Ник: suchong
Раса персонажа: Человек
Возраст: 26
Год рождения: 280 год IV эпохи
(295 год, Октавэль - 14)
(295 год - «Дрянь»)
OOC Ник: suchong
Раса персонажа: Человек
Возраст: 26
Год рождения: 280 год IV эпохи
(295 год, Октавэль - 14)
В прошлом (295 г)
Характер:
В прошлом (295 г)
| ▫︎ - приобретенные ▪︎ - утраченные |
Таланты, сильные стороны:
Обладает какой-никакой физической силой, в связи с тяжелым ручным трудом, который персонаж выполняет практически ежедневно. Неплохая память. Стоек к внешним трудностям, будь то побои, холод или голод. Хороший стрелок с арбалета и лука.
▫︎ Несмотря на собственные скудные знания и взгляды способен обучаться.
▫︎ Толковый охотник и кожевник.
▫︎ Опытный псарь.
▫︎ Обучен какому-никакому взлому замков.
Слабости, проблемы, уязвимости:
Рассуждения об окружающем мире не выходят далеко за границы собственных сложившихся убеждений. Не умеет выражается искусно и деликатно, от чего не раз нарывался на конфликты. Будучи хорошим стрелком, не способен толково орудовать иным крупным оружием кроме копья, короткого меча, да ножей. Не против исполнить какой-нибудь грязный наказ или сделку за хорошую оплату, не задумываясь о последствиях. Хоть и не редко пьёт, однако слаб на лишнюю крепкую каплю. Периодически о себе дает знать и ломка по лунному порошку, от которого был зависим в младые годы.
▫︎ Не редкое проявление посттравматического стрессового расстройства.
▫︎ Постоянный насморк.
▫︎ Совершенно не дружит с конной ездой, да и в принципе к лошадям близко не приближается.
▫︎ Испытывает отдельную неприязнь к рыжим девицам и убежден, что они все бесноватые.
▫︎ Хриплый голос после удушения едким угарным дымом.
▪︎
▪︎
Языки:
Амани: Устный | Письменный
Хобсбургский: Устный |
Привычки:
Переодически путает звуки и буквы в сложных словах.
▫︎ Зависим от похвалы и монет.
▫︎ Время от времени может повторять некогда запомнившиеся фразы своего покойного отца.
▪︎
▪︎
Мечты, желания, цели:
Унаследовать дело отца - стать "Ловчим" ✔
Продолжить дело отца в качестве ловчего и охотника.
Выучиться отлавливать куда более опасных тварей.
Предысловие
Немного о месте, где родился персонаж:
Наверное, за верст 50 или даже чуть больше, на весьма проходимой дороге, ведущей из самого Столъда, стоял уже как несколько веков небольшой, свойственный этому весьма неспокойному краю, город. Правильнее будет сказать форпост: укрепленная, затертая известняком, крепость, состоящая из двух небольших башен, и стены, выходящей от неё по сторону от границы с соседским Хакмарри. За стеной уже и кипела жизнь. Плотная застройка немного успевших подгнить домов типичного флорэвендельского строения, которая густела у самой крепости, и редела к окраине леса, где подобные некогда величественные строения, сменяли бревенчатые иногда обмазанные глиной хижины. Поодаль, на единственной небольшой полянке, врастала в землю лесопильня, давно заброшенная мастером. Количество проживающих тут людей, особенно в тот год - 281, стало сокращаться, и не только от хвори и голода, но и от заурядного бегства ближе к крупным градам. Самих коренных жителей можно было пересчитать по пальцам рук, а почти все встречные на улочках зеваки приходились торговцами или наёмными рабочими-головорезами. Порой совершенно беспрепятственно останавливались и работорговцы. Иначе говоря, город был лишь перевалом для странников, и хорошей наживой для прочих карманников. И даже несмотря на красоту окружающего это место леса, который брал своё начало далеко севернее на землях Хакмарри, он вовсе не обогащал город живописностью, а напротив, будто сжирал его по краям своими широкими ветвистыми лапами, пытаясь добраться к центру.
В ранее упомянутой плотной застройке подле стен, средь торговых лавок и домов, громоздился кабак «Хмельная Яма». Несмотря на ничуть не выделяющийся фасад этого заведения с весьма говорящим названием, оно каким-то дивным образом успело прослыть в народе ещё одним чудным именем «крысиной ямой». Нет, подобным прозвищем было оно награждено вовсе не из-за обилия грызунов, хотя даже этих тут было навалом. Сам кабак изнутри более напоминал конуру, не особо отличаясь от той размером, да и вместительностью. Что скамьи и столы, что прилавок были облепленны толстым слоем смолистой пыли, будто свет от солнца никогда не достигал их. Деревянные стены, выкрашенные в темные оттенки, пропитались дымом от табака. Возможно, единственным акцентирующим элементом в этом месте была массивная деревянная бочка, стоящая у самого входа. Хранилось ли что-то в той когда-то, или приволокли её сюда лишь для удобства подставить локоть, когда ноги уже не держат, пребывало в неведении у всех. А где-то около прилавка, удачно спрятавшись за тонкой перегородкой, пол прерывался недлинной покосившей лестницей вниз.
Под самим основанием харчевни, в подполье, которое ранее представляло из себя каменистую полость, в последствии укреплённое известняком и древесными брусьями, располагалась ещё одна часть заведения, однако востребованная в основном у черни и прочих отбросов. Тех становилось много в особенности под вечер, когда надзорные с синими повязками, которых и без того было мало, пропадали с улиц. С заходом солнца эта «яма» становилась центром контрабанды незаконных товаров, алкоголя и прочих веществ, выискиваемых в соседствующих государствах. А пока скупщики намечали будущее приобретение, тех развлекала ракией служанка с кабака, да кулачными боями прочие зеваки. Совмещая столько забав в одном месте, кабак и жил на этом, избегая ненужных глаз и одновременно расходясь на слуху.
Как появилась "Хмельная Яма"?
Среди соседствующих государств и более того, государств заокеанья, Хобсбург отличался не только своим внутренним политическим устройством, но и военной системой. Как раз таки она учредила внедрение наемных войск на места армии, тем самым подкрепляя военную силу. Тем не менее подобная система имела свои существенные недостатки. Множество наёмных групп, в особенности такие часто встречались на юге Хобсбурга, помимо прямых обязанностей не чурались и действовать в угоду своих желаний. Несомненно, шли и соответствующие наказания, однако мог ли господин сделать хоть что-то против не одного, а целого взвода подобных отморозков.
Среди таких отморозков гуляло и сборище уродов, которые в один из дней перебрались с южных земель Ханделинса-Хирта, где собственно банда и зародилась, на север, ближе к Хакмарри, а потом, собственно, и хозяйничали на границе, порой перебираясь через полноводную реку. Причину появления шайки, да и такого неожиданного переезда никто толком назвать не может, лишь иногда между самими членами проскальзывают насмешливые разговоры о некотором «Безымянном Герцоге», что лишил наемных войск достойного жалования, а потом и вовсе кинул на поле боя.
Для избежания дальнейших неурядиц стоит обозвать банду, о которой сейчас и идёт речь, «Крысами». К сожалению, точного названия они не возымели, а такое имя хоть соответствовало воображению нашего будущего героя. Так вот, на границе Хакмарри, не насытившись толком с мелких грабежей, да и знатно получив от порой набегающих в пролесках люфтерати, средь участников начались уж больно частые разлады. Почётный атаман Гайгер, а более не известно была это его род или имя, потому что именно так он представлялся людям и именно так обращались к нему, быстро смекнул, что любой проходимец на землях Хобсбурга лучше всего получает как раз таки с торговли, а что уж говорить о торговле такими вещами, каких, к примеру не сыскать кешхилам в Хакмарри или самим же хобсбуржцам.
Мысль была весьма сомнительная, однако иных способов для головорезов прокормиться не было. Для хоть какого-то начала Гайгер избрал расхожий кабак в одном из форпостов на границе. Разговор с хозяином, как и стоило ожидать, был короткий, но действенный. Уже на следующий день, подобрав плотников, атаман распорядился перестроить подвал, разместив в том укромное место для хранения товара. Позже, познакомившись с нужными лицами, заимел и поставку небольшого количества «веселящих трав», а сам с прислужниками изредка делал вылазки на караваны. Дело пошло в гору.
БИОГРАФИЯ
281 год IV эпохи...
Следует сказать, что последующие слова по отношению к герою явно будут отличаться от самой действительности. Хоть история и расскажет о весьма неприятном опыте абсолютно заурядного юноши, которому видимо просто не повезло родиться в подобном окружении, но стоит и учесть, что на деле, из-за своей же собственной весьма глупой неосознанности, юноша был рожден самой настоящей девицей, хоть только и по детородному признаку, о котором та, конечно, ничего не знала. Никто никогда не рассказывал ей о том, что именно стало причиной её рождения. Разбираться в этом было бессмысленно, ибо история типична для многих отбросов общества. О том, что в кабаке средь прочих служащих подрастала именно девочка – знали не многие. Да и на девочку сам ребенок не очень-то походил, видимо переняв большинство отцовских черт, а остальное просто на просто не формировалось должным образом. Для облегчения, дальнейший рассказ будет именно о «мальчишке», и, как полагается, объяснение такой курьёзной ситуации тоже распишется в последующем.
Начать стоит конечно с того, что именно окружало отрока уже с малых лет. Прежде всего гниющие стены самого кабака с витающим по помещению не менее отвратным ароматом, да и находящихся в нем гостей, причем за частую одних и тех же. Новые лица заглядывали редко, да и являлись только понаслышке от других своих знакомых. Из более приятных – окраина городка, где уже начинался дремучий хакмаррский лес, в котором порой можно было заметить какую живность, в виде лис и белок. Именно это юноша помнил до сего времени, да и вряд ли когда-либо забудет. Более ранние воспоминания ограничивались отдельными фрагментами: о толстушке-служанке, чем-то схожую лицом с мордой коровы, о своей холодной конуре в виде кладовой и, конечно, о хозяине «Хмельной Ямы» - Гайгере, крупном мужике с, на удивление, весьма привлекательным харизматичным лицом, коим могли похвастаться не все хобсбургские разбойники. От этого и внимание от дам было не редким. О Гайгере стоит рассказать больше, ибо в жизни героя он играл далеко не последнюю роль.
Хозяин кабака, по совместительству, голова отбросов, захвативших это место, так таковым воспитанием мальчишки и не занимался вовсе. Напротив, как только дело касалось прислужника, атаман либо делал вид, что оного не существует вовсе, либо, если тот оплошал, не жалея жестокости, наказывал. Более того, по соображениям Гайгера – «зверье не обретет разум, если не обретет имя». Да…Гайгер, да и остальные считали мальчишку непосредственно «зверьем». Поддерживая данную мысль, обращения в сторону подрастающего дитя менялись из года в год, становясь лишь грубее и сквернее. Чаще всего назвали «дрянью» или «скотиной», по меньшей мере так казалось самому носителю. Вот для остальных ребенок и рос непосредственно скотиной, толком не умея ни излагать мысль, ни тем более мыслить. Только слушал, да исполнял, что было как нельзя хорошо, ведь ничего более кормёжки не требовал.
Из нужных дел «по хозяйству» список складывался небольшой: смывание дерьма, крови и прочих следов находящегося в «яме» сброда, поддержания тепла у старой печи и выноска требуемого товара, коль того было многое множество, иль попусту тот был весьма больших размеров. Один раз в неделю – выносить тело на телегу, где скапливался остальной мусор. Потом эту самую телегу дрянь везла к оврагу подле заброшенной лесопилки. С утра до позднего дня спал.
Из тяжкого – иногда приходилось терпеть нападки самого хозяина, порой даже и беспричинно. Били, таскали за уши, нос, время от времени и волосы, однако те потом сразу сбривала служанка то ли из жалости, то ли по требованию самого атамана, чтобы вши не разводить. Не следует думать, что жестокость в обращении не посеяла внутри зверя семя обиды. Очевидно, что периодические побои уже стали обыденностью, но каждый раз, задумываясь о своем положении среди прочих в кабаке, сердце мальчишки сжималось от ещё непонятной ему тогда обиды.
Но при этом, как бы воспитание не шло, а юноша в 12 годов от роду всё же подметил для себя определённые вещи, складывая своё особое сознание. От ровесников оно конечно весьма отличалось, однако по-своему имело вес.
Прежде всего, каким бы недоразвитым глупцом не являлся мальчишка, его визуальная память на удивление была весьма точной и во многом даже помогала в услужении. А помнил он многое – начиная с места запропастившейся куда-то банки странного порошка, заканчивая физиономией одного из мертвецов на телеге.
Не слышать, а слушать отрок тоже, к счастью, научился. От наказания за случайно подслушанный им разговор о каком дрянном деле спасали «завязанный» язык и репутация местного дурачка. Тем не менее, с запомнившимся диалогом в голове он и не знал, что делать. Лишь представлял, что якобы участвует в гуще интриг, которые происходили в кабаке.
Главный успех же возник, когда некогда «туповатая скотина» наконец смогла применять эти два врожденных навыка в один, начав определять, кто из гостей, кто, и почему пожаловал. Качества, конечно, он выдумал сам, и соотнес их в определенные им же некогда услышанные группы. Единственное, что кое-как да походило на типичное для каждого понимание - кто есть мужчина, а кто женщина. Ну…ограничивалось это понимание сугубо внешними достоинствами. Стоит отметить, что сам он из-за сомнений не считал себя ни одним из перечисленных, но, подражая Гайгеру и усваивая некоторые его привычки, представлял себя в мужском обличии.
И каков итог? Не достаточно умный для своих лет, однако постепенно понимающий окружающий его мир, юноша начал мыслить, попутно затаивая злость в себе, усмиряя ту в деле, или на едине с собой, в тишине. Тем не менее для Дряни это осмысление было равносильно достижениям, которыми он и начал гордиться. Однако на 14 год жизни мальчишки кабачная авантюра Гайгера обрушилась с треском. Судьба приняла новый исход.
295 год IV эпохи...
На 295 год перепало не самое спокойное время для пограничных территорий соседствующих стран. Хобсбург так или иначе не участвовал в прямых военных действиях уже весьма долгое время и активные перемещения убывающих в населении хакмаррцев для державы синих-повязок были весьма привычны. Однако почему-то именно весной того года люфтерати стали особенно часто наведываться в леса через реку. Для пограничных форпостов новость, конечно, оказалась мало приятной, поэтому забеспокоились даже верхи самого Столъда. Отряды дозорных отправили немедля, однако по неизвестной ныне причине хозяина кабака никто о данном указе заранее не осведомил…
Для «Крысиной ямы», а вернее для «Крыс» обстановка не сулила успеха. Ранее «простые» в общении головорезы с годами стали куда несговорчивее, от чего шутливых драк по среди ночи становилось куда больше, доходя чуть ли не до поединков на смерть. Атаман никогда не терпел беспорядка до конца – избавлялся от бездельников сразу же. А какая канитель началась средь сборища оставшихся разбойников после того, как те завидели целое стадо из государственной дружины? Начался спор! Кто, по старой привычке - собирался бежать. Кто - отсидеться на месте, однако не подавать скверного виду. Так или иначе о монетах и деле никто тогда не задумался, кроме, конечно, Гайгера. Он оставался на своём. К сожалению, нельзя сказать наверняка, была ли эта его упорная уверенность произведением бреда или же просто проявлением слишком упрямого самовлюблённого характера. Возвращаясь к спору, итог вышел ожидаемый – при кабаке в работе остались лишь служанка с мальчишкой, двое на удивление верных товарищей по оружию и сам Гайгер.
В скорое утро, когда над горизонтом хакмаррского леса только-только посветлело серое небо, на пороге «ямы», помимо блудных лиц, покидающих место после очередной бессонной ночи, оказался чуть ли не весь сторожевой взвод, выжидающих главное лицо – хозяина-атамана. Стоит упомянуть, что до этого местная городская стража уже заявлялась в кабак и предпринимала какие-никакие попытки наведения собственного порядка. Но тогда, на ленивых «громил» находились свои умельцы, которых более в кабаке не наблюдалось. Сейчас же навстречу поднялся только один Гайгер, напряженный в лице, но с давним ожиданием в глазах, как будто знающий, что настало время рассчитаться. Разговор у них был не из приятных и весьма долгий. По началу грозили, потом и намеревались головы отсечь. От внимательного подслушивания выродка, который успел забиться под лестницу, отвлек внезапный крик хозяина.
Спустившись в подсобку и отодвинув в стороны пивные бочонки, юноша достал заветный тяжелый полный золотых и серебряных монет льняной мешок, который так старательно прятали от лишних глаз. Уволочив тот на плечо, по дальнейшему указу, Дрянь отнесла «сокровище» Гайгеру. А дальше…С заворожёнными стеклянными глазами наблюдал, как монеты кочуют из рук в руки собравшейся охраны с синими повязками к самому капитану. В сторону атамана упало пару неразборчивых наречений, после которых весь собравшийся отряд тут же двинул прочь от кабака. На крыльце так и остались стоять хозяин ямы, да его верная «скотина». Гайгер помрачнел.
После этого, весь оставшийся день, в таверне пребывали только служанка и мальчишка. По обыденности, прибирали углы, однако на этот раз ещё и предстояло поднять в подсобку все оставшиеся на продажу ящики и мешки. Приказ об этом дал атаман, покидая кабак вскоре после ухода стражи. Причину он не назвал, но вокруг витало необъяснимое беспокойство. А ещё неприятнее стало, как под вечер обнаружилось, что ранее нагромождённые стены «ямы» опустели, превратившись в темные холсты с силуэтными пятнами вдоль пола. В груди у прислужника то и дело «грызлись кошки», а про себя Дрянь всё дивилась: «От чего, спустя такое время, некогда устрашающее одним своим взором чудовище поджало хвост?». Мысль о том, что когда-нибудь пред ликом забитой скотины окажется её испуганный господин, сама по себе пугала. Отрок просто не находил себе место. Усталая и раздраженная служанка даже дала ему легкого подзатыльника, пытаясь хоть как-то успокоить, но спустя всего несколько минут тот вновь отправлялся в беспокойное блуждание по пустому подполью.
Где-то в поздний вечер наконец объявился Гайгер, оповестив всех об этом громким хлопком кабачной двери. Он суетливо пробежался сначала по кладовой, потом вдоль сеней, где ранее хранился алкоголь, медленно подбираясь к клетушке. Добравшись до ожидающих, хозяин наконец выдохнул собравшийся от усталости в груди комок, а после указал обоим идти на крыльцо. Только подойдя к обветшалому проходу, откуда уже сквозил прохладный ночной ветер, юноша увидел серую кибитку с единственной выделяющейся на улице яркой лампой, висевшей подле извозчика. В неё-то они и уселись вместе со служанкой, ящиками, мешками и, конечно, Гайгером. И даже после того, как повозка наконец тронулась с места, не раздалось ни единого вопроса. Будто все знали, что будет дальше, и лишь для одного «звереныша» все дальнейшее оставалось тайной.
Отправиться вдоль хакмаррского леса посреди ночи, особенно весной, когда пробуждается оголодавшая живность после зимней спячки, было весьма рискованным поступком. Однако спустя некоторый час путь прерывался остановкой у широкой реки. Оказавшись на берегу небольшой пристани, пред глазами прибывших открылся вид на границу: темная водная гладь, которая резко прерывалась тенью ещё более темных и густых хакмаррских деревьев, берущих свои корни с другого берега, и только крошечный одинокий фонарь виднелся средь всего нависающего мрака. Вот он – Хакмарри, беспокойное дикое место, о котором прислужник ничего не знал, от чего страх крепко-накрепко связал его замерзающее тело. Или же это был не страх…
Не успев оглянуться, на шее оказался ржавый железный браслет, крепко стиснувший кожу юноши, а голову обтянул мешок. Кандалы тут же задушили голос, поэтому возгласить от внезапно накатившего испуга уже не вышло. Зверье посадили на цепь, а затем оглушили аккуратным, но тяжелым ударом по голове.
Течение времени с тех пор было неведомо. Юноша пробудился лишь единожды, и то его вновь окружал стойкий плотный запах пыли и острая темнота, после которых он старался поскорее погрузиться в сон. Он лежал неподвижно. Тело всё так же замерзало, однако сейчас холод ощущался куда сильнее из-за гадкой насквозь сырой одежды, поэтому мальчишка с трудом пытался понять, где же он в конце концов оказался. Лишь мимолётом он услышал грубые голоса на неизвестном ему языке.
Спустя пару часов, в течении которых Дрянь так и не смогла уснуть, наконец стянули мешок, высвободив на воздух короткие небрежно побритые волосы. Еле-еле открыв глаза, борясь с режущей болью из-за пыли на ресницах, выродок наконец взглянул на стоящий перед ним ещё более устрашающий мохнатый силуэт, который загораживал весь задний план: тусклый свет, исходящий от костра, Гайгера, которого можно было отличить лишь по красному кожаному кошелю на бедре. Мальчишка видел люфтерати не впервые, по крайней мере схожий народ некогда захаживал в кабак, но сейчас, когда один из них стоял прямо тут…Неожиданно начавшийся разговор между двумя мужчинами немного прервал смятение скотины. Конечно, ни единого слова он не понял, но внимательно наблюдал за лицами, выжидая то ли одобрения, то ли угрозы. Хотя об одобрении речь могла и не идти, лукавый смех таких отморозков никогда не сулил ничего хорошего. Окончились переговоры весьма неприятной и тяжелой трепкой головы мальчишки, после которой люфтерати пошёл прочь к своему костру. Как широкая тень наконец спала с лица, на юношу пал ужас…Средь толстых деревьев и расставленных шатров он сразу приметил около дюжины крепких деревянных клеток, обитых железом, в которых, как ему изначально показалось, сидел сам он! Невольники скулили. Кто-то измученно покоился, вжав колени как можно ближе к себе, кто-то беспокойно трогал жерди, озираясь по сторонам, в том числе один, уродец, пристально откровенно пялился на прибывшего мальчишку. У кого торчали продолговатые уши, у кого клыки. Таким зверьем был не один он – все находившиеся там были тем скотом, коих просто на просто держали у своих ног.
«Твоё дрянное тело стоит 2 серебряные монеты,» - горделиво процедил Гайгер, наблюдая за реакцией своей «скотины» с некой насмешкой. Ещё раз проверив на прочность цепь у её шеи, потянув для этого несколько скоб, он наконец скрылся в шатре, проследовав за остальными разбойниками.
Как же он стал противен юноше. Нет, прежняя обида всё ещё жила в сердце взращённой дряни, однако тогда, именно в ту ночь и в тот час эта обида переросла в откровенную ненависть и необъяснимое презрение. Он плакал. Плакал, будто жестоко предали, и кипел от очередного, казалось бы, привычного, унижения. Обессиленный и связанный так и остался сидеть на холодной земле, с трудом глотая накопившиеся от слез куски через кандалы. Взглянуть на грязную экспозицию из клеток, в одной из которых скоро окажется и он сам, ему было не под силу. Тяжелая цепь лишь помогала держать голову внизу, оттягивая тонкую тощую шею к траве, а остальная её часть гибкой змеей вела к крюку-сцепки подле колес повозки.
* * *
В ту же ночь, а вернее уже ранее утро, потому что некогда черные мрачные ветви деревьев наконец-то стали выделяться на фоне белеющего неба, заложник пробудился от суетливых и скрепящих шагов, которые, по его мнению, точно исходили со стороны тех зловещих клеток. Преодолевая ноющую боль в теле от весеннего утреннего мороза, он немного приподнялся с места, дабы выяснить, от кого же издавался шум. На его удивление средь деревянных «ящиков» мелькал силуэт не того жуткого люфтерати, а напротив, длинноухая голова одной из ранее сидевших фигур. Понять, что конкретно тот делает, юноша не смог, ибо у него просто на просто не хватало сил встать на ноги, и тем не менее, несмотря на своё отчаявшееся смирение, внутри себя он понимал, что нужно собрать волю в кулак. В тот же момент, когда связанный в очередной раз поднял голову на клетки, помимо тельца самого «сбежавшего» завиднелись и двое других схваченных существ. Они выбрались на свободу! Выродок просто не мог поверить своим глазам! Один за другим они покидали свои оковы, направляясь в сторону леса, дабы хоть как-то скрыться из виду, однако, чем больше народу высвобождалось на свет, тем, с позиции Дряни, становилось всё шумнее и шумнее. Волнение и суетливое наблюдение вслед убегающим прервалось ловко подскочившим к повозке длинноухим морфитом. Не произнеся ни единого слова, вооружившись немного тупым ножом, лежавший неподалеку от хозяйского шатра, он принялся выковыривать злосчастный крюк подле мальчишки, пытаясь сдернуть цепь. Делал он это крайне резво, но не без тревоги, ведь не каждый освободившийся уже покинул «лагерь хакмаррца». Свобода была почти в кармане, но уже знакомый разъяренный рев хозяина застал врасплох всех беглецов.
Из шатра, ещё не успев нацепить рубаху, выскочил по началу один люфтерати, который к спеху понесся в сторону клеток, на везение не сразу обратив внимание на главного виновника побега вместе с юношей. Однако, хоть у этих двоих и появились запасные секунды, тем, кто уже оказался на свободе, повезло куда меньше. Только тот успел схватить одного зеваку, то к клетям выскочили и проснувшиеся бетяры, принявшись за остальных. Мальчишка же замер как вкопанный, видимо не на шутку перепугавшись ожидаемого итога, вовсе позабыв о своём спасителе. Как раз таки он и привёл Дрянь в чувства, отдернув освобожденного назад. Не успев опомниться, морфит лишь толкнул того в спину, направляя в сторону леса. Следом раздалось «Беги!», а после, забежав уже на несколько десятков шагов в глушь, лагерь пропал из виду…
Позади всё раздавались вопли и яростные крики, которые только заставляли мальчишку двигаться вперед, удерживая на груди звенящую цепь, а лесная глушь становилась мрачнее и мрачнее…
